Богосавец — в белоснежной рубашке, свежий и чисто выбритый, придирчиво осматривал сотрудников. Всё, как всегда. Если не считать, что ночью я едва не отдалась шефу прямо на столике в зале.
Когда шеф подошел ко мне, я боялась взглянуть на него. Но Богосавец ничего не сказал, пожелал нам доброго дня и велел приступать к работе.
Мы пошли в кухню, но я двигалась, как во сне.
Может, решил уволить меня по тихому? Сейчас Петар скажет, что меня ждут в бухгалтерии, а там…
Но никто не отправлял меня в бухгалтерию, никто не вызывал в кабинет шефа. Мы достали ножи, изучили меню, приступили к подготовке ингредиентов.
Петар на фургончике отправился на рынок, чтобы закупить продукты.
Всё, как обычно… как обычно…
Я дергалась и постоянно смотрела на дверь. Неужели, Богосавец решил сделать вид, что ничего не было? Уволил Дюймовочку из-за одного поцелуя, вышвырнул Елену в таком положении… А если сам нарушил правила — то это не считается?..
— Иванова, — окликнул меня Йован, заменивший Петара в его отсутствие, — Слышишь?
— Что? — испуганно отозвалась я, очнувшись от своих сумбурных мыслей.
— Ты слышишь? — Йован поднял указательный палец.
Я тоже прислушалась, но не услышала ровным счетом ничего интересного — стучали ножи, гудели газовые конфорки… Обычные звуки рабочего дня…
— Креветки плачут, — подсказал мне Йован. — Ждут не дождутся, когда ты замаринуешь их и отправишь на лед.
— Креветки! — я бросилась к тазу, в котором лежали очищенные креветки.
В самом деле! Надо отправить их на лед как можно скорее! Пока нежное мясо не размякло до состояния оконной замазки.
Богосавец заглянул в кухню, проверяя, как идет подготовка к открытию ресторана. Он разговаривал с Йованом, зорко посматривая, как Ян режет мясо на фирменное блюдо, как Ринат процеживает консоме — ни словом, ни единым жестом шеф не выдал, что вчера произошло что-то из ряда вон выходящее.
А может, и не произошло?
Может, для него это был такой незначительный эпизод, что он сразу о нем позабыл? Или они с Лилианой помирились, решив, что повариха не стоит нервов и ссор?
Я подхватила таз с креветками, чтобы унести их в холодильник, и в это время в кухню зашел Петар. Зашел как был — в уличной одежде, даже не снял куртку.
— Душан! — завопил он с порога. — А что происходит?! Почему Калмыков забрал фургон?
В кухне мгновенно воцарилась гробовая тишина — только вода лилась из крана в переполненную кастрюлю.
— Как — забрал фургон? — переспросил Йован, с удивлением посмотрев на Богосавеца.
Шеф ничего не сказал, опустив голову и скрестив на груди руки — будто глубоко задумался.
— А продукты? — заволновался Йован. — Ты лосося привез?
— Лосось улетел, помахав плавничками! — огрызнулся Петар, сердито глядя на шефа. — Калмыков забрал фургон и все продукты вместе с ним. И из чего мы сегодня будем готовить, скажите, пожалуйста? А, Душан?
12. Война не по правилам
— Как — забрал продукты? — Йован растерянно оглянулся. — А лосось?..
— Фургон оформлен на фирму Калмыкова, — сказал Богосавец спокойно. — Наверное, он ему срочно понадобился.
— С нашими продуктами? — закипел Ринат. — Он спятил — Калмыков?!
— Позвони ему! — Петар был красный, как вареная креветка. — Что это за беспредел, вообще?! Вытолкали нас из машины, как будто мы воры какие-то!
Я чуть не уронила с перепугу таз с креветками.
Значит, угрозы Лилианы не были простой болтовней. Надо было догадаться. Папочка заступился за дочку — и отобрал у строптивого повара то, без чего невозможно работать — лучшие продукты, за которые было заплачено вперед. Это месть не лично Богосавецу. Пострадать должен был весь ресторан. Но ведь Калмыков — совладелец ресторана… Неужели он не понимает, что сам потеряет в деньгах?..
— Позвони ему! Пусть не дурит и вернет машину и продукты! — повторил Петар.
Все затаили дыхание, ожидая, что ответит шеф.
Богосавец поднял голову, оглядел нас всех и еле заметно усмехнулся.
— Нанимаем фургон, и — снова на рынок, — сказал он. — Поеду сам.
— А позвонить Калмыкову?! — взорвался Ринат. — Что он себе позволяет?!
— Готовим и ни на что не отвлекаемся, — сказал Богосавец. — Ресторан должен открыться вовремя. Клиентам нет дела до наших неурядиц. Всем понятно?
— Да, шеф, — ответили мы нестройным хором.
Богосавец ушел, мы продолжили работу, но энтузиазма ни у кого не было. Повара были раздражены, и даже самые простые дела не клеились. Ринат опрокинул банку с солью, Йован поранил руку, обрабатывая рыбу. Петар наорал на него, Йован не остался в долгу, и они чуть не подрались.
В последнюю минуту перед открытием вернулся шеф. Он привез часть продуктов, но не всё, что требовалось.
— Корректируем меню, — приказал он с порога. — Палтуса не будет, вместо него осетр. Меняем спаржу на брюссельскую капусту, убираем десерт из персиков.
— Как — убираем?! — воскликнул Сречко. — А что вместо персиков?
— Есть отличная черешня, — сухо сказал Богосавец, на ходу надевая фартук. — Делаем крамбл с черешней, вымоченной в роме, со сливочным мороженым.
— Крамбл?! — казалось, Сречко хватит удар. — А рецепт?!
— Не знаешь, как приготовить крамбл? — шеф ополоснул руки и занялся черешней. — Ты меня расстраиваешь.
— Я знаю, как он готовится! — Сречко размахивал скалкой так, что это становилось небезопасным для окружающих. — Но разве не надо проверить рецепт?! Ты сам сто раз говорил…
— Я займусь начинкой, — прервал его Богосавец спокойно, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло, — а ты делаешь тесто. Возьми стандартный рецепт. Из расчета на двадцать пять граммов овсяных хлопьев — десять граммов миндаля, по пятнадцать — муки и сахара, тридцать граммов масла.
Сречко застыл с раскрытым ртом, а Богосавец вдруг позвал меня:
— Даша, будешь помогать мне с начинкой.
— Да, шеф! — пискнула я, потеряв от волнения голос. — Только креветки отнесу…
— Возьми ром, тростниковый сахар и корицу, — велел мне Богосавец.
— Да, шеф! — отозвалась я уже бодрее и со всех ног бросилась в кладовую.
Когда я вернулась, повара работали в обычном режиме — быстро, деловито, без суеты и раздражения.
Одно присутствие шефа на кухне успокоило всех. И я, как и остальные, тоже перестала волноваться, потому что верила, что шеф разрулит любую самую безнадежную ситуацию. Богосавец знал, что делать и делал это уверенно, подбадривая работников своей знаменитой улыбкой.
Он улыбнулся и мне, быстро объяснив, как замариновать черешню, сколько добавить специй и как уваривать начинку, чтобы от рома остался только запах, а не привкус, а черешня приобрела удивительно нежную, тягучую консистенцию.
— Не суетись, все ровно, как будто песенку напеваешь, — говорил Богосавец, стоя позади меня. Он наблюдал, как я выпариваю ром, как добавляю ягоды и сахар, показал, как поворачивать сковородку, чтобы не помять нежные ягоды, перемешивая их ложкой.
Когда он коснулся моей руки, я вздрогнула, но Богосавец даже бровью не повел и ловко перевернул ягоды, чтобы они утопали в сиропе равномерно.
«Все забыто, — сказала я себе мысленно. — Подумаешь, поцеловал он тебя, за титю потискал. Для мужчин это ничего не значит. Но ты радуйся — не будешь уволена. Наверное».
Но радоваться не получалось. Было обидно, и еще — волнительно. Потому что всякий раз, когда шеф называл меня по имени, меня бросало в жар и в холод.
«Даша… Дашка… Я так тебя хочу…», — наверное, я буду слышать его голос до самой смерти. И замирать при этом, как малолетняя дурочка, услышав песенки Димы Билана.
Ресторан был открыт, и первые заказы поплыли из кухни в зал.
Богосавец перебросил мне фартук и вышел к посетителям.
Петар то и дело выбегал из кухни и приносил нам свежие новости. Особых нареканий по изменению меню от клиентов не поступало, а крамбл был принят на «ура».
Мы отстояли смену, как солдаты на поле боя — импровизируя, когда надо было заменить недостающие продукты. Повара тихо ворчали, Йован был бледный, когда осетра понесли вместо лосося. Но рыба получилась хорошо, и он промокнул вспотевший лоб с таким видом, будто спасся от смерти.