А если хоть одна сволочь посмеет меня тронуть, клянусь, я отвечу. Хватит уже. Достало.
Да и в конце концов, любая новость перестает быть новой. Скоро всем приестся обсуждать «мою продажность», и я спокойно буду учиться дальше. Друзей у меня там, и так, не было, кроме Златы и Тимы. Всеобщее расположение я никогда не стремилась заполучить. Так что не пропадем.
И если с вопросом учебы все было ясно, то с Тимой все только еще больше запуталось. А с Яном так вообще.
Я не понимала, зачем он так поступил со мной? Я же согласилась на последнюю встречу… Или это был всего лишь способ унизить? Отомстить, так сказать. Доказать свою силу надо мной. Это сделало его счастливым? Успокоило?
Вопросы вихрем кружили в голове.
Наверное, да.
Как же больно от этого. Я знала, какой он. Но как же больно…
В моменты близости он был искренним, отбрасывал маску равнодушия. Не просто бездушно имел. Брал меня всю без остатка. Выпивал до дна. Но и тянул за собой вверх, к сладким порочным вершинам. Предавал своей страсти и чувственности, открыл мне доселе неведомый мир. Я же за ним в самый омут нырнула…
Вот только он никогда не подумает обо мне лучше. Между нами всегда будут стоять проклятые деньги.
Вздыхаю и прячу горящее лицо под подушкой. Так и провалялась в кровати почти до самой ночи, лишь один раз выползая перекусить.
Перед сном увидела звонок от Златы.
— Как ты? — сразу спрашивает подруга. Я выдавливаю робкую улыбку.
— Ничего, успокоилась. Завтра приду.
— Серьезно? — радуется она. — Это правильно. Ну их всех.
— Я тоже так думаю. Много чести будет, пропускать занятия из-за стада недоумков.
— Согласна. Я по какому поводу звоню… — возбужденно продолжает Злата. — Мне кажется, твой Ян никому ничего не говорил. Не виноват он.
— О чем ты? — встревоженно переспрашиваю. Даже проигнорировала слово «твой»
— Он сегодня зашел злючий к нам на пару, вытащил меня, чтобы разузнать, почему ты в таком состоянии. Удивлен был, когда услышал. Просто не мог быть он.
— Может это великолепная актерская игра? — с сомнением ответила я.
— Да нет. Это же Истомин. Думаешь, он бы притворялся? Если бы хотел размазать — размазал бы. Уж ты лучше всех знаешь.
Она права. Ян бы никогда не играл и не притворялся. Такой, как он, рубит правду матку или наоборот слова лишнего не скажет. И если подруга говорит, что он был удивлен и растерян, значит так и есть.
Хмурю брови, откидывая подушку в сторону.
— Но кто тогда?
— Эдик Летов точно знает. Не зря все говорят, что изначально от него шло все про тебя.
— Да что ж я такого ему сделала?! Мы с ним сроду не пересекались.
— Не знаю, — сочувственно промолвила Злата.
А я в ужасе прикрыла рот рукой.
— То есть, я Истомина ни за что по лицу отхлестала? — На другом конце слышится звонкий смех подруги.
— Ну, в целом да. Как он тебя еще на месте не придушил…
— Была такая мысль. Что же теперь делать? — сокрушенным голосом чуть ли не взвываю я. Как я могла так попасть впросак?
— Извиниться, думаю. Давить на жалость, объяснить, что это всего лишь недоразумение.
Ах, если бы все было так просто.
Мне же теперь страшно к нему подойти будет. Может по телефону? В его присутствии я абсолютно теряюсь и начинаю трястись, как перепуганная мышь. Уже представляю, как будет заплетаться мой язык и стыдливо бегать глаза, едва он посмотрит на меня своим фирменным тяжелым взглядом.
Да уж, лучше по телефону. Надеюсь, он не спит. Он же вроде работает по ночам…
Я открываю контакты и набираю его номер.
Глава 26
Длинные гудки, томительное время ожидания. Ян не берет трубку. Или игнорирует после случившегося, или действительно занят.
Ладно, звоню и правда поздновато. Подойду к нему завтра в институте. Делать нечего.
Я преспокойно уснула и спала беспробудным сном всю ночь. Сны мешаются разноцветным калейдоскопом, как размытые неясные сюжеты. И среди всего этого его лицо. Почти в каждом сне. Наваждение какое-то. И тут мне нет покоя.
В универе появляюсь, когда пара вот-вот должна начаться. Захожу, извинившись, вместе с преподом, с усилием игнорируя шепотки и взгляды. Бухучет сегодня дается туго.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но вскоре экономические задачи отвлекают от лишнего, втягивая в свои ребусы с головой. Мы со Златой щелкаем их одна за другой, подтверждая свои золотые титулы ботанов. Шепотки утихают, всем становится не до меня. Наш препод умеет завалить по полной, не оставляя времени на телефоны и болтовню.
Только после пары слышу, как Света Клочкова обсуждает меня, не стесняясь, с Леной Лядиной. Слышу в их речи такие слова, как «заявилась», «стыд», «давалка». Кажется, скрежет моих зубов слышен на весь кабинет.
Решительно подхожу к ним, отбрасывая все сомнения и страхи.
— Вы хотите мне что-то сказать прямо? — холодно смотрю на них. — Зачем же за спиной? Лучше в лицо. Вот она я, перед вами. Слушаю внимательно.
Обе слегка замялись, не ожидая от меня такого напора. Переглядываются. Помалкивают.
Потом Клочкова все же не выдерживает и язвит:
— Я бы на твоем месте на край света бежала. Никогда не отмоешься.
На эту реплику мило ей улыбаюсь.
— А я не грязная. И если услышу от вас хоть еще одну необоснованную реплику или обсуждение, я доложу на вас в нужные инстанции за клевету. Свидетели всегда найдутся. Первыми же и заложите друг друга.
Мой голос уверенно чеканит слова, припечатывая однокурсниц к месту. В пол вросли, не иначе.
— В любом случае, педсовет ваши фамилии без внимания не оставит. — На сим заканчиваю свою речь и подхожу обратно к Злате. Девушки ретируются из кабинета. Остальные молчат, не лезут.
Отлично, на том и порешили.
— Ох и смелая ты, Митрофанцева, — восхищенно шепчет Злата. — Клочкова же теперь вся изойдется, что не ответила ничего.
— Да пусть катится в ишачью задницу. Надоели, сил нет. Я пришла сюда учиться, а не ерундой заниматься.
Больше никому до меня не было дела. Вряд ли из-за моей тирады в том кабинете. Я смотрю на вещи трезво. Просто людям быстро надоедает мусолить одно и тоже. Хочется новых хлеба и зрелищ. А я уже для них прошедшее и потерявшее актуальность событие.
Тем более, что на весь институт прогремела другая новость, которая ошарашила меня не меньше остальных: Ян Истомин попал в реанимацию.
В ужасе переглядываемся со Златой. Я зажимаю рот рукой, чувствуя, как все во мне падает вниз, рушится. В груди пустеет дыра. Это сердце рухнуло вниз.
Какие-то подонки въехали в его джип, потом жутко избили парня, живого места не оставив, и столкнули за обочину.
— О Боже… Как такое может быть?! — осипшим голосом восклицаю. Не своим голосом.
Злата остолбенело смотрит на меня, конспекты выпадают из ее рук.
— Кошмар какой! Что за звери могли такое сделать?
Каждые полчаса к полученной информации добавлялись детали, от которых к горлу поднималась тошнота.
Ему сломали два ребра. Отбили органы. Порвали селезенку, вызвав внутреннее кровотечение. Превратили лицо в сплошную гематому.
Это не обычные грабители, потому что его портмоне с крупной наличкой так и осталось в автомобиле. Кто-то сводил с ним счеты.
Тут же начали ходить слухи о его темных делах и неслыханном богатстве, которое ни черта не наследство.
Не досидев до последней пары, я попрощалась со Златой и побежала искать Летова. Говорят, что все эти новости он принес. Конечно, он же самый близкий друг Яна. Самый первый обо всем узнает.
Во мне нет ни страха, ни презрения, ни ненависти к Летову. Только дикое желание узнать, где Ян находится. Меня потряхивает от услышанного за день. Как же так?..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Летов при виде меня ни капли не удивляется. Разговаривает со мной так, как будто мы с ним общались до этого. Называет по имени. Исподтишка подглядываю за ним, настороженно относясь к такой перемене.
— Хреновые дела, Саш. Я вообще думал, что это твоя расправа. Слухи о вашем странном романе только глухой не слышал.