Вы спрашиваете, дорогой друг, существовал ли Шервуд-доносчик? Да. Вся эта история очень подробно рассказана Богдановичем в “Истории царствования Алекс[андра] I”. Старушка Алекс. Ив. Давыдова очень живо еще помнит и Шервуда и все подробности его поведения.
Каменка,
24. 1881.
Здесь между рабочими в некоторых экономиях происходят бунты. Сегодня ночью Льва Вас[ильевича] будили, и ему пришлось усмирять недовольных. Конечно, бунты эти довольно невинного свойства, но уже повторяются настолько часто, что вся Каменка находится в некоторого рода волнении. Вследствие этого Лев Вас[ильевич] говорил мне сейчас, что, может быть, присутствие его здесь окажется необходимым, и он принужден будет отложить свою поездку в Браилов. Мне очень было неприятно услышать это, но я надеюсь, что в течение дня водворится спокойствие, и он решится уехать.
26. 1881.
Третьего дня вечером сестра с мужем уехали. Они должны были провести в Киеве лишь несколько часов, но вчера ночью' получена депеша, что сестра заболела, и теперь, вероятно, прибытие Льва Вас[ильевича] в Браилов состоится не сегодня, как я предполагал, а завтра или послезавтра и то лишь в том случае, если болезненный припадок сестры не серьезный. Ах, как все это грустно! И когда же, наконец, она будет здорова.
А я, милый друг, вчера видел, наконец, того необычайно даровитого к музыке мальчика, о котором писал Вам еще прошлою осенью. Я ездил нарочно для этого в Смелу. Действительно, способности этого девятилетнего ребенка просто изумительны. Он разбирает с листа что угодно, импровизирует прелестно, играл со мной в четыре руки несколько трудных увертюр и симфонических частей и совершенно восхитил меня. Мать переезжает с ним на зиму в Москву, и я хочу поручить всецело музыкальное его образование Танееву. Если никакие-сюрпризы фатума не поставят ему преград в его развитии,. из него наверное выйдет крупный деятель.
С большим волнением и тревогой ожидаю я депеши от Льва Вас[ильевича], из которой узнаю, каково здоровье сестры и едут ли они сегодня или завтра из Киева.
Будьте здоровы, дорогая моя! Дай бог, чтобы дела Ваши устроились.
Бесконечно Вас любящий
П. Чайковский.
375. Мекк - Чайковскому
Браилов,
28 июня 1881 г.
Дорогой, несравненный друг мой! Сейчас получила телеграмму Льва Васильевича из Киева и спешу поэтому написать Вам несколько слов. Из письма Льва Васильевича я увидела, что он не может заняться Браиловом всецел о, так как он пишет, что не может оставить своего хозяйства, а так как Браиловом иначе нельзя, как единственно им, то я и вижу, что мне придется отказаться от мечты отдать все в руки Льва Васильевича и самой отдыхать. К тому же насчет продажи также все шевелится дело. В виду всего этого я и думаю, что бесполезно будет Льву Васильевичу беспокоить себя приездом в Браилов, о чем и прошу Вас, дорогой мой, сообщить на решение Льва Васильевича.
Боже мой, как э.то ужасно, что Александра Ильинишна все больна. Сохрани ее господи от всякого зла.
На этих днях у меня был Володя и пробыл только два дня всего, но все-таки у меня на сердце мягче стало. Коля и Сашок поехали проводить Володю до Киева; должно быть вернулись этою ночью, но я их еще не видела.
До свидания, мой милый, бесценный друг. Всегда всею душою безгранично любящая Вас
Н. ф.-Мекк.
376. Мекк - Чайковскому
Телеграмма
1881 г. июня 29. Браилов
От души поздравляю с днем ангела, желаю искренно всех возможных благ в жизни.
Мекк.
377. Чайковский - Мекк
Каменка,
30 июня [1881 г.]
Я только что собрался написать Вам, дорогой друг, о том, как мне грустно, что болезнь задержала Льва Вас[ильевича]. в Киеве, как получил сейчас письмо Ваше, в коем Вы сообщаете, что, ввиду возможности продажи Браилова и обстоятельств, приковывающих Л[ьва] В[асильевича] к здешней местности, Вы находите излишним ему отправляться к Вам.
Это, конечно, совершенно верно, но мне все-таки жаль, что Л[ев] В[асильевич] не побывал у Вас, ибо мне кажется, что он бы верно понял положение дел Ваших и дал бы Вам хороший совет. Кто знает, быть может, тогда он решился бы даже и совсем посвятить себя браиловскому делу, а здешнее поручил бы кому-нибудь другому. Но, впрочем, если Вы не отказались от мысли продавать Браилов, то действительно ему нет причины теперь к Вам отправляться. Как бы то ни было, но, повторяю, мне очень жаль, что дело это не состоялось. Со всей горячностью беспредельно преданного Вам сердца желаю, чтобы и помимо содействия Л[ьва] В[асильевича] устроились дела Ваши тем или другим путем.
Вчера, утром Л [ев] В[асильевич] вернулся сюда из Киева, а сегодня вечером опять уезжает в Киев и почти наверное поедет до Карлсбада вместе с сестрой. У нее в Киеве сделался новый припадок ее болезни с разлитием желчи и всеми другими атрибутами этого тяжелого недуга. Один только Карлсбад может принести ей облегчение, и вот ей все не удается до него добраться.
Благодарю Вас, дорогая моя, за телеграмму. Я довольно невесело провел свой праздник; все это время как-то тяжело у меня на сердце.
Я получил вчера письмо от Алеши с одним очень утешившим меня известием. Он пишет, что их после лагеря отпустят на работы на два месяца от 15 августа до 15 октября. Сначала он поедет к матери своей на несколько дней, а потом приедет ко мне! И вот я возгорелся страстным желанием воспользоваться его отпуском, чтобы сентябрь провести в Симаках, и хочу просить у Вас позволения это сделать. Возможно ли это? Будет ли еще в Вашем распоряжении симацкая усадьба? Если бы мечта эта была осуществима, я бы был донельзя счастлив. Это было бы для меня безмерным благодеянием и самым целительным средством для расстроенного моего духа. Потрудитесь, дорогая моя, ответить мне на этот вопрос. От души благодарю Влад[ислава] Альберт[овича] за память обо мне и прошу Вас передать ему дружеский поклон.
Беспредельно любящий Вас
П. Чайковский.
Ради бога, простите небрежность писания.
Я передал Л[ьву] В[асильевичу] содержание письма Вашего. Он говорит, что ввиду продажи Браилова ему действительно нет надобности туда ехать. Он поручает мне передать искреннейшее сожаление, что не удалось быть для Вас полезным.
378. Мекк - Чайковскому
Браилов,
1 июля 1881 г.
Милый, бесценный друг! Мне вернули одно из моих писем к Вам в Петербург. Я совершенно не помню, что в нем написано, но так как это было предназначено для Вас, то я и посылаю Вам, как получила его.
Вчера я наслаждалась Вашею музыкою, дорогой мой, слушала дуэты и романсы solo. Что за прелесть, что за божественная музыка! Из дуэтов пели Шотландскую балладу; какая оригинальная, восхитительная вещь! Потом дуэт... дуэт... на слова Сурикова, не помню, какие,-также бесподобно. А романс на Слова из поэмы “Иоанн Дамаскин” Толстого: “Благословляю вас, леса”; ах, какая очаровательная вещь, и поет ее Коля премило. Я не помню, говорила ли я Вам, что он учится петь, у него бас прелестного timbr'a, и он делает необыкновенные успехи в пении. Дуэты поют Коля и Юля, а иногда Коля и Влад[ислав] Альберт[ович]-это именно дуэт на слова Сурикова, и очень выходит красиво: бас с тенором.
Но, боже мой, как Вы можете говорить о потере вдохновения, божественный друг мой! Слушая Вашу -музыку, изумляешься этой роскоши, богатству, неиссякаемости вдохновения. Откуда берется столько разнообразия, столько мыслей; слушаешь и приходишь в такой восторг, что мысленно становишься на колена перед божественным творцом этих умилительных звуков, и слезы благодарности подступают к горлу, и хотелось бы так и замереть на всю жизнь в этом сладком состоянии! Боже мой, как человечество должно быть Вам благодарно за Вашу музыку! Что была бы жизнь без нее! У нас опять стало много музыки слышно, и это так хорошо.