Читать интересную книгу Мир саги - Михаил Стеблин-Каменский

Если никаких событий не происходит, то в саге об этом иногда сообщается в трафаретных выражениях типа "некоторое время было спокойно", "год было спокойно", "две зимы было спокойно, так что нечего рассказать", "ничего не было, о чем можно рассказать, во время их пребывания там" и т.п., но чаще вообще ничего не говорится: время как бы перестает существовать и снова возникает только со следующим событием. Так, например, в "Саге о Ньяле", после того как Ньяль берет к себе на воспитание Хёскульда, время перестает существовать и снова возникает в следующем абзаце той же главы XCIV, когда Хёскульд уже оказывается взрослым и происходят события, в которых он играет важную роль.

Статические описания, которые отсутствуют в "сагах об исландцах", подразумевают восприятие времени, более абстрактное, чем то, которое характерно для этих саг. Такие описания подразумевают способность сделать мысленно срез потока времени в любой его момент, независимо от того, происходит ли какое-либо событие в этот момент, и представить себе, что должно было наблюдаться в момент этого среза, другими словами - способность осознать, что происходят не только события, но и все время что-то происходит, каким бы это "что-то" не было постепенным и незаметным. По-видимому, именно эта способность лежит в основе того, что называют исторической точкой зрения. В "сагах об исландцах" эта способность совершенно отсутствует. Впрочем, историческая точка зрения не всегда дается и современному человеку. Так, изменений, которые происходили не в результате событий и скачков, в сущности, не видят и те современные филологи, для которых "художественность", "научность", "авторство" и т.п. - это вечные и неизменные сущности.

Все, что изменялось не в результате событий или скачков, а постепенно и незаметно, например экономические или правовые отношения, семейный быт, хозяйство и т.п., т.е. все, что было только фоном для событий, отражено в сагах как бы телескопированным во времени, анахронистически, так, что в описании событий "века саг" проглядывают отношения или бытовые черты более поздней эпохи. В историческом романе сознательно воспроизводится определенная эпоха. Правда, психология персонажей в нем, как правило, современна написанию. В саге все телескопировано: и быт, и нравы, и право, и мораль, и психология. Сага похожа на геологическую породу, в которой отложения разных эпох сплюснуты вместе, и она так же отличается от исторического романа, как современный архитектурный памятник, построенный в стиле определенной прошлой эпохи, отличается от древнего памятника, много раз перестраивавшегося.

В "сагах о королях" время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в "сагах об исландцах". Правление короля - это то, что образует стержень в "сагах о королях", откуда и название их. Но правление короля - это не только события, а и течение времени. Поэтому в "сагах о королях" в отличие от "саг об исландцах" время отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в "сагах о королях" хронологической сетки, которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях, привязывание событий к году правления короля. Хронологическая сетка, которая накладывается на события, появляется и в "сагах о епископах". Те или иные события включаются в сагу только в силу того, что их объединяет один погодный срез. Внутренняя связь событий, характерная для "саг об исландцах", уступает место связи одновременности. Однако даже в древнеисландских анналах, или погодных летописях, произведениях, сущность которых - хронологическая сетка, еще встречаются обозначения зим или лет, индивидуализирующие их не цифрой, а тем, что в них происходило, вроде, например, kynjavetr "зима чудес", skriрnavetr "зима обвалов", fellivetr "зима падежа", manntapavetr "зима человеческих смертей", frostvetr "зима морозов", bysnasumar "лето чудес" и т.п.

Но психология "саг об исландцах" ни в чем так не отличается от психологии современного человека, как в восприятии прошлого и будущего по отношению к настоящему.

Для человека нового времени реально только настоящее, но не прошлое или будущее. Интерес к прошлому у него - это не результат органической связи с прошлым, а либо чисто теоретический интерес, результат развития исторической точки зрения, либо, в случае романтической идеализации прошлого, это эскапизм, бегство от реального настоящего в нереальное прошлое. Но, как правило, для современного человека даже вчерашние события уже неинтересны. Кто читает старые газеты? Из огромного множества событий, происходящих в мире, внимание современного человека привлекают лишь немногие, да и то не надолго. Ведь, в сущности, только то, что происходит в настоящем, существует. То, что происходило в прошлом или будет происходить в будущем, не существует. Человек как бы изолирован в настоящем. Его положение во времени ненадежно. Пропасть отделяет настоящее от прошлого и настоящее от будущего. Человек как бы примостился на крутом откосе, с которого он каждую минуту может скатиться в пропасть. Непрочность времени и ненадежность положения человека во времени стали излюбленной темой поэтов еще в эпоху Возрождения.

Никаких следов такого восприятия времени нельзя обнаружить в "сагах об исландцах". Прочная органическая связь с прошлым, сознание своего единства с прошлым проявляются в них прежде всего в том, какое огромное место занимают в них сведения о прошлом, притом сведения, которые сами по себе не могли представлять ничего эстетически значащего, - имена, генеалогии, факты родства и т.п. В наше время аналогичными сведениями заинтересовался бы разве что историк, узкий специалист по данной эпохе, но никак не массовый читатель, не имеющий отношения к истории как науке. Между тем сведения такого рода не только всегда включались в письменные саги, а следовательно, читались, слушались, списывались и переписывались, но и много раз повторялись и слушались в устной традиции (ведь бесспорно, что они не могли сохраниться с "века саг" иначе, чем в устной традиции). Другими словами, эти сведения пользовались самой широкой популярностью в обществе. Все, что произошло в прошлом, представляло интерес.

Прочная связь с прошлым в психологии "саг об исландцах" обусловливалась прежде всего тем, что расстояние, отделяющее прошлое от настоящего, осознавалось как конкретная цепь поколений, а не как протекшее абстрактное время. Именно поэтому генеалогии играют такую важную роль в "сагах об исландцах". Однако прочная связь с прошлым обусловливалась и силой родовой преемственности, прочностью и важностью родственных связей. Ведь основное, о чем рассказывается в "сагах об исландцах", - это распри, а в распрю всегда оказывались вовлеченными множество лиц, связанных между собой теми или иными родственными связями, и роль всякого участника распри определялась этими связями. Поэтому отдельный человек в "сагах об исландцах" существует как бы не в хронологических, а в генеалогических рамках. Вместе с тем в силу того, что движущая сила распри в "сагах об исландцах" - это всегда долг мести, переходящий от родича к родичу, всякая распря была эстафетой не только из прошлого в настоящее, но также из настоящего в будущее. Перед лицом насильственной смерти человек беспокоился о том, будет ли за него уплачена достаточная вира. "Я хочу просить тебя, - говорит, например, Атли в "Саге о Ньяле", - чтобы, если я буду убит, за меня была уплачена вира не как за раба". Уверенность в том, что он будет отмщен, примиряла человека со смертью. "Меня веселит мысль, - говорит, например, Скарпхедин в той же саге, - что если ты спасешься, зять, то ты отмстишь за нас". Таким образом, создавалась прочная связь не только с прошлым, но и с будущим, своего рода надвременность сознания.

Но прочность связи с будущим имеет в психологии "саг об исландцах" также и другие корни, а именно веру в судьбу, а эта вера в свою очередь подразумевает представление о времени. [О вере в судьбу в "сагах об исландцах", см.: Loescher G. Gestalt und Funktion der Vorausdeutung in der islдndischen Sagaliteratur, Studien zur Interpretation der Islдndersagas. Tьbingen, 1956 (о предсказаниях как композиционном средстве); Wirth W. Der Schicksalsglaube in den Islдndersagas. Stuttgart; Berlin, 1940; Gehl W. Der germanische Schicksalsglaube. Berlin, 1939; Bееth A.U. Studier цfver kompositionen i nеgra islдndska дttsagor. Lund, 1885 (о вере в судьбу как композиционном средстве).]

Общепризнано, что вера в судьбу играет огромную роль в "сагах об исландцах". Об этой вере много написано и даже кое-что установлено. В частности, уже давно установлено, что, проявляясь в вещих снах, предвестиях, предчувствиях и предсказаниях, она играет важную роль в композиции саг, образуя связующую пить повествования. Однако предположение, что вера в судьбу в "сагах об исландцах" - просто "композиционный прием", абсурдно, конечно, и, в частности, потому, что в ряде случаев ее проявления явно не играют никакой композиционной роли. Но вера в судьбу - это и не "мировоззрение автора", так как она проявляется во всех "сагах об исландцах" в большей или меньшей мере (всего больше, по-видимому, в "Саге о людях из Озерной Долины", "Саге о Ньяле", "Саге о Вига-Глуме", "Саге о людях из Лососьей Долины" и "Саге о Гуннлауге Змеином Языке"). А никому никогда не приходило в голову, что "саги об исландцах" написал один автор. Вера в судьбу, конечно, вообще не "идейное содержание" в обычном смысле этого слова. Она просто то, что бытовало в жизни и поэтому находило выражение в литературе, правдиво отражающей жизнь. И в жизни, как и в сагах, она выражалась в поговорках и пословицах вроде "от судьбы не уйдешь" (таких пословиц немало в "сагах об исландцах" и очень много в исландском языке), в понимании снов как предвещающих будущее, в рассказах о предсказателях и ясновидцах, сбывшихся предвестиях, предчувствиях, предзнаменованиях, предсказаниях и т. д.