велик.
Наступило молчание. Леонид кусал губы, он явно получил от этого разговора меньше, чем ожидал, но достаточно для того, чтобы вопрос продолжал его мучить. Колесницын оставил в покое шевелюру, и волосы, предоставленные себе, начали постепенно сползать с холма головы, сильно омрачая облик своего хозяина. Вадик неожиданно занялся своими ногтями, как всякий дельный человек, он уделял им немало внимания.
– У них там вроде секты, такая дурная религия. Куча народу по всей стране верит в эту гору. В Голос Неба. Иногда вполне серьезные дядьки, со степенями. Но больше технари. Археологи вообще по природе циничней. А инженер, как ни странно, верит в чудеса. Настроили срубов, живут, раз в год у них такие наплывы бывают. По тыще человек. Верят, что в один момент кто-то к ним туда прилетит и бесплатно нальет вечного портвейна. И заберет отсюда.
– Куда заберет?
– Этого я не знаю. Да они и сами не очень знают, только верят, что заберут. И пытаются вычислить, когда же он, этот Голос Неба, заговорит. Считается, что на этой доске все и написано, и осталось ждать им совсем немного. Надо только собрать все осколки вместе, тогда тайна откроется.
– Спасибо, – сказал Леонид, пряча камень.
Вадик посмотрел на него неожиданно прозрачным взглядом.
– А вдруг они правы?
– Спасибо, Саня, – обратился не к нему, но к Колесницыну гость.
– Помог? – спросил тот.
– Черт его знает.
– Значит, все-таки помог.
– Надо бежать.
– А идея номер два?
– За рулем.
– Ты что, машину купил?
– С водителем.
Они вышли к «народу».
Веселье было в разгаре.
Арамис рассказывал, как удаляли аденому предстательной железы в Древнем Египте. Вероника слушала, сняв очки. Рассказ был интересный.
– Вероника, нам пора.
Короткая, не слишком бурная сцена расставания. Напоследок Арамис бросил свою последнюю шутку, видимо, имеющую самый большой успех у женщин:
– Вероника, выходите замуж за археолога. Чем старше вы будете становиться, тем он больше будет уделять вам внимания.
– Я вас провожу, – сказал все еще мокрый начальник.
Все трое двинулись к выходу.
Из кабинета вышел опустошенный лекцией Вадик и поинтересовался, почему ушла Филимонова.
Когда друзья обнимались на дорожку, Вероника спросила Колесницына, кто такая эта Филимонова.
Он пожал могучими археологическими плечами.
– Не знаю. И никто не знает. И он, когда протрезвеет, не помнит о ней.
17
– Можно вас на минутку? – сказал Аникеев.
Я вышел вслед за ним, искренне удивляясь тому, что для допроса вызывают меня, а не Марусю. Но слишком уж задумываться на эту тему я не стал. Если в таком поведении майора заключается какая-то профессиональная хитрость, мне ее все равно не понять.
Вышли на веранду.
По приглашению Аникеева (он уже ведет себя здесь как хозяин, что, впрочем, естественно) сели в кресла. Я старался не смотреть в его сторону. Я радовался возможности этого не делать. Так расстреливаемый радуется мешку, надеваемому ему на голову.
Пауза затягивалась.
Пауза становилась невыносимой. Уместно ли мне прервать ее каким-нибудь вопросом?
Каким?
Например, таким: а где же Шевяков?
В самом деле, где?
Удивительным было то, что я не обратил внимания на его отсутствие в первый же момент своего появления на веранде. В данный конкретный момент не было более важного персонажа в драме моих личных обстоятельств. А я весь внутри себя, я близок к состоянию эмоционального коллапса. Это несомненно опасно, с этим надо что-то делать.
Если уже не поздно.
Все, майор заговорил.
– Вы не могли бы попросить эту девушку, Марусю, чтобы она приготовила нам чай? Как-то сыро, вы не находите?
С тем, что на улице сыро, я согласился.
А вот чай!
Что это такое?! А, это он осторожно, не напрямую проверяет, прощупывает, каково состояние Маруси! Хотя чего ему прощупывать? Он может приказать ей явиться сюда на веранду, и все.
– Она не может приготовить чай!
Сказав эту безумную по своей смелости фразу, я посмотрел на Аникеева. Он выглядел очень удивленным.
– Почему? Я не настаиваю, я просто подумал, что если она обычно…
– Вы думали, что она прислуга здесь, а она дочь. – Я дерзил, как преступник, который знает, что будет повешен вне зависимости от его поведения.
Аникеев, извиняясь, поднял руки. Мне этого не хватило, и я добавил:
– К тому же она спит. Очень намаялась за день. И нервные перегрузки тоже. Кроме того, не надо забывать, что она совсем недавно потеряла отца.
Майор кивал, показывая, что ничто человеческое не чуждо представителям его организации. Потом он посмотрел в свой неизменный блокнот и сказал:
– Не возражаете, если я вам задам несколько вопросов?
В другое время мне бы его тон понравился. В нем слышалось искреннее участие по отношению к преданному, работящему секретарю, совсем недавно потерявшему своего шефа.
Я кивнул.
– Хотелось бы узнать, почему вы полчаса назад так яростно преследовали по улицам поселка Шевякова Евгения.
У меня чуть было не сорвалось с языка, что преследовал я не Шевякова Евгения, а Филина Леонида. Но я удержался. Ничего не сказал. Но раз ничего не сказал, следовательно, промолчал.
Тупым концом шариковой ручки майор постучал в центр блокнота.
– Я так и знал.
– Что вы имеете в виду?
– Я знал, что вы не будете отвечать. На этой даче происходит много всего необъяснимого. Вы были пожалуй что единственным человеком, поведение которого казалось мне понятным и естественным, слова которого казались мне внятными и лишенными второго дна. Теперь и вы туда же!
В голосе майора слышалась отчетливая горечь.
– Ну как вы не хотите понять, что это ненормально, когда взрослый образованный человек ни с того ни с сего кидается в погоню за кем-то. Возникает естественный вопрос, почему он это сделал.
Я изо всех сил молчал, чувствуя, что это молчание в мою пользу.
– За что вы вдруг возненавидели Шевякова?
Пришлось отделываться вздохом.
– А хотите знать, как сам Шевяков объясняет ваш поступок, хотите?
Еще бы. Любопытно было очень, но я и в этот раз счел более разумным промолчать.
– Он заявил, что вы гнались за ним с целью отомстить за смерть своего любимого научного руководителя Модеста Анатольевича Петухова.
– Отомстить?!
Аникеев кивнул.
– Он хочет сказать, что я…
– Нет, он хочет сказать, что он убил академика и вашего научного руководителя, а вы бросились на него, чтобы отомстить ему за это.
18
– Нам не пора наведаться к дому журналистов?
Вероника посмотрела на часы.
– Мало еще убили времени. Есть еще один абсолютно никому не нужный час.
Леонид полез во внутренний карман куртки, достал пухлую, растрепанную записную книжку.