— Сколько я мог понять, — промолвил майор с невозмутимым спокойствием, — вы собираетесь, во-первых, предать гласности письма восемнадцатилетнего мальчика к двадцативосьмилетней женщине и, во-вторых, удостоить меня вызовом на дуэль?
— Именно таковы суть мои намерения, майор Пенденнис, — отвечал капитан, дергая себя за взъерошенные бакенбарды.
— Ну что ж, обо всем этом мы еще успеем договориться; но прежде, нежели дело дойдет до пуль и пороха, соблаговолите подумать, дорогой сэр, чем, собственно, я вас оскорбил? Я рассказал вам, что мой племянник живет на иждивении матери, которой доходы составляют чуть больше пятисот фунтов в год.
— Касательно правильности этого утверждения я сильно сомневаюсь, сказал капитан.
— Тогда вы, может быть, наведаетесь к Тэтему, поверенному моей невестки, чтобы самолично удостовериться?
— Я не желаю иметь с ним дела, — заявил капитан, и на лице его изобразилось беспокойство. — Если ваши слова правда, значит, я кем-то вероломно обманут, и этот человек не уйдет от моего мщения.
— Неужели это мой племянник? — воскликнул майор, быстро вставая с места и надевая шляпу. — Неужели он вам сказал, что имеет две тысячи годовых? Если так, я в нем ошибался. В нашей семье лгать не принято, мистер Костиган, и едва ли сын моего брата уже выучился этому. Подумайте, не сами ли вы себя обманули, не поверили ли вздорным слухам. Что до меня, сэр, прошу понять, что мне не страшны все Костиганы Ирландии и не страшны никакие угрозы, от кого бы они ни исходили. Я приехал сюда как опекун моего племянника, дабы воспрепятствовать браку, неравному и нелепому, не сулящему ничего, кроме бедности и горя; смею полагать, что этим я оказываю услугу не только своей семье, но в не меньшей мере и вашей дочери (девице, я в том не сомневаюсь, самых лучших правил); и препятствовать этому браку я буду, сэр, всеми средствами, какими только располагаю. Ну вот, я свое сказал, сэр.
— Но я-то своего не сказал, мистер Пенденнис! Вы еще обо мне услышите! — свирепо огрызнулся мистер Костиган.
— Вот дьявольщина! Что это значит, сэр? — спросил майор, оборотившись на пороге и глядя в упор на неустрашимого Костигана.
— Вы, кажется, помянули, что стоите в гостинице "Джордж", — горделиво произнес мистер Костиган. — До вашего отъезда из города, сэр, вас там посетит мой друг.
— Так пусть поторопится! — крикнул майор, не помня себя от ярости.
— Желаю вам всего наилучшего, сэр. — И капитан Костиган, перегнувшись через перила, проводил отступающего вниз но лестнице майора Пенденниса издевательски-учтивым поклоном.
Глава XII,
в которой речь идет о поединке
Еще в начальных главах этой повести упоминался некий мистер Гарбетс первый трагик, молодой, но многообещающий актер крепкого телосложения, любитель покутить и поскандалить, — с которым мистер Костиган был на дружеской ноге. Оба они служили украшением веселых сборищ в общей зале гостиницы "Сорока", выручали друг друга в разнообразных комбинациях с векселями, любезно ссужая одни другому свои ценные подписи. Короче — они были друзьями, и капитан Костиган, оставшись дома один, решил немедля призвать его к себе, дабы спросить его совета. Гарбетс был мужчина внушительный, рослый и громогласный, он обладал лучшими во всей труппе ногами и мог играючи переломить надвое кочергу.
— Беги, Томми, — наказал мистер Костиган маленькому посланцу, — и приведи сюда мистера Гарбетса, он живет над лавочкой, где торгуют требухой, да ты, верно, помнишь, а заодно передай, пусть из "Винограда" пришлют два стакана грога, погорячей. — И Томми побежал со всех ног, а вскоре появились и грог и мистер Гарбетс.
Капитан Костиган не стал посвящать его во все события, уже известные читателю; с помощью горячего грога он сочинил угрожающее письмо к майору Пенденнису, в коем призывал его не чинить препятствий браку между мистером Артуром Пенденнисом и его, капитана Костигана, дочерью мисс Фодерингэй, а также назначить ближайший возможный срок их бракосочетания; в противном же случае требовал сатисфакции, как то принято между джентльменами. А буде майор Пенденнис попытается увильнуть от дуэли, намекал капитан, он заставит его принять вызов, приведя особу майора в соприкосновение с плеткой. Точных выражений этого письма мы не можем привести по причинам, о которых будет сказано в своем месте; но мы уверены, что оно было составлено в самом изысканном штиле и старательно запечатано большой серебряной печатью Костиганов — единственным образчиком фамильного серебра, каким владел капитан.
Итак, Гарбетсу было поручено доставить это письмо по назначению; генерал пожелал ему удачи, стиснул его руку и проводил его до дверей. А затем достал свои заслуженные дуэльные пистолеты с кремневым замком, от которых в Дублине погиб не один смельчак; осмотрев их, убедился в удовлетворительном их состоянии и стал выгребать из комода стихи и письма Пена, которые он всегда прочитывал прежде, нежели передать своей Эмили.
Минут через двадцать Гарбетс воротился, вид у него был встревоженный и удрученный.
— Видели его? — спросил капитан.
— Видел, — отвечал Гарбетс.
— Ну и когда? — спросил Костиган, пробуя замок одного из пистолетов и поднимая это смертоносное оружие на уровень своего налитого кровью глаза.
— Что когда? — спросил мистер Гарбетс.
— Да встреча, милейший.
— Неужто вы имеете в виду поединок? — спросил ошеломленный Гарбетс.
— А что же иное, черт побери, я мог иметь в виду? Я застрелю этого негодяя, оскорбившего мою честь, или сам паду бездыханным.
— Не хватало еще, чтобы я вручал вызовы на дуэль, — сказал Гарбетс. — Я человек семейный, капитан, от пистолетов предпочитаю держаться подальше. Вот ваше письмо, возьмите. — И, к великому изумлению и негодованию капитана Костигана, его гонец бросил на стол письмо с кривыми строчками надписи и расползшейся печатью.
— Вы что же, видели его, а письмо не передали? — в ярости вскричал капитан.
— Видеть-то я его видел, капитан, а поговорить с ним не мог.
— Проклятье! Это еще почему?
— Да у него там сидел один, с кем мне не хотелось встречаться, отвечал трагик замогильным голосом. — И вам бы не захотелось. Стряпчий у него там сидел, Тэтем.
— Трус и негодяй! — взревел Костиган. — Испугался, хочет показать под присягой, что я грозил его убить!
— Меня в эту историю не впутывайте, — упрямо сказал трагик. — Лучше бы мне было не попадаться на глаза этому Тэтему, а еще бы лучше — не подписывать…
— Стыдно, Боб Акр! Вы мало чем лучше труса, — процитировал капитан, не раз исполнявший роль сэра Люциуса О'Триггера как на сцене, так и в жизни; и, обменявшись еще несколькими словами, друзья расстались нельзя сказать чтобы очень весело.
Беседа их приведена здесь вкратце, ибо суть ее читателю известна; но теперь ему также стало ясно, почему мы не можем подробно изложить письмо капитана к майору Пенденнису; ведь оно так и осталось нераспечатанным.
Когда мисс Костиган в сопровождении верного Бауза воротилась с репетиции, она застала своего родителя в сильнейшем волнении: он шагал из угла в угол, распространяя вокруг себя аромат спиртного, которым ему, как видно, не удалось утишить свою смятенную душу. Письма Пенденниса громоздились на столе вокруг пустых стаканов и чайных ложечек, коими в них еще недавно помешивали капитан и его приятель. Едва Эмили переступила порог, как он схватил ее в объятия и с полными слез глазами, прерывающимся голосом воскликнул:
— Приготовься, дитя мое, бедное мое дитя!
— Вы опять выпивши, папаша, — сказала мисс Фодерингэй, отводя его руки. — А обещали мне, что до обеда не будете пить.
— Бедняжечка моя, да я одну каплю, только залить горе! — вскричал безутешный отец. — В вине заботы я топлю.
— Не так-то, видно, легко утопить ваши заботы, — в тон ему сказал Бауз. — Что случилось? Уж не обидел ли вас этот сладкоречивый джентльмен в парике?
— Коварный злодей! Он от меня не уйдет! — заорал Кос, в то время как Милли, высвободившись из его объятий, убежала к себе и уже снимала шаль и шляпку.
— Я так и думал, что у него недоброе на уме, — сказал Бауз, — очень уж он был любезен. Что он вам наговорил?
— Ох, Бауз, он меня разбил наголову. Против моей бедной девочки затеваются дьявольские козни. Оба эти Пенденниса, и дядюшка и племянник, адские заговорщики и предатели, верно вам говорю. Стереть их с лица земли!
— Да в чем дело? Что тут произошло? — спросил Бауз, теперь уже не на шутку встревоженный.
Тогда Костиган пересказал ему слова майора — что у младшего Пенденниса не будет ни двух тысяч, ни даже двухсот фунтов годового дохода, — и стал горько сокрушаться, что позволил такому самозванцу улестить и завлечь его невинное дитя и что пригрел такую змею на своей, капитана Костигана, груди.