забралась на ворота кладбища и ходила по ним туда-сюда, иногда пританцовывала.
Майки сидел там же и болтал ногами. Он глядел вниз и размышлял, если бы живой человек упал с такой высоты, это убило бы его?
Тут Бетси резко остановилась: в груди вновь укололо и сильнее обычного.
Ей стало страшно, и она подбежала к Майки, но споткнулась и сорвалась вниз. Майк ловко схватил ее за руку. Отпусти он ее, и Бетси упадет.
Она испуганно, но с благодарностью глядела на него и рассмеялась от волнения. Но Майк смотрел на нее печальными глазами. Он медленно перевел взгляд на сжатые кисти.
– Майк, ты ведь не…
– Бетси, – перебил он. – Наше время заканчивается.
– Нет, что ты говоришь?! – залепетала она.
Хотя Бетси и думала об этом последние деньки, но сейчас, когда она парила, словно над обрывом, ее охватил страх. Сейчас Майк решает ее дальнейшую судьбу. Их сжатые руки будто черта, разделяющая ее воскрешение от вечного скитания.
– Тебе здесь плохо? – спросил Майк. – Я вижу это. Ты не понимаешь, как можно так существовать годами? – говорил он вслух непроизнесенные слова Бетси. – А все потому, что твое тело до сих пор живёт, Бетси, только вот душа убежала…
– Майк, что ты хочешь сделать? – Бетси сильнее сжала руку.
– Вернуть тебя домой, – признался он.
В груди у Бетси вновь заныло. Теперь не переставая, долго и мучительно.
– Как же больно! – зажмурилась она.
– Тело зовёт тебя…
– Я не могу терпеть! Как унять эту боль? – невидимые слезы катились по щекам Бетси.
– Я отпущу твою руку… – тихо и спокойно, будто убаюкивая, сказал Майк.
– Мне страшно. Будет больно падать?
– Нет, – прошептал Майк. – Будто приземлишься на облачко… Но этого удара будет достаточно, чтобы вернуться в тело…
– Хорошо, только можно, я закрою глаза?
– Конечно, – Майк часто-часто заморгал.
– Нет, нет, нет! – встрепенулась Бетси, чувствуя, как друг разжимает ладонь. – Я не хочу закрывать глаза, так становится темно, и ещё страшнее, лучше я буду смотреть на тебя…
– Хорошо, спасибо! – прошептал Майк.
Он опустил голову и примкнул губами к руке Бетси.
Неожиданно началась гроза.
Ноты басового ключа взревели: гром бушевал. Тут же присоединились нежные аккорды скрипичного: дождь полил тихо-тихо, будто зашелестел…
– Природа играет для тебя, – улыбнулся Майк.
– Да, – дрогнувшим голоском молвила Бетси. – Давай, споём гамму? На счёт «си», разожми руку?
– Хорошо, – тихо произнес Майк. – Это будет самая долгая и жестокая октава в моей жиз… – он нервно рассмеялся, – смерти!
– В моей тоже! – Бетси плакала.
– Начинай…
– До, – протянула она, – … спасибо за все!
– Ре, – спел Майк, – приходи хоть изредка ко мне…
– Ми, – голос Бетси дрогнул, – только позови…
– Фа, – пропел Майк, – буду рад всегда…
– Соль, – протянула Бетси, – в груди не утихает боль…
– Ля, – спел Майк, – за все благодарю тебя…
– Си… – ее голос дрогнул.
– Бетси, живи!
***
Она приходила сюда каждые выходные. Даже охранник не препятствовал.
Она любила усесться около старой почти провалившейся могилы.
Она стелила плед, ложилась и читала книгу или долго-долго что-то писала в толстой тетрадке. Она будто отдельную жизнь в ней проживала.
«Ах, как же здесь хорошо!» – единственная фраза, которая слетала с ее губ в этом тихом месте.
Шли годы.
Теперь ее сюда привозила машина.
За рулём сидел ее муж, на заднем сиденье – малышка, ее дочь. Муж сдержанно улыбался, а девочка лепетала:
«Мама юбит писать на кадбисе!»
Она целовала ее в макушку через открытое окно и уходила на любимое местечко. Она чувствовала – ее там ждали. Впереди несколько часов умиротворения, покоя и счастья.
Прошли десятилетия.
Теперь на ее любимом местечке разлилось небольшое озерцо.
«Я буду счастлива здесь почивать!» – шептала она, уже будучи старушкой, и подолгу глядела на воду.
Теперь сюда приходят ее взрослые дети. Она же покоится около озера.
Через много лет ее внуки приносят цветы прекрасной плакучей иве, что выросла возле ее могилы.
Ее кудрявые веточки нежатся в чистой водице озера.
Здесь царит покой.
Плюшевый Габи
Жил-был на свете маленький чертенок-уголек по имени Габриэль. Для друзей Габи.
Жил Габи в печке. Весной и летом Габи и его сородичи сладко спали, а чуть наступали первые холода, чертята-угольки просыпались.
Они жили в самой глубине печки, куда не доставала кочерга. Местные называли ее чертедробилкой. Каждую ночь проходили похоронычертей-угольков – кочерга выгребала их прах, но утром во время растопки рождались новые демонята, поэтому чертиное царство угроза вымирания не пугала.
Жители могли спокойно менять место жительства, если печка им надоедала. Можно было осторожно выползти через поддувало и пробраться, например, в дровяник, найти уютное брёвнышко и впасть в спячку, ведь без огня чертята засыпали. А потом вместе с этим брёвнышком найти новое пристанище. Но если несчастный попадет в лапы кочерги-убийцы, живым ему из печки не выбраться. Кочерга бьёт по углям и лишает способности гореть, жизненные искры из чертенка выбивает!
Габи был хитренький и пронюхал, как можно уберечь себя от безжалостной кочерги: он успевал погреться и побеситься в огне, пока горели дрова. А больше всего ему нравилось, когда открывали поддувало, и под порывом ветра искры на горящих дровах вспыхивали как фейерверк! Адское зрелище!
Габи не один год удавалось удирать от кочерги-убийцы, и до сих пор его смекалистость спасала ему жизнь. Когда ему надоедало играть с огнём, он подслушивал разговоры людей снаружи. Правда, иногда треск дров мешал. А больше всего ему нравилось купаться в остывшей золе, пока кочерга-убийца не забирала ее. Габи в эти моменты улетал в иные миры, он словно смотрел мультфильм о прежней жизни тех, кто погребён в золе. Он слышал шелест ветвей и видел густые зелёные леса из пушистых елей или стройных берёзок. Он видел чудесные истории, волшебные сказки, и даже иногда сводки новостей!
Так на протяжении многих лет Габи купался в золе и многое повидал! Печка была настоящим порталом в иные миры! В этом темном горячем месте можно было отправиться в настоящее путешествие!
Габи походил на крохотного человечка (как и все чертята) – крепкого и коренастого – с чёрными-черными волосами на самой макушке, но выбритыми у висков. Габи очень нравилась такая прическа. Голос у него был низкий и немного хриплый. Зелено-карие глаза походили на орешки-миндалинки. Ногти Габи были всегда в золе – черные – небрежное напоминание о темной стороне души.
Будь Габи человеком его бы сравнивали с греческим богом – Марсом или Аполлоном. Нос у него был прямой, а губы четко очерченные и такие красивые, что Габи мечтал, как однажды какая-нибудь очаровательная чертиха захотела бы прикоснуться к ним. Габи был убежден, если это случится – угольки в ее и в его сердце горели бы даже в самую летнюю жару!
И тогда он узнает, что такое любовь…
Сколько историй узнал он про эту таинственную и непонятную любовь, но так и не понял, что же она такое?!Но непонимание не мешало ему мечтать о любви, сидя на горячих кирпичах внутри печки.
Он никому не рассказывал о своих