большое «но». Я впитывал Ци куда слабее, а мои запасы после убийств утекли как нефиг делать за мгновения.
А ведь мне надо было качаться, и чем сильнее, тем лучше. Нет, серьёзно, мне действительно надо было как можно быстрее прокачаться, так как каковы мои реальные силы? Кого я могу убить с началом четвёртого уровня?
Ладно, одного я убил, но лишь потому, что смог его отравить. Окей, тех восьмерых я угрохал, но лишь из-за того, что они А: тупые; Б: не умеют сражаться; В: не умеют работать в команде; Г: у меня был талант, а у них нет. Но едва один из них сменил тактику, перейдя на рукопашку, и меня озвездюлили как нехрен-нахрен.
А туда, куда я иду, тех, кто хорошо сражается будет овер-дохрена, а учитывая, что коснуться таланта можно с уровня Священного Роста, то даже мои удивительные способности уже как бы и не катят особо, так как они есть там у всех. А я, ко всему прочему, ещё и мечом владею через жопу.
Чувствую себя полнейшим ничтожеством, если честно.
Но тем не менее я продолжал тренировки с упорством идиота, пытающегося проломить головой стену. Если часто биться о стену, можно будет её сломать. Или сломать себе голову, здесь как повезёт.
Наверное, моё лицо красноречиво передавало мои чувства, так как Сянцзян на одном из привалов отложила тарелку в сторону, внимательно взглянув на меня. При этом она даже не доела.
— Юнксу, я вижу беспокойство на твоём лице. Тебя что-то тревожит?
Ты чё, психологом заделалась? Не пугай меня, я не переношу психологов ещё со школьной скамьи. У нас там был один психолог. Он так помогал детям, что одна девчонка аж сдохла от счастья. Пришла к нему поплакаться, а он сообщил, что его рабочий день закончен, и она сиганула с десятого этажа этим же днём.
Иными словами, они нихрена не помогают.
И тем не менее…
— С чего вы взяли, Сянцзян?
— Я вижу, что вы в последнее время напряжены. Вы помогаете мне, я бы даже хотела сказать, заботитесь, и мне бы хотелось отплатить добром на добро, — мягко произнесла она.
Ну, кто о ком ещё заботится, если уж так говорить. Она меня переносит, она готовит еду, она даже иногда меня обнимает в порывах кошмаров, грея собой. Тут скорее я нахлебник. И тем не менее…
— Нет, всё в порядке, — ответил я.
Думал, сейчас будет допытываться, но Сянцзян лишь кивнула и вернулась к еде, при этом бросив на меня взгляд, типа я знаю, что ты соврал.
— А мог бы попросить помощи, — сказала Люнь на одной из тренировок.
— Да она же ничего не помнит, — отозвался я, повторяя один и тот же удар до автоматизма.
— Но быть может и вспомнила.
— Вот именно. Вспомнила, и нам неизвестно, что конкретно она может вспомнить. Как правильно фехтовать? Или кто она и кому по-настоящему принадлежат вещи, что со мной?
— Так вот чего ты боишься…
— Понятное дело, что именно этого. Чем меньше она помнит — тем сохраннее моя жопа. Люнь, ты действительно веришь, что она в реальности такая добрая? — приподнял я бровь, слегка удивлённый наивностью призрачной девчонки.
— Ну… она вроде искренняя.
— Люнь, тебе сколько?
— Неприлично спрашивать девушку о её возрасте, — буркнула она.
— Чуть больше, чем дохрена лет, если я не ошибаюсь, верно?
— Хочешь намекнуть, что я глупая?
— Ты? Нет, ты просто тупка. Задумайся над тем, чего она такая добрая?
— Обычно…
— Вся аристократия, все эти сильные последователи практически всегда надменны, чувствуя силу над всеми, кто ниже их. Они считают их недостойными себя, жалкими, слабыми, и она явно одна из них. Для них никто не ровня, если слабее.
— Да с чего…
— По поведению, Люнь, посмотри на её манеры, — вздохнул я. — Это не то быдло с нижней деревни или даже верхней, и не те, кого мы встречали. Да даже меня сравни с ней по разговору, движению, манерам, даже сам тон и интонации. Это кто-то из знати. Но сейчас, когда она потеряла память, скорее всего, ведёт себя как та, кем была до обретения силы. Но стоит этой женщине всё вспомнить, и перед нами может оказаться совершенно другой человек. И мне хотелось бы не способствовать этому. Мне по душе милая добрая женщина, а не стерва, которая не даст никому спуску.
Да, именно этого я и боялся. Что вспомнит она себя настоящую, и у меня в лучшем случае всё отберут. Память — штука такая, может возвращаться. И лучше это произойдёт после того, как я с ней распрощаюсь.
А что касается моего кретинизма… таков путь, чё ещё скажешь?
Так что если мой рост со скрипом, но продвигался, потоки с трудом, но пробивали русло в теле, протягивались, то вот с мечом был полный затуп. Ну не понимал я, почему у меня не получается.
Я вкладывал столько сил, я делал движения на грани возможностей, готовый обогнать солнечный свет, но всё равно меч не чертил те линии, которые были нужны. Всё равно он шёл вкривь и вкось, не попадал туда, куда нужно, хотя казалось бы, куда проще. Будто я играл в бадминтон и не мог попасть по воланчику, хотя видел его.
Чё я такой кривожоп, блин…
Да, я что-то делал неправильно, но с тем же успехом можно было советовать лучше стараться.
А тем временем время шло, и мы приближались к столице. Оставалось надеяться, что мы не встретим на своём пути никаких проблем. И доберёмся до того, как Бао вскроет тубус и со сгоревшей жопой на пердальной тяге понесётся за нами.
* * *
Сказать, что сердце ёкнуло — это не сказать ничего.
Бао молча смотрел на раскрытый тубус и то, что вытащил из него.
Две деревянных больших щепки, предположительно, от той самой двери, что вела в хранилище. Кто-то положил их внутрь, и было несложно представить, кто это сделал и куда подевался сам свиток.
Бао сидел молча минут пять, будто эти кусочки гипнотизировали его. В голове пролетали тысячи мыслей, от досады, что цель была так близко, до укоров в сторону самого себя, что так просто поверил хитрому мальчишке. Но ни одна из них не была пропитана ненавистью или злобой — ему было плевать на других, но тем не менее, он всегда признавал достойного противника.
Бао неожиданно хохотнул, потерев затылок.
— Вот хитрая блоха… Ну ладно, Юнксу, признаю, ты действительно молодец, напакостил под конец, а я, старый дурак, и повёлся на уловку, старую, как мир. Признайся, ты изначально знал, что я так с тобой поступлю, и