Развалины частично поглотило море - волны лизали траченые плесенью камни и далеко, под воду, уходили гигантские ступени; все было слишком большим, неправильным, словно и не для людей вовсе.
Я обернулась к Улиссу.
- Кто тут жил? Они были великанами, эти люди Золотого века?
- Нет, - ответил он, - совсем нет. Просто было принято так строить. Ведь людей тогда было гораздо больше. В таких городах жило очень много народу.
- Куда же они все делись?
Он мрачно сказал:
- Вот и я спрашиваю… Достигуть такого технического уровня, таких духовных вершин… избавиться от войн, от болезней, заселить чужие миры - и кануть в небытие!
Я терпеливо сказала:
- Это просто сказки, Улисс. Люди есть люди - когда хорошие, когда дурные, да вы и сами знаете. А если то, что вы говорите, все-таки правда, то это и не люди были - кто-то другой.
- Именно они, - отрезал он, - и были настоящими людьми.
В том, как он это произнес, было что-то обидное, словно все, что окружало его сейчас, он отбрасывал, точно ненужный хлам. Может, что бы он там ни толковал насчет бесполезности мести, в глубине души он не мог простить, что его так обвели вокруг пальца - но наши-то при чем?
Солнце уже поднялось высоко и израдно припекало, но здесь, в развалинах, было прохладно и сумрачно; камни напитались вековой сыростью, точно корни деревьев. В выбоинах шевелились многоножки, на изломах белел помет чаек, которые отдыхали на каменных осыпях в штормовую погоду. Неподалеку, наполовину засыпанный песком, точно останки морского зверя, чернел остов какого-то большого Предмета, чем-то напоминающего летающую лодку Звездных, но с выпотрошенными внутренностями. Я спросила:
- Они тоже умели летать по воздуху и все такое?
Он устало ответил:
- Я же тебе рассказывал.
- Мало ли что рассказывают!
- Умели. Но дело даже не в этом - сама видишь, эти ваши кочевники освоились с оборудованием просто с невероятной скоростью; из них бы вышли толковые инженеры. Они были способны создавать вечные ценности. То, что никогда не умирает.
- Вот этого уж точно не бывает.
Он покосился на меня.
- Совершенно необъяснимое упрямство! Ведь ты должна гордиться - ты же сама и есть потомок тех, кто полетел к звездам. Кто создал великие произведения искусства, написал великие книги. Тех, кто мечтал о Золотом веке.
Он говорил как по-писанному, меня это уже начало раздражать.
- Так это же и был Золотой век!
Он уныло сказал:
- Выходит, что так.
-Ну и что с того? Кем бы они ни были, посмотрите вокруг! Куда все делось?
Он разглаживал рукой песок около себя; постепенно проступала каменная кладка; камни, гладкие, точно отполированные прикосновениями бесчисленного множества ладоней, были плотно пригнаны друг к другу - даже лезвие ножа не просунешь.
- Куда бы оно ни делось, - сказал он, - что-то все же осталось. Память.
-А что от нее толку?
Он встал.
- Пойдем, - сказал он, - я покажу тебе.
Я уперлась:
- Хватит уже того, что мы тут сидим. Если мы начнем соваться, куда не положено…
- Опять за свое, - тоскливо сказал он. - Кому не положено? Тут все принадлежит нам - кому же еще?
Я задумалась:
- Улисс, а вдруг они не сами все это делали? Вон, как камни уложены. Разве это человеческих рук дело? Может, кто-то к ним тоже прилетел? Такие, как вы? И зачем-то все это построил?
Он сердито сказал:
- Что за дурацкая идея! Никто к ним не летал. Это они отправлялись в другие миры, на поиски таких же, как они, на поиски истины.
- И нашли?
- Боюсь, что нет, - грустно сказал он, - боюсь, что нет.
Пришлось мне потащиться за ним - похоже, он был настроен очень решительно. Нет, не то чтобы я боялась, что из-за развалин на нас вдруг выскочит какой-то живой мертвец или что-то в этом роде, просто сами развалины выглядели очень чужими и какими-то равнодушными - словно мы были чем-то вроде копошащихся в камнях многоножек. Здесь тоже имелся спуск к воде - уже не ступени, но узкая тропинка, мощеная желтым камнем, которому время и крохотные водоросли сообщили зеленоватый оттенок; она уходила вглубь, в море, и волны лениво шевелили ленты водорослей, закрепившихся в трещинах между камнями - отсюда видно было, как в этих подводных зарослях стоят, зацепившись хвостами, крохотные рыбки с вытянутыми конскими рыльцами.
Там, внизу, что-то белело - смутно, точно облако в вечернем небе.
- Мы очистили ее от водорослей, - сказал Улисс, - но поднять так и не успели.
Сначала я не разглядела, что это там такое, а когда увидела, воскликнула:
- Тьфу, стыд-то какой! Это же голая баба. И не поленился же кто-то ее из камня вытесать! На всеобщее обозрение… вот так…
Нагое тело мягко мерцало в зеленоватом сумраке - маленькие груди, округлый живот, голова повернута чуть в сторону, слепые глаза изъедены временем. Около лица кружилась стайка мальков.
- Она же прекрасна, - тихонько сказал Улисс, - разве ты не видишь?
- Чего мне видеть? Баба как баба, только каменная. И не поленился кто-то камень тесать; правда, я видела такой камень, он мягкий, его легко резать, но зачем было высекать такую громадину? Что они с ней делали?
- Любовались.
- Извращенцы они были, эти древние, вот что я вам скажу. Понятно, что их в конце концов постигла небесная кара - столько сил тратить на какую-то мраморную задницу. Кому это нужно, спрашивается?
Я поднялась на ноги - рябь света и тени пробегала по лицу каменной женщины и оттого казалось, что маленький белый рот кривится в загадочной усмешке.
Улисс сказал:
- Вы безнадежны.
-Надо же! Мы, значит, безнадежны! Если ваши люди такие умные, где они теперь? Если в этих развалинах полно таких похабных штук, понятно, почему сюда запрещено ходить - оно порченное было, это поселение, порченное с самого начала!
-Запрет пошел оттого, что в городе могли быть эпидемии. Потому и Хранитель по посещению развалин проводил не меньше недели в карантине. Большинство таких ритуалов имеют под собой вполне реальную основу, знаешь ли.
Я сказала:
- Еще бы нет. Наверняка они тут как мухи мерли. Жаль, что мы сюда сунулись, но больше некуда. Улисс, я лучше посплю - у меня была паршивая ночь, да и следующая, похоже, будет не лучше. Только подальше от этой штуки, она мне не нравится. Еще и подмигивает, паскуда.
Каменная женщина все еще гримасничала в толще вод, но я уже повернулась к ней спиной.
*
Я легла прямо на песок под остатком стены - тут была тень и не так мешал ветер, который дул не переставая, заставляя песчинки со свистом срываться с гребней песчаных дюн. Сам по себе этот звук вовсе не был противным, но остальные звуки тонули в нем - раздайся поблизости чьи-то шаги, услышать было бы трудно. Море тоже шумело’, ритмично, точно гул крови в ушах, но этом шум был мягким, усыпляющим - точно так же оно шумело, когда тут бродили толпы народу, зачем-то спускались и поднимались по каменной лестнице, громыхали своими летающими лодками, занимались своими странными делами - может, делали что-то непотребное с той каменной бабой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});