тебя всего лишил! Ты была дивой, а он присвоил, связал по рукам и ногам цепями, заковал в кандалы. Думаешь, не вижу, что до сих пор тоскуешь по подиуму и по былой карьере?! Кровавый тебя захотел и лишил всего!
Аврора с грустью смотрит на меня, а мне вдруг становится плохо от того, какую гадость сказала. За то, что обидела и причинила боль близкой душе.
Самой от переизбытка чувств плакать хочется. Вот такая я непутевая. Сначала ляпаю, выпускаю шипы, не понимая, что раню до крови, и сама страдаю…
– Мама, прости… я не хотела…
Запинаюсь и замолкаю, потому что разговор прерывается парнем, расставляющим на столе наш заказ.
Молчим. Аврора смотрит на меня своими кристальными зелеными глазами. Красивая женщина, наделенная бесконечным обаянием, даже сейчас, когда я взорвалась, она спокойна.
Моргаю, потому что мама берет кусок сочной пиццы, блестящей от сыра, и вгрызается в мякоть белоснежными зубами, прожевывает и смотрит прямо мне в глаза, бросает вызов.
Одним взглядом и жестом дает понять, что не собирается ссориться из-за очередной глупой выходки непутевой дочери.
– Моя взрывная маленькая Ри… – наконец отвечает на мой затравленный взгляд.
Передо мной королева, умеющая держать лицо в любой ситуации.
Не могу так, чувства переполняют, а перед глазами другой мужчина. Страх перед его харизмой, уличными замашками заставляет убегать. Ужас перед его грубостью и одержимостью страсти не дает продохнуть.
Теплое прикосновение материнских пальцев к щеке отвлекает от тяжелых дум. Рора заставляет встретиться с ней взглядом.
– Маленькая моя, ты в том возрасте, когда все через край. Нет полутонов. Все либо белое, либо черное. Но поверь, родная, если бы у меня была возможность повернуть время вспять, и тайфун по имени Иван Кац вновь ворвался бы в мою размеренную жизнь… если бы у меня был шанс убежать, я бы осталась…
Он моя судьба, Мэри, мой мужчина. И несмотря на всю категоричность нрава и нелегкие времена, которые мы пережили вместе, он ни разу не был со мной действительно груб или жесток.
– Слабо верится, что ты сразу полюбила его.
Прищуривается и улыбается с хитрецой.
– В самую первую знаменательную встречу запустила в него подносом, билась и кусалась, пыталась покалечить его, убежать. Да и потом легче не стало: мы ссорились, как обезумевшие, но на самом деле сытый кот просто игрался с мышкой, приручал.
– Мам, я хочу свободы. Я не хочу вечно передвигаться под конвоем и жить в крепости. Я хочу гулять с парнем, держаться за руки и пойти в кино, как обычная нормальная девчонка моего возраста и… – замолкаю, почти проговорившись и назвав Дэни, отворачиваюсь и обнимаю себя руками.
Мать придвигается, тянет руку к моим волосам. Мы сидим близко и ей несложно приласкать меня, как в далеком детстве, поиграть с огненными прядками.
– Моя девочка, мы не вольны выбирать, в какой семье родиться. Ты дочь Ивана Каца и это будет нести определенный отпечаток на твоей жизни и судьбе.
– Мам, разве я многого хочу?
– Нет, Маша, не многого. Это все естественно и возраст у тебя, когда влюбляешься и хочешь все и сразу. Я понимаю. Но… Я помню, что тебе нравился Серебряков. Видела, как ты на него смотришь. Я всегда с тобой честна, Мэри, и сейчас не буду темнить. Я не вижу тебя вместе с этим парнем.
– Я не хочу быть беспомощной марионеткой, мам. Я хочу свободы выбора, я хочу распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению, принимать решения, ошибаться и исправлять. Я хочу быть с тем, с кем хочу!
Последняя фраза бьет прямо в сердце и заставляет резко замолчать. Потому что перед глазами всплывает красивое лицо со шрамом. Не Дэн, а Джокер. Такой же, как и мой отец. Жестокий, продавливающий, подчиняющий.
Рора качает головой и отвечает спокойно:
– Время все расставляет по местам, Ри. Ты поймешь. Смиришься.
– Как ты, да? Ты была знаменитостью. До сих пор на тебя равняются, а ты все перечеркнула, все! Что это, если не порабощение?!
Не могу справиться с внутренним пожаром. Мне сложно принять слова Авроры. Кусаюсь, а сама просто не знаю, в какую стену биться от бессилия.
– Я ушла из модельного бизнеса и не жалею. У меня есть семья, мои дети, которых я люблю со всей силой материнского сердца, а еще я нашла себя в благотворительных фондах, которыми управляю.
Оглянись Мэри. То, что ты считаешь проклятием – для других счастье. Есть много детей, обреченных на голод и холод, их бросили родители, они никому не нужны. Вот горе. Вот трагедия. А то, что тебя любит и оберегает отец – это нормально. Сейчас ты считаешь это ограничением свободы, но придет время, и ты осознаешь все.
– Мама… Я просто жить хочу… – реву белугой, меня прорывает на истерику, потому что в сердце неопределенность.
Рора обнимает меня.
Закрываю глаза и вновь вижу себя в объятиях Гринвуда. Я сдаюсь под его напором, отдаюсь со всей страстью. Его ртутные глаза поставили свое клеймо на мне.
Оттого и страшно, что чувствую себя изменщицей и предательницей…
Рыдаю на материнском плече и ловлю тонкий армат ее духов.
– Веснушечка моя, не плачь. Ты у меня очень сильная. Ты – Кац и это говорит о силе духа. Все решаемо, все будет хорошо.
Заглядываю в теплые глаза, блестящие от непролитых слез.
– Мама, ты счастлива? Ответь честно, ты счастлива с папой?
Аврора на миг наклоняется, и шелковая прядка падает на чистый белоснежный лоб.
– Он моя жизнь, Ри. Мой вдох и мой выдох. Меня нет без него. Твой отец умеет любить со всей силой своего дикого нрава. Это сложно выдерживать, но мы две половинки одного целого, противоречие в единстве…
Слезы высыхают. Смотрю в лицо Авроры и в какой-то момент ловлю себя на мысли:
“Сложно быть дочерью Ивана Каца, наверное, сложнее быть только его женой…”
Глава 32
Просыпаюсь от грохота.
Вскакиваю с постели и понимаю, что дождь с силой барабанит по стеклам. Рокочущий звук за окном заставляет вздрогнуть.
Прилипаю к огромным окнам в пол. За прозрачным стеклом разгорается ураган. Природа беснуется, громыхает, вспыхивает яркими молниями, раскалывающими черные небеса и озаряющими все вокруг.
Это не обычный летний дождь, который часто у меня вызывает желание прогуляться босиком по зеленой траве или же забраться в конюшню и дышать запахом сена и лошадей…
Последняя мысль заставляет затаить дыхание. На сердце становится с каждой секундой все тяжелее. Предчувствие витает в воздухе, давит на виски тисками. Мне