— Он был один? — хрипло спросила Люси.
— Нет. Праздник закончился, и они с Барбарой приехали обратно. Она стояла позади отца, и Броуз, ее шофер, тоже был там.
— Броуз? Он имеет какое-нибудь отношение к…
— К Синди? Это ее отец. От него она узнала всю историю и разнесла ее по школе.
— Картина, которую она нарисовала на доске в классе…
— Была ужасна! Но Синди сама, наверное, была в шоке, как и весь город. До сих пор я этого не сознавал, но теперь понимаю их чувства. — Роберт откашлялся. — Твои слова о лояльности заставили меня по-новому взглянуть на вещи, и до меня наконец дошло, что весь город переживал трагедию, связанную со смертью Олуэн Тетли.
— Но ты был ее главным действующим лицом, — сказала Люси, понимая, что его страдания невыносимы. — Поэтому и переживал все это столько лет. К тому же ты был ребенком. Барбара избавилась от соперницы, Эрик потерял жену, Бенмор — свою любимицу, а ты — родную мать!
— Я много думал об этом, — нервно вздохнул Роберт, — и пришел к выводу, что в тот момент отказывался признать гибель матери свершившимся фактом и смириться с этой потерей. У меня был единственный путь, чтобы выжить, — стать другим.
— Ты поступил абсолютно правильно, милый.
— Правильно? — Он задумчиво нахмурился. — Тогда почему возвращение в Бенмор так ужасно подействовало на меня?
— Это вполне естественно. Когда ты уехал отсюда, тебе было семнадцать лет, и тебя переполняло стремление стать преуспевающим, могущественным, знаменитым. Прошло двадцать лет, ты очень многого добился. Видно, судьбе угодно было привести тебя туда, где все начиналось.
— А мне кажется, что все дело в последствиях трагедии.
— Расскажи, что ты имеешь в виду, — попросила Люси.
— Налью-ка я нам немного бренди, — впервые за последние дни улыбнулся Роберт. — Путешествие по тропе памяти оказалось не таким мучительным, как я предполагал, но все же оно меня утомило.
Люси поставила чайник и приготовила кофе. Она понимала, что глоток бренди облегчит состояние Роберта, но предпочитала, чтобы он сохранил ясную голову.
— Здесь есть еще пара бисквитов, — сказала она, ставя перед ним чашечку, и уселась напротив, поджав под себя ноги.
— После того, как появился отец, я убежал из Олдбриджа и спрятался в пещере под утесом. Весь город бросился на мои поиски, и отец Дика Стоуни обнаружил меня только к вечеру.
— Дик Стоуни? — напрягла память Люси. — Ах, да, это сын викария, который стал врачом. Мы встретили его в госпитале…
— Похороны матери состоялись через пару дней, а отец вскоре покинул Олдбридж.
— Он ушел от Барбары сразу же после похорон?
— Нет, даже раньше — в день смерти матери. Дело в том, что я категорически отказался жить с ними.
— Тебя трудно в этом винить, — сказала Люси, незаметно пододвигая ему чашку кофе.
— Никто не обсуждал со мной случившегося. Дети в школе смотрели на меня как на чудовище, взрослая часть города относилась с жалостью. Я ненавидел и их, и себя самого, и никого не хотел видеть. Так шел год за годом.
Люси, потянувшись через разделявший их столик, порывисто коснулась его руки.
— Такую смерть нелегко пережить! Но, я надеюсь, теперь ты понимаешь, что эти люди, как могли, оберегали тебя, много лет храня молчание. Причем учти, что десять из этих двадцати лет ты не был ни богат, ни знаменит, а значит, они хранили уважение к тебе и твоим чувствам, а не к твоим успехам и достижениям.
Роберт тяжело вздохнул, разглядывая узор на кофейной чашке, а потом поставил ее на стол.
— Я всегда боялся, что кто-нибудь выдаст мою тайну. Теперь я понимаю, что всех недооценивал, в том числе и своего отца.
— Разве? — как бы невзначай спросила Люси.
— Я ненавидел его, — резко сказал Роберт, — и пока рос, окруженный страшными воспоминаниями о смерти матери, это чувство становилось все сильнее, так что временами я даже не мог заставить себя заговорить с ним. Помню, когда Барбара вышла замуж и уехала из Бенмора, он окончательно замкнулся в себе, потому что потерял обеих женщин, которых любил.
— А как ты относишься к нему сейчас?
— Я простил его, но все равно не в состоянии броситься к нему в объятия. Такие сильные эмоции не исчезают бесследно, они лишь немного притупляются с годами. Он делал все, что мог, чтобы найти путь к моему сердцу, но разверзшаяся между нами пропасть была непреодолима. Когда мне исполнилось семнадцать лет, я оставил дом. Год после школы мне пришлось работать, чтобы накопить денег. Отец пытался отговорить меня уезжать, твердя, что мои честолюбивые планы — чистейшее безумие. Поэтому я даже не удосужился сообщить ему свой новый адрес и пять лет не поддерживал с ним никаких контактов.
— Это все объясняет, — протянула Люси. — Мне ваши отношения всегда казались какими-то натянутыми и неискренними. Тем более странным выглядело то, что вы всегда объединялись, когда я задавала слишком много вопросов.
— Но теперь тебе понятно, почему я уклонялся от ответа?
— Вполне.
— И почему я так странно вел себя на свадьбе Мегги?
— Теперь все встало на свои места. — Люси села рядом, обняла Роберта и уткнулась лицом в его плечо. — Для тебя это был ужасный день.
— С той минуты, как твоя сестра влюбилась в Клайва Стейсона, я понял, что поставлено на карту. Каждый шаг, приближавший ее к алтарю, вел меня к встрече с Барбарой.
— И со старым особняком.
— Сидеть рядом с этой женщиной в «Клариджес» было для меня настоящей пыткой. Едва она начала произносить свой тост, как я уже знал, что услышу, но был бессилен остановить ее.
— Интересно, о чем она думала тогда, — задумчиво произнесла Люси. — Ведь и ей было нелегко.
— Этого мы никогда не узнаем. Впрочем, скорее всего, о моем отце. Она искренне любила его, и мне почему-то кажется, что они снова будут вместе.
— Я тоже подумала об этом, — улыбнулась Люси.
— Возможно, это уже произошло. Помнишь, я говорил, что известие о свадьбе Мегги совершенно не удивило моего отца.
— Да. У тебя тогда сложилось впечатление, что ему уже давно все известно.
— А рассказать об этом мог только один человек.
— И как ты относишься к тому, что они с Барбарой могут объединиться?
Люси внимательно посмотрела на Роберта. Он помолчал минуту, а потом ответил:
— Я не встану у них на пути. Барбара была права, когда сказала, что я не единственный, кто пережил трагедию. Они тоже страдали, так что, если и заслуживали наказания, то с лихвой искупили свою вину.
— Ты простил их?
— Да. — Роберт тяжело вздохнул и кивнул: — Простил. Обоих. Память о матери останется в моем сердце навсегда, а они пусть делают что хотят.