Поэтому я молча позволяю ему раскладывать продукты по шкафчикам и полкам холодильника. Даже несколько замороженных обедов и пакетов с овощами попадают в мою морозилку.
На мои глаза наворачиваются слезы.
– Я не могу принять это, – говорю я, стирая их со своих щек. – Серьезно.
– Кора, – он предупреждающе смотрит на меня, – заткнись.
– Я не принимаю благотворительность, – объясняю я. – Так же, как и подачки. Это уже слишком, даже от тебя.
Даже несмотря на то, что из-за тебя я вляпалась в эту историю.
Он морщится, и я понимаю, что должна принять его жест. Сейчас я веду себя абсолютно нелепо. Что у меня останется, если я поступлюсь своей гордостью? Явно не мое достоинство, ведь оно сгорело, когда раскаленные песочные часы оставили клеймо на моем запястье.
Я чувствую свою уязвимость из-за того, что он находится в моей квартире, купил мне еду и знает о моем голоде.
– Я верну тебе деньги, – обещаю я.
Аполлон кивает и останавливается прямо передо мной. Я придаю своему лицу невозмутимое выражение, встречаясь с ним взглядом. Вульф был прав. Именно маски, которые мы носим в «Олимпе», позволяют нам быть самими собой. Но, не считая этих масок, мы носим воображаемые каждый гребаный момент каждого дня.
Сейчас твоя маска – безразличие, Кора.
Именно так я пережила ситуацию с Кроносом, именно так я выйду из ситуации с ними – с Аполлоном, Вульфом и Джейсом.
Аполлон кладет палец мне под подбородок и поднимает мою голову. Его взгляд скользит вниз, вдоль темной бретельки бикини, а затем возвращается наверх.
– Не беспокойся об этом долге, Кора. Ты и так уже у нас в долгу, – тихо говорит он, проводя пальцем по моему лицу, от подбородка до уха. – Хочешь понять, что это значит? Ты наше ценное имущество, а мы защищаем свои активы.
Я сглатываю, пытаясь понять смысл его слов.
То есть, как только я заплачу свой долг, я больше не буду их проблемой и вернусь к исходной точке?
Глава 8
Кора
Мое время вышло.
С самого утра, пока я принимаю душ и одеваюсь, под моей кожей пульсирует страх. Мой телефон звонит, но я не обращаю на это внимания, потому что очень нервничаю. Хлопья, которые я заставляю себя съесть на завтрак, тяжелым грузом оседают у меня в желудке, словно каждый кусочек еды подобен камням.
Я выливаю сладковатое молоко в раковину и ополаскиваю миску. Мне придется… не знаю… притвориться, что сегодня обычный день. Я пойду на учебу, буду делать домашнее задание в библиотеке и благодаря собственному здравомыслию вернусь домой до захода солнца.
Подойдя к своему шкафу, я вдруг вспоминаю о папином подарке и о том, что в момент его вручения я подумала, что это шутка. Но если удастся его найти, то сегодня он может мне пригодиться. Когда я нахожу в коробке под моими ботинками маленькую бутылочку, то издаю победный клич. Перцовый баллончик, возможно, не спасет меня, но он может дать мне шанс. Поэтому я кладу его в свою сумочку и тороплюсь выйти из дома, потому что такими темпами я опоздаю на занятия.
Всю дорогу до кампуса СФУ я ощущаю, что мои чувства обострены. Если это действительно нейтральная территория, то я должна быть в безопасности, верно? Я цепляюсь за эту мысль, пока сижу сначала на одной паре, потом на другой, а когда мы с Марли проходим мимо друг друга в коридоре, она пристально смотрит на меня, прищуривая глаза, будто знает, что что-то не так. К счастью, ни у кого из нас нет времени, чтобы остановиться и поболтать.
В списке моих планов на день я почти дошла до пункта «пойти домой», как вдруг библиотечное кресло напротив занимает мужчина.
– Девочка-невидимка.
Я убираю свой блокнот в сумку и замираю. Мои пальцы задерживаются на молнии, и я быстро узнаю в этом мужчине охранника, который обычно стоит у дверей в офис Кроноса в баре.
Он ухмыляется мне, откидываясь в кресле назад и кладя ноги на стол.
– Ты закончила?
– Не совсем, – уклоняюсь я от ответа. – У меня еще есть дела в кампусе.
– Тогда это будет захватывающий вечер, – он задирает рубашку, демонстрируя мне пистолет, заткнутый за пояс.
Когда он снова опускает ее, его улыбка становится шире.
– Ты привязана к этой библиотеке или к людям в ней?
– Ты о чем? – сглатываю я. – Ты будешь стрелять в них, если я не пойду с тобой?
– Босс дал добро на любые средства. Ты стала практически примером для подражания остальным должникам. Прямо-таки мученицей.
– Что он… – я не могу выдавить из себя этот вопрос. – Что он собирается делать?
– Да все что захочет. Возможно, он подвесит тебя за лодыжки где-то на задворках бара или поставит клеймо в более заметном месте, – его взгляд задерживается на моем горле, и я содрогаюсь.
– Что-то у тебя плохо выходит убедить меня пойти с тобой.
– А как насчет того, что я просто перестреляю здесь всех? – он кладет локти на стол. – Будет грязно. Прямо-таки кровавая баня. Копы, вероятно, станут рассматривать тебя в качестве главной подозреваемой. Девушка увязла в таких огромных долбаных долгах, что решилась на убийство.
– Я этого не хочу! – я резко встаю со своего кресла, и к моему горлу подкатывает тошнота.
– Знаю, знаю, девочка-невидимка.
Он тоже встает, берет мой кошелек, запихивает его в мою сумку, а затем бросает ее под стол.
– Эй…
– Бесполезно пытаться звать на помощь. Или на что ты там рассчитываешь, что может тебе помочь выпутаться из этого.
Никто не обращает на нас внимания, когда он провожает меня к выходу, в то время как его рука лежит на моей пояснице, побуждая меня двигаться быстрее. Мы пересекаем парковку и подходим к его машине. Он открывает заднюю дверь за водительским сиденьем и после некоторого колебания я сажусь в машину – а что мне еще остается делать? Если бы у меня был в руке мой перцовый баллончик…
Черт возьми, я первый раз взяла его с собой, и у меня нет возможности им воспользоваться.
Или мой телефон, который лежит в сумочке, оставленной под библиотечным столом.
Мужчина захлопывает за мной дверь, и я передвигаюсь на другую сторону сиденья, проверяя противоположную, но она не открывается, несмотря на то, что язычок блокировки поднят.
Он садится на водительское сиденье и, оглядываясь назад, смеется:
– В моей машине установлена защита от детей.
Я хмурюсь и скрещиваю руки на груди, надеясь, что это