в руки ей для выступления сунуть импровизированный флаг с эмблемой команды. Когда девки уходили домой, дал им задание, сообразить и флаг, и эмблему. Название нагло скоммуниздил. Динамо. А что? Мало ли Динамо в Советском Союзе? Зато эмблема — проще простого. Буква "Д". Наташка на выходных съездила в Воробьевку и приобрела футболки для игроков. Так что, в этом плане, все было неплохо.
Пирамиды из девок, по моему замыслу, должны были фееричное заканчивать их номер. Сначала девки прыгали с помпонами…
— Твою мать…. — Бросил красить стену и в нее же, в эту стену, уставился взглядом.
— Что опять? Ты когда так говоришь, я жду чего-то волнительного. — Андрюха завис с валиком в руках, испуганно глядя на меня. — Просто сразу скажу, имей в виду, батя до конца не отошёл.
— Вспомнил. Нам нужны помпоны.
— Кто-о-о-о?— Братец свободной рукой подёргал мочку уха. Наверное, проверял слышимость.
— Помпоны. Такие… блин, как бы объяснить. Пушистая херня. Девки должны их в руках держать.
— Зачем? — Переросток лупился на меня с абсолютным непониманием во взгляде. Прямо большими буквами оно было написано. В каждом его глазу.
Теперь завис я. Как объяснить, для чего чирлидершам помпоны, если сам не знаю. Просто никогда не озадачивался этим вопросом. Машут да машут. Весело, задорно.
— Для красоты, Андрюх. Отвали, честное слово. Нужны, короче, помпоны.
— Вы чего там трындите?! Школа сама себя красить будет? — Подал голос дед Мотя.
— Жорику помпоны нужны. — Андрюха пожал плечами. Типа, херню я какую-то требую.
— Хт-о-о-о?— Матвей Егорыч даже соизволил подняться с земли и подойти ближе к нам. — Жорик, что это за странный зверь?
— Ой, все. Забейте. Просто девкам для выступления необходимы пушистые такие штуки в руках. Они ими машут.
— А ты дай им вон веники берёзовые. Отлично выйдет. Пусть они машут и друг друга ими лупят. Вот веселье будет, так веселье.
— Очень смешно… — Я с укором посмотрел на Матвея Егорыча. Типа, взрослый, серьезный человек… Блин, ну, ладно. Просто взрослый. Насчёт серьезного я сильно загнул.
— Все это, конечно, здо́рово. Надо думать, как Жорика с кладбищем связать…— Выдал вдруг Матвей Егорыч.
Он наклонился к нам с Андрюхой совсем близко и начал говорить шепотом. Зачем, на знаю. Один хрен никого рядом не было. Но со стороны смотрелось так, будто мы заговор вселенского масштаба затеваем. Ещё Переросток постоянно оглядывался на предмет свидетелей. Пока его дед Мотя в бок не ткнул, чтоб он слушал, а не башкой крутил.
— С каким, блин, кладбищем? Не надо меня связывать. Я ещё молодой, если что. Вас вон давайте. Вам уже можно налаживать контакт. — В идеях Матвея Егорыча, на опыте всех предыдущих гениальных задумок, мне уже мерещился подвох.
— Я те щас налажу! — Дед Мотя зыркнул в мою сторону, — Хочешь леща отцовского? Мигом оформлю.
— Да что-то до хрена вас, отцов. Один с ремнем бегает, обещает жизни научить. Тоже по-отцовски. Искренне и от души. Говорит, он мне, как второй батя. Теперь Вы. А у меня, если что, свой в Москве имеется. Многовато выходит.
— Твой, Жорик, в Москве дюже занят. Решает серьезные вопросы союзного уровня. Ему не́когда на тебя, дурака, время тратить. Понял? — Матвей Егорыч слегка шлепнул меня ладонью по лбу. — Муха… Была. Я сейчас говорю про сторожку. Пора официальную причину для твоего там появления придумать. Ты сегодня участковому, когда он за нами придет, начни рассказывать, что, мол, очень тебя заинтересовала разрушенная церковь. С исторической точки зрения. Хотел бы изучить. Посмотреть. Может, архивы какие остались. Их, конечно, нет. Но ты главное, тему эту заведи. Потому что, подсказывает мне интуиция, даже когда пройдут эти две недели, Ефим нас в покое не оставит. Вот посмотрите. Так и будет постоянно приглядывать. Да ещё Зинка моя…Совсем баба чокнулась. Я же в первый день после всей истории с клубом, хотел ночью смыться. Так кобыла моя сидела, караулила. Ты, говорит, куда, Мотечка? Говорю, в сортир я, Зиночка. Она со мной поперлась. На следующую ночь опять попробовал. Хрена там. Сидит, зеньки свои вылупила. Я уже и лунатика из себя изображал. Хватит ржать! Кони. Пришлось импровизировать. Ни черта. Теперь перед сном Зинка каждый вечер тащит кровать к двери. Там спать ложиться. Говорю, чокнулась баба. В общем, мне не вырваться пока что. А нам надо воды наносить. Много. Надо сырье, так сказать, приготовить. Брагу поставить.
Матвей Егорыч резко вдруг осекся и отстранился. Из входной двери школы появился Федька. Как дед Мотя его только заметил?
Шел Федор, как всегда, с недовольной мордой. Зря, конечно, Ефим Петрович надеялся, что мы тут все подружимся. Бредовая идея. Никогда нам с Федькой не быть даже товарищами.
— Чего это вы собрание устроили? — Отелло с подозрением посмотрел в нашу сторону. — Я там работаю, а вы прохлаждаетесь. Вечером Ефиму Петровичу все расскажу. А то интересно получается. Кто-то языком трепет, а кто-то вкалывает.
— Ты иди Феденька, куда шел. Пока есть на чем идти. — Ласково ответил Матвей Егорыч. — А ты куда, кстати?
— Воды хочу в колодце набрать. Жарко. Жажда замучала.
— Это ты молодец. Это ты хорошо придумал. И нам заодно принеси. — Дед Мотя сменил гнев на милость.
— Ага. Конечно! Я вам нанимался, что ли? Воды, пожрать, а потом на шею сядете. Кто вашу троицу не знает?
Федор промаршировал мимо нас, направляясь к ближайшему колодцу. Красиво шел. Гордо. Ровно пару метров. Потом вдруг резко взмахнул руками, матернулся и плюхнулся на задницу. При этом, он ещё вперёд на одной ноге проехал. Недалеко, но все же.
— О, мля... — Усмехнулся Матвей Егорыч. — Чистый фигурист. Вишь, какие пируэты пишет.
— Чего это он? — С умным видом поинтересовался Переросток.
Федька сидя на траве, продолжал материться. Только теперь адресно. Конкретно. Припоминая всех родственников местных коров. При этом, внимательно рассматривая свою обувь.
— Дык, похоже, в коровью лепешку наступил… Забрела, наверное, какая-то утром. Когда стадо выгоняли из деревни. Вот Федька и поскользнулся. — Сделал вывод дед Мотя. А потом громко крикнул. — Что такое, Феденька? Никак в родную стихию потянуло?
Именно в этот момент подул лёгкий ветерок и мы получили подтверждение слов Матвея Егорыча. Запах был характерный. Отелло молча зыркнул в нашу сторону, снял ботинок, а затем тщательно принялся тереть его