- Это паршивое место. Но мы-то все еще живы.
Чистая правда, но все равно, это почему-то прозвучало неубедительно.
Вещи лежали там, где я их бросила; поблизости не нашлось никого, кто бы отважился проникнуть в развалины, даже польстившись на такое богатство. Мы съели несколько сухих палочек - из той легкой, но сытной еды, что Звездные берут с собой, отправляясь в дальнюю дорогу, и выпили воду из фляги, но на завтра уже следовало бы позаботиться и о том, и о другом - может случиться так, что потом на то, чтобы разжиться едой, уже не хватит ни времени, ни сил. В подводных руинах, скорее всего, было полным-полно рыбы - из тех, что любит прятаться в водорослях и меж камнями, но я что-то не слыхала, чтобы кто-то хоть раз отважился ловить рыбу в запретном месте. Да и времени уже не было, хотя на закате рыба клюет лучше всего. Может, что-нибудь подвернется потом, раз уж нам так до сих пор везло?
Улисс большей частью молчал, потому я спросила:
- Вы все еще хотите идти за Дианой?
Он сухо сказал:
- Хочу я или нет, это необходимо.
- Я думала, ваши к этому времени уже нас отыщут. Ведь летающие лодки могут двигаться очень быстро - вы сами мне как-то рассказывали. А их все нет и нет. Он пожал плечами.
- Я и сам не понимаю, в чем дело. Но оставаться здесь нельзя. Нужно двигаться, пока совсем не стемнело. Ты знаешь, куда идти?
- Я знаю, в каком направлении они двигаются. Они никогда не сворачивают, если идут большим отрядом. Мы тоже пойдем, только вдоль самого берега.
Это и впрямь было гораздо безопасней - если в нашем положении можно говорить о безопасности; любая лошадь обезножеет на крутых обрывах, а по кромке воды, изрезанной бухтами и осыпями, не пройдет ни одна телега, но для людей эта дорога была вполне проходима; кое-где, правда, приходилось двигаться не столько берегом, сколько морем, но лично у меня хватало чего бояться, помимо соленой воды.
Закат всегда нагоняет тоску; небосвод, море и угасающий день прощаются друг с другом, вот и сейчас в длинных, перечеркнувших берег лиловых тенях все вокруг казалось невыразимо печальным; даже ветер и тот стих.
Неожиданно для себя я тихоньхо заплакала - если выплачешься, всегда легче, но прежде у меяя не хватало времени для этого.
Улисс сказал:
- Ты что?
Я вытерла глаза рукавом:
- Вам можно жаловаться, а мне нет? Думаете, вам одному плохо? Всех моих поубивали не хуже, чем ваших, а кого не убили, то лучше бы им и не жить теперь.
- Да, - сказал он, - верно. Ты извини, я как-то…
- За вами придет помощь, а я останусь совсем одна…
Он сказал:
- Что ты. Мы заберем тебя с собой. Никто не собирается тебя бросать.
- И что же мне там, у вас делать? Чтоб в меня все опять пальцами тыкали посмотрите, мол, какие они дикари!
- Ни у кого и в мыслях не было ничего подобного. Напротив, мы хотим, чтобы вы стали равны нам. Или вашим предкам. Чтобы вы вновь научились ценить прекрасное. Летать к звездам.
- Не очень-то у вас получается,
Он вздохнул:
- Пока нет. Но не все же сразу.
- А уж насчет того, чтобы летать к звездам… Сколько нам ни попадалось Предметов, ни один из них для этого не годился.
- Тонкие технологии наиболее уязвимы, - сказал он. - Соответственно, и разрушаются быстрее. Остаются просто вещи. Старые добрые вещи. А потом… душ того, чтобы собрать какую-нибудь действующую конструкцию требуется колоссальный объем знаний. Это тебе не мясорубку смонтировать.
Я покосилась на него, но ничего не сказала. Море еще светилось, словно отдавая рухнувший в него за день свет, но побережье постепенно погружалось во тьму. Идти стало нелегко, а подняться наверх вскоре и вовсе будет невозможно. Потому я приглядела удобную тропку - не знаю, кто уж ее проложил, может, раньше тут стояло какое-то рыбачье поселение?
- Вот, - сказала я, - поднимемся тут.
Улисс спросил:
- А потом?
- Я-то откуда знаю? Это уже ваше дело.
Он сказал:
- Ладно. Осмотримся, потом решим, как быть. И мы стали подниматься наверх.
*
Сумерки постепенно сменялись ночью, но полной тьмы не было - небо, как это часто бывает в начале лета, светилось мягким зеленоватым светом, и звезды, выступившие на нем, казались яркими, будто умытыми. Одна из них - зеленая, висела низко над морем, пылая, точно холодный костер.
Я спросила:
- Вы прилетели вот с этой?
Улисс сказал:
- Что ты. Это и не звезда вовсе. Это планета. Видишь, она перемещается по небу.
- И что из этого?
- Она ближе остальных. Считай, почти рядом. Мы прилетели издалека. С одной из таких вот планет, обращающихся вокруг Сириуса.
Я сказала:
- Жаль. Эта такая красивая.
- Раньше ее называли в честь богини любви и красоты, - кивнул он, - но и Сириус считался славной звездой.
- Она почему-то похожа на серп. А все остальные - просто звезды.
Он удивился:
- Ты и вправду это видишь?
- А что тут такого? Когда небо чистое, вот как сейчас…
- Никогда не знаешь, чего от тебя ждать, - сказал он. - Иногда мне кажется…
Он замолчал, и потому я спросила:
-Что?
- Нет, - сказал он, - это я так…
- Там тоже кто-то живет, на этой звезде?
- Планете.
- Ну, планете.
Он сказал:
- Вроде, там раньше была исследовательская база. Но это было очень давно. Теперь - не знаю. Наверное нет.
- Когда люди туда прилетели, там было пусто?
Улисс удивился.
- Что значит - пусто?
- Ну, больше никто не жил? Какие-то свои, оседлые племена…
Он сказал:
- С тех пор, как люди начали странствовать по вселенной, они всегда искали других. Отчасти для этого они и пускались в свои странствия.
- Зачем? Зачем им понадобились чужаки?
- Должно быть, - сказал он, - если рассматривать все человечество как единое существо… единый организм… ему было очень одиноко. Иногда я думаю, что это инстинкт, неосознанное стремление найти кого-нибудь равного себе гнало их все дальше-Так волк рыщет по степи, чтобы найти себе пару…
- И нашли?
- Им так и не удалось никого отыскать, - сказал он, - иногда я думаю… может, они не так искали… не того ждали… может, не сумели распознать чего-то очень важного…
- Но, Улисс, если волк так и не находит себе пары…
- У него нет будущего, - сурово сказал он, - он умирает в одиночестве, вот и все.
Похоже, я тоже умру в одиночестве, точь в точь, как этот его волк.
Идти было нелегко, потому что земля тут была разрыта - кочевые порядком потоптались по ней, вывернув дерн; корни у здешних растений неглубокие. Мы все дальше отходили от моря, и почва постепенно понижалась, раздавленная трава пахла уже по-другому, сыростью.
Я сказала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});