Он заказал шампанское и, когда вино принесли и разлили, коснулся своим бокалом ее бокала.
– Я должен рассказать тебе о своем прошлом.
Тина жадно сверкнула глазами. Он никогда раньше не рассказывал, как их семья жила до того, как переехать в Этернита, сколько бы она его ни расспрашивала. «Нелегко», и все тут.
– Должен?
– Это тебе понадобится, когда будешь, захлебываясь, повествовать деду, кто твой избранник.
Она опустила ресницы и принялась ковырять вилкой в салате. Ох и непросто будет рассказать это деду! Так же, как Адриане. Впрочем, сейчас не время думать об этом. У нее есть план, надо разыграть представление. Слава Богу, поблизости нет Линкольна, хозяина ресторана, а то потом сгоришь со стыда, глядя ему в глаза.
– Ну, рассказывай, а я буду есть. Как это называется? Очень вкусно!
– Granzeola, moleche е cape sante in saor, – пропел он.
– Ax, Джо, – защебетала она, чувствуя, что рядом стоит официант. – Только ты один можешь так сексуально произнести простое: «Крабы и креветки под соусом»! Ну, рассказывай про Сицилию!
Судя по виду, Джованни с трудом удерживался от смеха. Тина расхохоталась. Он тоже.
– Послушай, нам тяжко дались последние дни. Почему бы сегодня не расслабиться? – Обезоруженная его добродушием, Тина кивнула. – Сицилия... – начал он с восхитительным итальянским акцентом. В этом слове слышалось столько любви и преданности... Полюбив женщину, он будет относиться к ней так же. Лелеять, как принцессу. Тина торопливо потянулась к бокалу – убрать ком в горле и слегка подбодриться. – ...Сицилия каменистая, пустынная и прекрасная, – любовно продолжил он. – Люди там подозрительны. Жизнь каждого подчиняется кодексу фамильной чести. У отца в Палермо была небольшая мастерская по ремонту автомобилей, несколько десятков людей, которые все жили в одном доме. У нас с двоюродным братом были одни башмаки на двоих. В таких условиях, знаешь ли, очень сближаешься.
Вот оно, окошко в мир, из которого вышел Джованни со всей его подозрительностью и страстями.
– Представляю, – кивнула Тина.
– Сомневаюсь, что представляешь, – сухо сказал он. – Это совсем другой мир. Дети в Палермо взрослеют быстро. К двенадцати годам я был уже неплохим механиком и работал в отцовской мастерской.
– А школа?
– Никакой школы. Надо было выжить. Это означало, что все должны зарабатывать деньги. Я занимался поздними вечерами, выполнив дневную норму и отстояв с ведрами очередь к колонке за водой.
– Нелегкая жизнь, – покачала головой Тина. Именно такая жизнь вылепила крепкого, целеустремленного парня, и теперь ясно, откуда его амбиции и желание во что бы то ни стало подняться по социальной лестнице, подальше от бедности.
– Это была хорошая выучка. Вот почему я не боялся никакой работы, когда мы переехали в Штаты и я, к ужасу своему, обнаружил, что придется сидеть за партой с ребятами моложе меня или сделать рывок и догнать ровесников.
– Ты вечно сидел в библиотеке, – вспомнила Тина.
– Дома заниматься было негде, – бесстрастно подтвердил он. – Без воли к победе такие трудности не побороть.
– Я даже не догадывалась, как трудно тебе пришлось, – с сочувствием произнесла Тина.
Джованни взял ее руку, поцеловал – каждый пальчик в отдельности, потом ладонь. У Тины упало сердце.
– Нельзя показывать людям, что ты честолюбив, – произнес он со слабой улыбкой, целуя ей подушечку у основания большого пальца. – Это их, знаешь ли, пугает. Я был голодней, чем кто-либо мог себе вообразить.
– Хотел богатства?
– Власти. Признания, – он поднял на Тину холодные глаза. – Знаний.
Чувствуя неловкость, Тина опустила ресницы.
– Гарвард, – пробормотала она. Он пахал как проклятый, работал на трех работах, чтобы покупать книги и одежду, не висеть камнем на шее у родителей.
– Это была моя мечта, – кивнул он. – Когда мы узнали, что меня примут и, что я выиграл стипендию от «Ротари» Американский клуб деловых людей , мы с родителями съездили в Гарвард. – Глянув украдкой ему в лицо, Тина поразилась, какое оно печальное. – Устроили пикник, а потом через Чарльзривер въехали в Кембридж. Гуляли по студенческому городку, мечтали – Гарвард-сквер, Уинтроп-сквер, библиотека... В мечтах я уже был там. Я бродил по всем этим местам, и мое будущее расстилалось предо мной, как и благополучная старость моих родителей.
– О, Джо! – сдавленно воскликнула Тина.
– Пойдем потанцуем.
В танце Джованни нежно держал ее в руках, словно сокровище, а Тина подняла лицо и прижалась щекой к его щеке, думая о мальчике, который выстаивал очередь к колонке и повзрослел раньше времени, об отчаянно честолюбивом школьнике, сидевшем за книгами до рассвета, и о мужчине, , , которым он мог стать, если бы... если бы не убил ее сестру.
– Тиинаа, – выдохнул Джованни.
Ее пронзила дрожь. Осторожно он взял ее пальцами за подбородок и повернул так, чтобы они смотрели глаза в глаза.
– Мм? – не доверяя своему голосу, только и смогла откликнуться она.
Он проник в нее взглядом, в котором теплилась неподдельная нежность.
– Я люблю тебя, – тихо сказал он.
Тина ахнула в голос. Глаза ее наполнились слезами. Джованни тут же прижал ее к себе.
– Ты что, спятила? Ты должна сказать мне, что любишь меня, а не шарахаться, будто я сообщил, что покидаю тебя навеки!
Она с силой отвела голову:
– Очень жаль, что это не так!
– Скажи! – потребовал он. – Немедленно!
– Я... – Тина сглотнула. – Я не могу. Не выходит.
– Тогда сделай что-нибудь. Обними меня. Изобрази губами что-нибудь нежное, чтобы люди увидели, если они смотрят, – а я думаю, что смотрят, потому что при каждом твоем движении у мужчин кровь кипит в жилах.
Да, только не у тебя, подумала Тина, как загипнотизированная, глядя ему в глаза. Но ведь ей самой хочется прикасаться к нему, почему бы не воспользоваться преимуществами этой игры! И она послушно вскинула руки ему на шею, нежно погладила шелковые волосы на затылке. Джованни весьма убедительно вздрогнул, втянул в себя воздух, и Тина, запрокинув голову, не помня себя, выдохнула:
– Я люблю тебя, Джо!
Он спрятал лицо в ее волосах и крепко прижал к себе. И пока они танцевали, она чувствовала во всем теле мучительную сладость и спрашивала себя: может быть, все это – нежные взгляды, любовь, светящаяся в его глазах, трепет его возбужденного тела – все-таки всерьез? Может быть, он не просто находит ее желанной и соблазнительной? Может быть, разгорается искра их прежней любви?
Но ведь любил он не ее, а Бет! Она, Тина, была всего лишь отдушиной. Бет отказала ему в ласках, и Джо пришлось искать, с кем утолить свое отчаянное желание. Но любил он Бет. Это следует помнить! В голове у него только одно – месть! Ах, нет! Еще плотский голод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});