Таннер выкинул из головы это происшествие: на место Вереша метило человек двадцать, он ещё и выбирал, кого взять.
Повторить «Монстра» не получалось, зато, переругиваясь, они всё-таки рождали новые идеи.
Происходило это так:
— У вас опять отказ всех органов и систем, если это можно так назвать, — Рац стучал по колбе. Таннер делал невозмутимое лицо.
— А вы утилизовали очередного бедолагу? — и словно невзначай добавлял: — Добровольцев становится всё меньше, да?
Рац кривился.
— Пока ещё есть ресурсы. Вы, главное, не отставайте.
Однажды они задержались до полуночи. Началось всё с обычной ссоры, помянули Монстра, сбежавшую дурочку Мелтон, по пятому кругу — колбы с зелёными искрами внутри. Вдруг Сорен отвлёкся от своих пробирок и мониторов.
— Стойте, а вы только целиком эмбрионы создавали?
Таннер едва не сунул палец в вортекс-центрифугу.
— Да.
— Док, а если попробовать сделать кусок человеческого тела? Пускай и с нервными волокнами?
Таннер покачал головой. Сорен стукнул себя по лбу.
— Ладно, я тоже тупица, почему-то не подумал об этом прежде. В общем, я использую Кэррола.
— Он ещё жив? — простой вопрос отчего-то заставил Сорена помрачнеть. Его глаза неопределённого, то ли зеленоватого, то ли карего цвета как будто затянуло плёнкой, отчего он сделался похожим на заболевшую птицу.
— Если это можно так назвать. Пойдёте со мной, док Таннер, не испугаетесь?
Таннер постарался скрыть волнение и заново запустил центрифугу, которая послушно отделяла чуть светящуюся зелёным плазму от кровяных телец очередного его образца. Он давно хотел посмотреть на парня, который когда-то был раптором — и на то, что от него осталось.
— Обязательно. Мы ведь теперь коллеги.
К его удивлению, Рац ответил вполне спокойной улыбкой.
— Вот именно.
Этого человека звали Кэрролом, он стал одним из первых добровольцев, гласила официальная информация; Сорен отдал её неохотно, как будто у него списали с личного счёта последние кредиты, а теперь не хватает расплатиться за жильё, и Интакт сложит «паззл», отсекая от сразу двух или трёх комнат. Таннер мог бы рассказать кое-что ещё: Кэррол когда-то близко общался с «агентом» Леони Триш вплоть до сексуальной связи. Подробности личной жизни не очень интересовали Таннера, который считал какой-либо секс, кроме виртуального и быстрой, необременяющей разрядки, слишком хлопотным: искать живых людей, договариваться с ними, получать согласие — что может быть скучнее?
В базе хранились трёхмерные изображения: крупный, мускулистый, как многие рапторы, Кэррол напоминал дикого бизона. Для охотников на нематериальные блики света едва ли имеют значение рост, вес и физическая сила, но этот Кэррол, кажется, мог убить алада, просто стукнув по нему кулаком. Он был именно добровольцем: наивный парень откликнулся на призыв Интакта о помощи. Он и со скалы прыгнул бы, отдай приказ вышестоящий.
— Всё просто, Таннер. Старшие рапторы — командование, начиная от субедаров… хотя нет, эти обычно ещё торчат на базах со своими подопечными… Но вот уже полковники, генерал-майоры, генерал-лейтенанты и генералы, которые сидят здесь и алада последний раз видели лет пятнадцать назад, — они страшно боятся того, чем в результате станут. Мы им даём лекарства от фрактальной мутации, сдерживаем её, но эффективность, сами знаете…
— Знаю.
Таннер нахмурился. Болезнь рапторов была тайной, о которой многие догадывались — шептались, кидали двусмысленные сообщения в чатах. Охотников старались отрезать от семей, не позволяли заводить социальных связей, помимо себе подобных. Всё работало, но трещало и скрипело, как заклеенный пеной-коагулянтом автоклав. Энси лично подчищал данные о самоубийствах старших рапторов, благо редко кто вскрывал себе горло дизрупторами, обычно уходили в Тальталь «забрать с собой побольше мразей». Генералы и прочие тряслись за дозу лекарства. Таннер и Рац, прежде непримиримые враги, совершенно одинаково врали: мы делаем успехи, именно вам удастся излечиться.
Пока «лекарство» было одно — эвтаназия. Кто-то просил о ней сам, другим приходилось подсылать особого медбота под видом анальгетика. Самые упрямые и одержимые паранойей умирали самостоятельно. Энди Мальмор — всё ещё единственный, кому удавалось временно обращать мутацию вспять и оставаться в живых, а теперь Сорен придумал, как довести процесс до финальной стадии, но чтобы объект оставался на этом свете.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глядя на то, во что превратился Кэррол, Таннер подумал: лучше смерть, чем такое.
Тот сидел в просторной клетке-аквариуме, похожей на резервуары, в которых выращивали клеточные культуры, зародышей с внедрёнными аладами. Пространство три на три метра уже с трудом вмещало разросшийся конгломерат мяса. Таннер разглядывал существо и тёр подбородок, прикидывая, что произойдёт, когда фрактализированная плоть будет давить на бронированное стекло. В конце концов Кэррол просто раздавит сверхпрочный материал собственной плотью и вывалится — фрактальная мутация была подобна воде в своём упорстве. Плотина сдерживает реку, но лишь пока камень, бетон и железо не дадут течь. Сходство с человеком потерялось где-то на уровне выше головы Таннера, из перекрученных жгутов и набухших канатов аномально огромных вен, толщиной в человеческую руку, проглядывали глаза — целая россыпь, все зеленоватые, круглые и глуповатые. Таннер сравнил их с гроздью винограда. Где-то вверху резервуара торчала мягкая на вид поросль рыжих волос, прямо поверх мясистой и поблёскивающей глади с синими прожилками и кавернозными мембранами. Можно было догадаться, какой орган превратился в этот кусок мешанины.
— Вы не хотите это утилизировать? — спросил Таннер Сорена. — Знаете, есть такое в словаре понятие: милосердие.
— Он хорошо подходит как основа, — Рац пожал плечами. — Обратите внимание, он всё ещё жив, даже условно разумен. Понимает человеческую речь. Кэррол, — он подошёл к мигающему зелёным индикатору двери, над которым темнела мембрана микрофона. — Скажи что-нибудь.
Масса заворочалась и глухо утробно заурчала. Виноградная гроздь наполнилась влагой, похожей на слёзы.
— Иронично, правда? Алады — самые «чистые» создания, ни крови, ни испражнений, ничего телесного и грязного. Они по-своему прекрасны, lux aeterna, чистый свет, но длительное воздействие «сияния» на любую органику вызывает вот такое… Не волнуйтесь, я держу беднягу Кэррола под мощными седативами, а заодно ищу наиболее действенные в его состоянии анальгетики. Думаете, откуда я знаю, какие формулы лучше всего подойдут нашему общему знакомому? — Сорен выразительно посмотрел вверх.
«Больной ублюдок», — почти ласково подумал Таннер и улыбнулся.
— Я изучаю на нём все аспекты фрактальных мутаций. Знаете, что я предлагаю? Возьмите его плоть — не волнуйтесь, доктор Таннер, сколько бы вы ни позаимствовали, она нарастёт снова, — а потом внедрите одного из своих одомашненных кузнечиков. Конечно, мы этим займёмся вместе.
— Вы хотите…
— Создать биоимплант, конечно. Который позволил бы рапторам управлять аладами. Прямо как в легендах про отмеченных, избранных Инанны и её «перворожденных».
Сорен Рац широко и мечтательно улыбался. Он выглядел совсем юным — не старше двадцати, мальчишкой с заветной мечтой, его тянуло потрепать по голове или чмокнуть в щёку, а может, толкнуть в клетку, прямо в гущу каких-то отростков, похожих на щупальца кальмара, усеянных зубами вместо присосок и открытыми кровоточащими ранами, и посмотреть, что Кэррол сделает с ним.
Таннер бы записал полный протокол такого эксперимента.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы гений, Рац.
Что ж, он почти не кривил душой.
Глава 11
Шон достал сигарету и протянул её мужчине. Тот был маленьким, смуглым, с встрёпанными кудрявыми волосами, его дочка держалась гораздо уверенней.
— На, выкури, будет легче. А ты, малышка…
Шон сунул покрытые жёсткими тёмными волосами руки в карманы, их хватало на лохмотьях рейдера, но ничего не нашёл. Айка посмотрела на него с насмешкой.