Читать интересную книгу Мир саги - Михаил Стеблин-Каменский

Впрочем, такое отношение к кровавой мести не типично для официальной христианской идеологии. Ведь одним из ее краеугольных камней считается заповедь "не убий". Было ли, однако, христианское "не убий" чем-то более гуманным, чем представления об убийстве, господствующие в "сагах об исландцах"? В условиях, в которых происходила христианизация в средневековой Скандинавии, когда государственная власть в лице короля и церкви брала в свои руки права и обязанности, которые раньше были прерогативой отдельного члена общества, другими словами, когда самопомощь, господствовавшая раньше, уступала место государственной системе наказаний, христианское "не убий" было, конечно, величайшим лицемерием. Право наказывать и, в частности, убивать переходило от отдельного человека к государству, чтобы быть использованным этим последним в гораздо более крупных масштабах, чем те, которые были возможны для отдельного человека. Но теперь убивали не в отместку за себя или своих родичей и друзей, а по приказу свыше или по велению бога, идеального прообраза государственной власти. Каждый человек становился, таким образом, потенциальным наемным убийцей или палачом. При этом узаконивалось лицемерное отношение к убийству, поскольку одновременно проповедовалась заповедь "не убий", т.е. осуждалось убийство вообще, хотя истинным смыслом этой заповеди было: "не убивай твоего врага, но убивай врагов короля и бога". С введением христианства вошли в употребление пытки. Людей пытали и казнили за отказ принять христианство, т. о. стали возможными убийства во имя идеи, нечто, неизвестное раньше и делавшее возможным убийства в неслыханных раньше масштабах. Вместе с тем уступка своих прав и обязанностей государству или карающему и награждающему богу с его адом и раем была ограничением независимости и самостоятельности отдельного человека, уменьшением его моральной ответственности, уроном его самоуважению и достоинству и тем самым предпосылкой для развития в нем комплекса неполноценности.

В работах о "сагах об исландцах" принято всякое проявление гуманности или миролюбия в этих сагах считать результатом христианского влияния. Такая практика основана, очевидно, на представлении о христианстве как гуманной и миролюбивой идеологии. Но это представление было бы, может быть, понятным в отношении того сентиментального христианства, которое получило распространение в Европе сравнительно недавно, христианства без веры в мучения грешников в аду, без нетерпимости, без культа самоистязания и прочего садизма и мазохизма, издавна характерных для христианства. В отношении средневекового христианства это представление безусловно неверно.

Что касается миролюбия, то очевидно, что оно должно было цениться и в обществе, где господствовала самопомощь и открытое убийство было законным. В таком обществе люди вскоре истребили бы друг друга, если бы не существовало представления, что неспровоцированное убийство - зло, т.е. если люди не ценили бы миролюбия. "Урожая и мира" было принято просить у богов во время пиршества в языческом храме. Положительные оценки людей в "сагах об исландцах" - это всего чаще "которого любят, у которого много друзей" (vinsжll), а также "спокойный, сдержанный" (vel stilltr), т.е. миролюбивый, а отрицательные - "которого не любят" (уvinsжll), "неуступчивый, несговорчивый" (уdжll, уvжginn), "насильник, задира" (уjafnaрarmaрr, уeirрarmaрr, vнgamaрr) и т.п., т.е. не миролюбивый. Особо миролюбивых героев "саг об исландцах", таких как Аскель в "Саге о людях из Долины Дымов", Ингимунд и его сын Торстейн в "Саге о людях из Озерной Долины", Гуннар и Ньяль в "Саге о Ньяле" и т. д., в последнее время толковали как христианское переосмысление языческих героев, как попытку сделать языческих героев предтечами христианства. Но таким образом тем, кто писал "саги об исландцах", приписывается сентиментальное представление о христианской религии, которое получило распространение в литературе только в XIX в.

Не случайно оба основных провозвестника христианства в западной Скандинавии - норвежские короли Олав Трюггвасон и Олав Святой - начали свою карьеру как викинги, и в сагах о них очень большое место занимают их воинские подвиги. Что христианство отнюдь не было гуманным и миролюбивым, очевидно из многочисленных и часто очень обстоятельных рассказов о том, как оно вводилось в Исландии и Норвегии. Саги, в которых сохранились эти рассказы, написаны верующими христианами, так что, хотя в них, конечно, не все исторически точно, нет никаких оснований сомневаться в том, что моральная сущность христианства, какой она была еще и в эпоху написания этих саг, передана в них верно.

Например, в саге о короле Олаве Трюггвасоне, написанной монахом Оддом Сноррасоном около 1190 г. для прославления Олава как исландского национального героя (при нем было введено христианство в Исландии), много рассказывается о том, как язычники принимали христианство вовсе не потому, что осознавали моральное превосходство христианской религии, но потому, что король пытками, казнями и запугиванием адскими мучениями принуждал их принять ее пли как-нибудь иначе убеждал их в том, что христианский бог сильнее языческих богов или просто что он, Олав, сильнее язычников. В союзе с императором Оттоном Олав Трюггвасон воевал против датского короля и норвежского ярла. "Всюду, где они проходили, - рассказывается в саге, - они велели людям креститься, и тогда они не грабили их. Большинство к своему благу принимали крещение, а тех, которые не хотели его принять, они убивали". Когда оркнейский ярл Сигурд Хлёдвессон, несмотря на то что король запугивал его "мучениями в аду, вечном огне и морозе и многими другими ужасными муками", отказался принять христианство, король захватил юного сына ярла и грозил отрубить ему голову на глазах ярла, если тот не примет христианства. Только тогда "ярл согласился и на принятие христианства, и на мир с королем. Ярл и все его люди приняли крещение". Жителей острова Мостр убедило в превосходстве христианства только то, что три их оратора, которым было поручено защищать язычество, вдруг потеряли дар речи: на одного напал кашель, на второго - заиканье, на третьего - хрипота. В Трондхейме, собрав на пир местную знать, король предложил всем либо быть принесенными в жертву языческим богам, т.е. быть убитыми, либо принять христианство. "Одно из двух, - сказал он, - креститесь или отправляйтесь к вашим богам". Все согласились креститься. "Так-то оно лучше для нас всех", - милостиво сказал король.

На второй год своего царствования король "объявил вне закона всех искусных в волшебстве, тех, кто следовал старой вере, и особенно всех тех, женщин или мужчин, кого норвежцы называют колдунами и колдуньями, и велел убивать их как стоящих вне закона или убийц". Собрав однажды всех колдунов и колдуний якобы на прощальный пир перед их отъездом из Норвегии на корабле, он велел поджечь дом, где происходил пир, "и поднялся там страшный плач и вопли женщин и мужчин", - рассказывает сага.

Хроальд с острова Годей упорствовал в язычестве, и король предложил ему на выбор - оставить язычество или умереть и угрожал жестокими мучениями. Хроальд предпочел смерть. "Увидев, как Хроальд упорствует в своей вере, король велел повесить его на высокой виселице, и так тот умер". Хаука и Сигурда, двух норвежцев, приехавших из Англии и не пожелавших принять христианство, король велел посадить в оковы. Но на третью ночь тем удалось сбежать к Хареку, могущественному халогаландскому вождю, упорствовавшему в язычестве. Хареку король предложил взять в управление два фюлька (области) с тем, чтобы тот принял христианство. Но Харек отказался и от трех фюльков. Однако, когда король предложил ему четыре фюлька, он согласился. Пришлось тогда принять христианство и Хауку с Сигурдом. Другому халогаландскому вождю, Эйвинду Рассеченная Щека, который не поддался на уговоры короля и не согласился принять христианство даже за пять фюльков, король велел поставить на живот таз с горящими угольями. Умирая, Эйвинд объяснил, что по может креститься, так как он не человек, а злой дух, который при помощи колдовства был заманен в чрево его матери. Так злой дух и умер с горящими угольями на животе.

Язычников, собравшихся в храме в Фроста в Трондхейме, король убедил в превосходстве христианской религии тем, что разрубил секирой идол Тора, между тем как его люди убили их вождя Ярнскегги. Могущественного Хроальда из Мольдафьорда, который упорствовал в язычестве и с помощью волшебства не допускал приблизиться к своему жилью, король взял в плен и, когда тот все-таки отказался принять христианство, велел убить. Когда на тинге, на котором король проповедовал христианство, один язычник стал ому красноречиво возражать, король велел взять его и заставить змею вползти ему в рот. Змея вползла в рот, когда к ней было привязано раскаленное железо, и выползла назад, держа во рту сердце красноречивого язычника. "И увидев это, все язычники были очень испуганы", - говорит сага. Но нигде в ней и вообще нигде в древнеисландских сагах не рассказывается ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что христианство производило на язычников впечатление превосходством своей морали. Языческие боги, в существование которых автор саги явно верил, - и Один, и Тор являлись, согласно этой саге, Олаву Трюггвасону в человеческом образе - были в его представлении просто менее могущественны, чем христианский бог.