«сено-солома». Чтоб постояли под обстрелом, чтоб получили свои фингалы от тупых учебных стрел и дротиков, чтоб убедились сами, что без этого «сена-соломы» и прочих сомнительных «прелестей» шагистики не выходит того слитного и слаженного плотного строя, без которого тяжёлому линейному пехотинцу в бою не выжить. Вот тогда – поняв и убедившись на собственной шкуре – люди воспримут правильно, вытерпят и научатся. А парады, все эти дурацкие церемониальные марши с этим идиотским выбиванием пыли из плаца, ни для каких практических целей на хрен не нужным – пусть этим римляне своих зомбированных задротов сношают. Довыгрёбываются они с этим в конце концов, когда начнутся солдатские бунты, первыми жертвами которых будут ненавистные центурионы, а без них развалится и армия. Нам такой обезьяньей игры в солдатики и на хрен не надо.
Увлёкшись зрелищем фехтующих на мечах новобранцев, мы сами не утерпели и тоже присоединились к занятию, дабы показать класс вчерашним пейзанам, а заодно и поразмяться самим. Но делать этих неумех нам быстро наскучило, и мы пофехтовали друг с другом, а потом, размявшись – с нашими бойцами.
– Ты только не поддавайся мне слишком уж явно, – предупредил я вполголоса Бената, когда мы встали в пару с ним. – Это заметно со стороны, а деревянным мечом ты меня не убьёшь.
– Ну, калечить тебя мне бы тоже не хотелось, – так же тихо заметил кельтибер, принимая боевую стойку и едва заметно ухмыляясь. – Хотя – да, ты ведь парируешь удары не только щитом, но и МЕЧОМ…
Естественно, я именно так и делал. А как ещё прикажете выстоять в поединке с этим прирождённым головорезом, если не устраивать с ним вместо настоящей тренировки заведомого театрального спектакля? Только так и можно, широко применяя непривычные ему фехтовальные приёмы, в античном мире так и не прижившиеся из-за очень хреново приспособленного к ним античного оружия, но для моего – вполне подходящие. Но даже это бесспорное преимущество один хрен не давало мне существенного перевеса над этим уникальным самородком – так, лишь более-менее уравнивало наши возможности. Да и то – выбрав момент, когда это не будет заметно для зрителей, он мне всё же слегка поддался. Типа, спас мою начальственную репутацию. И ведь в натуре – я успел таки с ним здорово вымотаться, и сражайся мы с ним совсем уж всерьёз – он бы меня, скорее всего, дожал…
– Уфф… Если все твои соплеменники таковы…
– Не все. Лучше этих, намного лучше, – кельтибер презрительно скосил взгляд на турдетанских новобранцев. – Но если их хорошенько обучить и не пожалеть на это сил и времени, то даже НЕКОТОРЫЕ из этих уже смогут противостоять нашим ОБЫЧНЫМ бойцам. А меня – из тех наших, с кем мне доводилось состязаться – делали только пятеро, да ещё троим изредка удавалось это случайно. Это не моя заслуга – порода такая. Видел бы ты моего отца в его лучшие годы! Мало кто мог его одолеть, да и деда тоже. Ну, если только такие же, но ещё лучшей породы, а таких немного. Вот в тебе кое-какие задатки есть, хоть и не такие, как у меня и моей родни…
– Ты думаешь?
– Это заметно – у меня ведь глаз намётан на такие вещи. Ты можешь входить в то состояние, когда обостряется реакция, угадываются движения противника, а все свои собственные движения делаются легко и без раздумий. Труднее, чем я, и не так хорошо, но кое-что всё-таки можешь. Тебя я, пожалуй, смог бы хоть чему-то подучить.
– А их сможешь? – я мотнул головой в сторону мутузящей столбы бестолочи.
– Этих – нет. Не потому, что не хочу, а потому, что невозможно. ЭТО – или есть от рождения, или нет. Если нет – научить этому нельзя. Ты думаешь, я не пробовал учить этому тех своих соплеменников, кому этого не дали боги? Пробовал, и не раз! И мой отец пробовал, и дед – бесполезно! Они даже понять не в состоянии, как это получается у меня, а я долго не мог понять, почему не получается у них. Если бы этому можно было научить – я бы и в своём племени стал большим и уважаемым человеком. Учил бы сынков вождей и старейшин и был бы с ними в большой дружбе…
– Пытался и не получилось?
– Хуже! У нас ведь ценится боевое мастерство. Ну и представь себе, как к тебе отнесётся бестолковый вождёныш, который на твоём фоне выглядит – ну, получше этих, конечно, но гораздо хуже, чем ему хочется самому. И как к тебе отнесётся тот его важный и уважаемый папаша, который хотел, чтобы ты сделал из его балбеса великого воина? А я разве виноват в том, что у них такая порода? Плохо служить тем, кто не только хуже тебя, но ещё и завистлив! Я ведь чего так охотно к тебе на службу подался? Ты хоть такие вещи ПОНИМАЕШЬ и обиды не держишь. Поэтому у тебя служится хорошо. Но учить ЭТИХ – пусть их лучше учат те, кто НАУЧИЛСЯ сам. Такие – научат тому, чему научили их. Вот вы собираетесь учить эту бестолочь воевать строем – как римляне – и правильно делаете. Даже очень хорошо обученного, я в поединке легко сделаю любого из них. Двоих – скорее всего. Троих – ну, тоже шансы неплохие. Но против обученного строя мне уже абсолютно ничего не поделать, как бы я ни тужился. Кого-то, конечно, успею убить прежде, чем они убьют меня, но много ли мне-то будет от этого радости? А если им ещё и мечи дать такие, как у тебя и твоих друзей…
– Это намёк?
– Ну, мне бы не хотелось выглядеть таким наглецом, но вообще – хорошо бы. С ТАКИМ оружием я, пожалуй, рискнул бы выйти и против четверых.
– В ближайшее время вряд ли получится…
– Да это ничего, я подожду.
Ну и что прикажете делать с этим вымогателем? Он ведь подразумевает не только тупой угол заточки «сильной» части клинка, как раз и позволяющий принимать удары на неё, а ещё и материал. Но Укруф остался в Карфагене, а Нирул переберётся сюда только на днях, и ему ж ещё обустроиться на новом месте не один день нужен. Ну и где я возьму бериллиевую бронзу без них?
– Римляне! – предупредил присланный к нам начальником привратной стражи посыльный. В ворота лагеря как раз уже въезжали несколько римских верховых во главе с начальником в традиционном красном плаще.
– Почему-то я так и подумал, что найду вас здесь! –