стала. Во-первых, на невесток нагляделась, которые ей поперек были, да и с Петькой вон какая ситуация вышла. Но Феодосия Петру все равно отказала. Петька и к Ивану ходил. В лицо ему говорил, мол, так и так, моя женщина, будь добр, верни. Все одно ее добиваться буду. Но нет. Феня так и осталась с Иваном. Ольга у них как раз и родилась. Потом, сам знаешь, война. Оля уже взрослая была. Иван в первые дни войны погиб. И сын его тоже. Старший. Тот самый, кого Феня воспитывала, как родного..
Председатель замолчал, разглядывая что-то вдали. Я тоже сидел тихо. Ясное дело, не просто так мне Николаич эту историю в лицах повествует. Он всегда если что-то говорит, то со смыслом.
— Я Олю сильно любил. Очень. Она вспыльчивая, как и отец. Ивана Пахомыча все село знало. Горячий мужик, страсть. Вот Ольга в него пошла. Но…знаешь, когда мы были вместе, рядом, я прям покой в душе чувствовал. И еще уверенность, что это мой человек. Именно с ней мне надо всю жизнь до последнего дня.
— А что ж бросили?
— Когда письмо это пришло… Не знаю… Сложно объяснить. Такое помутнение было. Казалось, свет немил. Наверное, я потому и с войны вернулся живой. Бежал в самую гущу. Как атака, так я — впереди. Не то, чтоб сильно хотел умереть…Просто… Ну, вот так. Сложно объяснить. А потом вдруг понял, что хочу все равно быть где-то рядом. Простить не могу, конечно. И не прощу. А вот рядом хочу быть. В одном селе. На одной улице. Уже в 1945 познакомился с Валентиной. Она шибко меня полюбила. Даже и не знаю, за что. Я подумал, раз с Олей мне не быть, так и пусть. Валентина очень хороший человек. А потом когда вернулся домой, когда вскрылось, что это ошибка получилась, что Митька не разобравшись, письмо накатал… Поздно уже было. Валентина моей женой стала. Ну, вот как ее бросишь? Нельзя так с человеком. Да и Ольга замуж вышла. Дочь у нее появилась. Как ломать то все? Снова. Но вот знаешь, что скажу. Почему я теть Феню вспомнил. Она всегда Ивана Пахомыча уважала. Всегда. Чтила его, как супруга. Он, конечно, человек сложный был. Когда война началась, уходил, обнял ее, просил дождаться. Сказал, вернётся, совсем иначе будет себя вести. Но…не вернулся. Так вот мы с Олей сначала скрывались. Иван Пахомыч нас бы прибил. А вот теть Феня знала. Случился у меня однажды с ней разговор. И вот она сказала мне тогда. Если любишь человека, надо быть с ним. Несмотря ни на что. Потому как, только один раз даёт тебе судьба твоего именно человека. Понимаешь? По-настоящему твоего. Вот она, теть Феня, неплохо жила. Хорошо даже. Но сказала тогда, будто не ее это жизнь. И дня не прошло, чтоб она Петра не вспоминала. Надо было придумать другой выход. Надо было научиться противостоять матери Петькиной. Надо было сообразить, как, но быть вместе. Потому что, если ты свой шанс упустишь, судьба его второй раз точно не даст. Не оценил подарок, значит, твой выбор. Не нужен, значит, он тебе… И вот я тебе знаешь, что скажу. Оля — мой человек. Валентине за все благодарен. Лучшей жены и не бывает. А вот… с Ольгой все равно не сравнить. Понимаешь? Не должен был я это письмо вот так на веру принимать. Надо было дождаться, приехать, поговорить, разобраться. А я…
Председатель махнул рукой.
— А я, как дурак, себя повел. И знаешь… Думаю, не спроста у нас с Валентиной детей не было. Своих, имею в виду. Это меня бог наказал. Точно тебе говорю. Именно меня. С Олей вон как вышло. И Валентина. Она ведь могла своего человека встретить. Быть по-настоящему счастливой. Со мной-то Валя все эти годы знала, тут, — Николай Николаич, стукнул себя кулаком в грудь, — Тут у меня не она. Тут у меня Ольга. Хотя, виду никогда не показывал. Но… как-то так, в общем. Ладно. Нашло что-то…
Председатель поднялся, потопал ногами по доскам мостика, стряхивая воду, одернул брюки и пошел на берег. Велосипед стоял рядом с дубом, там же валялась обувь Николаича.
— А Петр то что?! — Крикнул я ему вдогонку. Реально интересно, кстати.
— Петр…Да что Петр? Женился потом. В другое село уехал. И ведь уехал. Терпение кончилось. Плюнул, рукой махнул и бросил мать тут. Одну. Сестры каждая при семье были. Хотя, это вопреки всем законам человеческим и божьим. Не принято у нас так. Совсем не принято. А мать с ума сошла. Резко как-то. На самом деле. Опасной не была, но все шаталась по селу, как кого из детей увидит, к себе тащит. Мол, ужин готов, кушать надо. Если девка, так косы заплетать. И до самой смерти к теть Фене ходила. Представь себе. Просила, чтоб она ее хоронила. Сказала, никто лучше теть Фени не сделает. К дочерям отказывалась идти. Еду их отказывалась есть. Требовала, чтоб Феню позвали. Только она умеет правильно, как положено. И готовит вкусно только она. И в доме порядок навести только она умеет. Феня. Вот такая вот история вышла… Ладно. Правда, нашло что-то. Бывает. Иногда вот с посторонним человеком поговоришь, и вроде как легче. Все равно у меня Наташка есть зато. Смысл жизни моей. Но ... Если бы можно было вернуть время назад, я бы иначе поступил. Совсем по-другому. Жаль, что невозможно это.
Председатель натянул сандали, сел на велосипед и поехал по тропинке вдоль берега, виляя рулём. Я тупо пялился ему вслед. В голове было пусто, на душе́ –гадко.
Глава 12: О неожиданности гениальных идей.
На самом деле, ничего не происходит просто так. Вот, что я осознал в итоге. И моя встреча с председателем тоже имела смысл.
Утром проснулся с четким пониманием, хрен я сдамся перед всеми этими сложностями. Жорика Милославского не сломать! Потом с ужасом подумал, что по привычке начал называть себя чужим именем даже в своей голове. Похоже, мое подсознание смирилось с новым телом и новой жизнью. Стало грустно. Вспомнился Денис Никонов. Хороший был парень… Веселый, самоуверенный, наглый… Следом появилась мысль: чего это я думаю о себе в третьем лице? Этак скоро в моей голове будут жить две личности. Хорошо, если две...
А вообще, здраво рассудить, мое положение выигрышное со всех сторон. Реально. Просто я