в кофейную на углу тут же рядом. Как мне всего этого не хватало. Вот этой свободы, полного отсутствия контроля и присмотра за тобой. Ходишь без оглядки, завернувшись в теплое пальто, а в кафе можно легко остаться в юбке и блузке. Провожу руками по разметавшимся по плечам волосам и ловлю на себе заинтересованный взгляд с соседнего столика.
Парень рассматривает без утайки, улыбается. Но, видя кольцо на пальце, скисает и опять сосредотачивается на своем кофе. И ничего в этом такого нет. Была бы я без кольца, вполне мог подойти и попробовать познакомиться. Я бы отшила или нет. И опять, ничего такого в этом нет. Дома так просто жить и легко.
Не удерживаюсь и открываю инстаграм Миланы, с жадностью просматриваю фотографии. За месяцы, пока меня не было, у нее многое изменилось. Появился парень. Прикусываю губу. Такой милый и приятный, наверняка Мили очень счастлива. Пальцы зудят, так хочется набрать ей и поздравить.
Целых тридцать новых фото. Внимательно рассматриваю каждую. На всех она счастлива и улыбается. Но это только инстаграм, тут все вылизано. Целый месяц после моего побега ни одного фото. Ей было тяжело. Но жизнь не заканчивается на предательстве подруги, она идет дальше. И Мили, похоже, нашла что-то гораздо более ценное взамен меня. Мужчину.
На одном из фото на заднем плане Тим. Провожу пальчиком по его размытой фигурке, с телефоном в руках и сглатываю. Как же я скучаю.
Уезжать нужно срочно, окунуться в работу. Загрузить себя так, чтобы даже по ночам снились проекты. Так должно стать легче.
Закутываюсь в пальто и выхожу на холод, бесцельно слоняюсь по улицам, и ноги сами выносят к тому самому ресторану. Вот и парковка, где мы столкнулись с Ренатом. То самое мгновение, его расширившиеся от восхищения глаза и замершее дыхание. Все началось именно здесь. Выдыхаю облачно пара, нужно прекращать себя мучить.
Забираюсь в такси и называю адрес мастерской, но прошу сделать большой крюк, чтобы проехать мимо дома Тиминых родителей. Детская выходка, но так хочется. Их окна выходят на улицу и, мне кажется, я мельком замечаю Семена Владимировича в кабинете.
Вот ему в глаза я точно никогда не смогу посмотреть. Человек, не приемлющий притворства и лжи. С ним иногда было сложно общаться, свои суждения он выдавал без фильтров и очень хорошо разбирался в людях. Но мы с Ренатом его провели, наверное, за счет того, что подобный сценарий никогда не уложился бы в его голове.
Возвращаюсь в мастерскую и отогреваюсь за чашкой горячего кофе. Воспоминания все время возвращают меня в оазис. Ренат такой счастливый, ни на секунду не отпускающий. Его счастье было отражением моего счастью. Его соблазняющие губы, постоянно шепчущие о любви и о моей красоте, не дают покоя.
Что он делает сейчас? Сидит в своей одинокой пустой квартире, также вспоминает обо мне и воскрешает воспоминания о наших ласках? Или пытается забыть? В чужих женских руках?
Перед глазами мелькает та шлюха из клуба у него на коленях, как он ее прижал к себе, как все равно закрываясь ею от меня. Как смотрел одержимо. Именно тогда я впервые испытала, что такое ревность, животная, бесконтрольная, разрушающая. Специально напивалась, чтобы он увез меня, а не остался с ней. И Ренат увез.
Он пробрался везде, даже в мою мастерскую. Провожу ладонью по столу и чувствую его руки на моем теле, помню, как твердая столешница царапала спину, пока он жадно и ненасытно занимался со мной сексом. Торопливое дыхание прямо в рот, откровенные ласки от которых уносило.
Стоит только вспомнить и меня складывает. Как же я привыкла к нему за эти месяцы. Пыталась не подпускать к себе, но не вышло ничего. Ренат глубоко в сердце и не отпускает.
Глава 19
– Очуметь, – Натка срывает покрывало с моей последней работы, – это ты для кого сделала?
– Так, свободный полет мысли, – я повертела в руках тряпку и окинула взглядом результат своей месячной работы по ночам.
– Это же ты, – она щелкнула пальцами по соску из полимера.
– Не делай так, – я инстинктивно закрыла грудь рукой.
– Да это же трындец, полный, причем, – Натка начала ходить вокруг скульптуры кругами, – ну, что лицо не очень видно, это даже хорошо, загадка. Зато сиськи и задница напоказ.
– Натка, – я швырнула в нее тряпкой, – хватит издеваться, это серьезное искусство.
– Да я ее за бешеные бабки загоню.
– Ну не знаю, жалко расставаться, – я подошла к себе же, но из полимера и внимательно всмотрелась, – смысл в освобождении, – провела пальцами по разрываемому черному одеянию, из которого я выбираюсь голышом. Спина выгнута и виден каждый позвонок. Руки прилагают усилие, чтобы избавить меня от покровов. Волосы свесились плотной завесой и прикрыли лицо и часть шеи. Инсталляция монохромна. Одеяние черное, я нежно-розовая.
– Судя по ней, в браке тебе было ой как хреново, – задумчиво шлепает Натка скульптуру по заднице.
– Да прекрати ты, – бью ее по руке, – это же искусство, руками не трогать.
Она начинает заразительно хохотать, и я следом за ней.
– Так, давай тебя продадим, – она вытаскивает смартфон и делает несколько снимков.
– Звучит не очень, – я качаю головой и задумчиво смотрю на подругу.
Натка продажник от бога, может старый мопед загнать по цене золота какому-нибудь банкиру. Такое я уже видела.
– Хватит у меня тусоваться уже. Твои носки два месяца валяются за кухонным столом, и я принципиально не убираю. Жду, когда у тебя совесть проснется. А она не просыпается, Соня.
– Прости, – прикрываю рот рукой, – я думала, они твои, и не убирала по той же причине.
– Думаешь, мои? – она щурится.
– Они же с котятками на пятках, я посмотрела.
– Черт, – Натка вздыхает, – ладно, живи дальше, сколько хочешь. Как называется?
– «Розовая воительница Соня выныривает из черной бездны тоски»
– Длинно, – она забивает название в описании, – зато с надрывом, богатые мудаки, вроде твоего мужа, на такое ведутся.
– Ренат не фанат современного искусства, – у меня сразу портится настроение при его упоминании, и я инстинктивно