прибыли с этого заказа. Но, если владельцы Невского завода хотя бы остались при своих, и обеспечили многолетнюю занятость тысячам сограждан, взамен выдав немцам успевшие устареть еще до закладки корабли, то англо-франко-бельгийский судостроитель потерял на каждом крейсере по полтора миллиона рублей.
На столь разительно отличающихся друг от друга результатах сказались многие факторы. Но основным стала выстроенная посредством «Русско-Китайского банка» вертикально интегрированная цепочка производства, начинавшаяся в рудниках Никополь-Мариупольского сталелитейного комплекса, с которого на верфь по себестоимости начали отгружать все потребные для корпусных работ стальные изделия и заканчивая непосредственно самой верфью, чье правление вовремя подсуетилось с размещением заказов на броню, машины и котлы военно-морского типа в самой Германии. Все равно, ни то, ни другое, ни третье, Невский завод с Лазаревским адмиралтейством произвести своими силами никак не смог бы. Столичное предприятие уже было полностью переведено на изготовлении турбин и нефтяных котлов для новейших кораблей отечественного флота. А отдавать это на откуп имеющимся в России сторонним производствам виделось слишком рисковым занятием. Да и, чего греха таить, выходило сильно дороже.
Как итог, в 1909 году, когда все 4 крейсера, не без проблем, оказались приняты заказчиком, владельцам «Наваля» пришлось срочно продавать верфь вместе со всеми ее долгами «Санкт-Петербургскому международному коммерческому банку» контролируемому французским капиталом, поскольку итоговые финансовые потери превзошли сумму капитализации самого судостроительного предприятия. А ведь свободные средства, особенно в таких объемах, отныне под ногами отнюдь не валялись даже у французских финансистов, чьи былые надежды, связанные с подсаживанием России на кредитную иглу, совершенно не оправдались.
Немногие, можно даже было сказать, что практически никто, не имел ни малейшего представления о том, сколь огромную роль в дальнейшем развитии всего мира сыграли события, произошедшие в России за последние полтора десятилетия. Так, одна лишь проведенная в империи по несколько иному пути денежная реформа, приведшая к невозможности легального вывоза золотых монет и слитков, наряду с постепенным сокращением внешнего государственного долга, не могли не сказаться на заметном снижении роста капитализации крупнейших банков Франции, Германии и Великобритании. Нет, они ни в коем случае не рухнули в пучину банкротств. Более того, чувствовали себя более чем великолепно, не смотря на терзавшие Европу в 1900–1903 и 1907 годах финансовые кризисы. Они даже умудрились пережить немыслимые потери, понесенные страховыми обществами их стран во время Русско-Японской войны. Ведь, чтобы спасти сложившуюся в Европе систему страхования морских перевозок, банкирам пришлось выдать немало дешевых кредитов крупнейшим участникам страхового рынка для выкупа «призовых» судов. Но все это привело одновременно к двум связанным друг с другом последствиям. Золота за это время в Европе стало почти на 1 миллиард рублей меньше, нежели при ином ходе истории, что, соответственно, не позволило напечатать национальным государственным банкам на вдвое большую сумму новых банкнот, тогда как в России денежная масса возросла на куда больший показатель. Пусть для столь крупной и густонаселенной страны, как Российская империя, даже этого оказалось недостаточно, чтобы полностью уйти от всевозможных паллиативов, вроде внутризаводских талонов и всевозможных расписок с векселями, не говоря уже о бартерных сделках, эффект от иного перераспределения финансовых ресурсов не мог не проявиться.
К примеру, если в несколько иной истории мира французские банкиры уже к началу XX века начали получать основную часть своей прибыли с процентов по вложениям в государственные ценные бумаги стран-кредиторов, а не от кредитования производств, то ныне данная тенденция еще только вступала в свои права. И то лишь потому, что рост промышленности самой Третьей республики несколько спотыкнулся еще в 1908 году, да закончилось «перевооружение» крупнейших заводов и фабрик на новейшее оборудование. Внутри страны попросту не осталось необходимого количества новых клиентов в среде промышленников, тогда как не способные жить исключительно за свой счет государства из года в год обращались за столь потребным им финансированием. Вот только в числе внешних клиентов более не было самого емкого и платежеспособного — Российской империи, что вгоняло французских банкиров в грусть, печаль и тоску. Пусть они до сих пор могли рассчитывать на ежегодное поступление почти полусотни миллионов рублей из российской казны в качестве средств погашения ранее взятых кредитов и процентов по ним, эта сумма все равно была в 5–6 раз меньше той, что могла бы попадать в их карманы. О многомиллионных комиссионных отчислениях за выставление на рынок облигаций российского государственного займа можно было даже не вспоминать. И ведь не стоило забывать об эффекте накопления! Точнее, в данном случае его, скорее, можно было охарактеризовать, как «эффект не накопления». Так, по самым скромным подсчетам выходило, что за 15 последних лет сложившаяся во Франции финансовая монополия с одной лишь России, начиная с 1895 года, недополучила свыше полутора миллиардов рублей, как золотом, так и облигациями. Соответственно, из года в год не имела возможности вкладывать недополученное в новые ценные бумаги, а также печатать обеспеченные данными средствами новые деньги, которые опять же виделось возможным вложить в ценные бумаги. Потому, конечные потери вообще могли приближаться к солидным 3 миллиардам рублей или 12 миллиардам франков — сумме втрое превышавшей годовой бюджет всей Франции и составлявшей примерно 5 % от всего французского банковского капитала! С одной стороны, 5 % — величина вроде бы не сильно большая. Во всяком случае, не критичная. С другой же стороны, весь французский, или же немецкий, или же русский, или же американский, военно-морской флот стоил меньше. Так что в натуральном выражении недополучение подобной суммы сказывалось на возможностях ведущих европейских банкиров еще как.
Причем, схожая ситуация с недополучением российских денег наблюдалась, и в Германии, и в Великобритании, что, естественно, также отражалось на наполняемости бюджетов данных государств и возможностях их финансовых инструментов, не говоря уже о политических манипуляциях. Хотя, стоило признать, что в мире не имелось ни одного государства, которому было бы достаточно согласованного правительством бюджета. Ведь действия соседей, а то и находящихся на другом конце света стран, постоянно вносили коррективы в прежние планы. Особенно сильно это проявилось в 1909 году, когда о пересмотре в сторону увеличения или вообще начале новой военной морской программы заговорили на всех обитаемых континентах.
Так победа русского оружия и последовавшее за ним аннулирование всех прежних преференций Японии на территории Китая и Кореи заметно снизили градус социального напряжения внутри Империи Цин. Кто-то испугался, окончательно приняв тот факт, что с армией и флотом европейского государства справиться силами национальных войск азиатских стран попросту невозможно. Кто-то обрадовался некоторому послаблению полученному Китаем при посредничестве русских, которым ой как хотелось поскорее вернуть некогда