Анне-Лиз ни разу не сказала, что любит его. Об этом говорил каждый ее жест, но вслух она ни разу не произнесла этих слов. Она легко могла бы заменить ему Мариан, с ее страстью, улетавшей с шепотом ветра. И однако где-то в глубине души он знал, что это не так, Анне-Лиз может быть только единственной. Он ясно ощущал это, когда обнимал ее так крепко, что слышалось биение сердца. Наклонившись, он поцеловал ее, тихонько пробуя ее губы, как свежую струйку летнего ручейка. Он хотел сказать ей о любви, но так же, как и она, не мог. Они были разными мирами.
Тело Дерека говорило Анне-Лиз о любви больше, чем он мог бы сказать словами. Их словами были ласки и поцелуи, которые кружили голову, как молодое забродившее вино. Она обняла его, и будто поток воздуха, играющего ветерка, увлек его в глубины страсти. Ее поцелуи заставляли Дерека забыть все на свете от наслаждения, и когда он вошел в нее, он попал в рай.
Тонкая и прекрасная Анне-Лиз пришла в его объятия, как бы ища приюта, гавани, не защищенная и все же веселая. Она заставила его душу петь. Тело Дерека как будто было создано для нее. Когда же долгожданный момент настал, дрожь прошла по их телам, словно бурное эфирное крещение. Он крепче прижал ее, будто боясь потерять, отдаляя момент разъединения. Облака клубились над их головами, мир кружился под ними, наконец, пришло время, и нельзя уже было откладывать их полного слияния.
— Какой редкий восторг, какое удовольствие мы получили! — выдохнул он наконец. — Откуда ты знаешь, как удовлетворить меня? Я испытал невозможное, сказочное блаженство. Я боюсь, что однажды это закончится, и я снова упаду в эту мрачную бездну несчастья, где ты нашла меня, — он погладил ее волосы. — Ты всегда должна быть со мной. Обещай остаться в Клерморе, пока у меня будут силы делать тебя счастливой.
— Лишь бы я была тебе нужна, Дерек, — сказала она мягко. — Только шепни мое имя, и я тут же приду. А если мы будем далеко друг от друга, я услышу тебя сердцем.
— Я запомню твое обещание, — он нежно прикоснулся к ней губами. — Когда гильзаи оставили меня умирать в Кибере, они и не подозревали, что оставляют меня для гораздо более счастливой жизни, чем та, которую я вел раньше. Я хочу… — Он колебался, желая сказать слова обручения, которых она так ждала, но не смог. Молчание накрыло их плотным одеялом. Несмотря на всю ее прелесть и изящество, для нее не было места в безжалостном обществе Клермора. Ей нужны были спокойствие, нежность, вера и свобода. Ей нужно было жить там, где все ее любили. Анне-Лиз создана не для лицемерия и фальши, узкой кастовой вражды и презрения окружающих.
Дерек был уверен, что не сможет уберечь ее от насмешек, клеветы и сплетен. Женится он на ней или нет, она всегда будет для местного общества мишенью для оскорблений.
И все же, когда он целовал Анне-Лиз, нектар ее губ заставлял Дерека забыть обо всех несчастьях, уготованных ей судьбою. И он все откладывал решение отослать ее в Лондон. Он хотел только ласкать ее и укрывать своими руками. Это время, эта радость, сияющая, как диадема раджи, принадлежала лишь им двоим. Подобно красивым механическим птичкам, заведенным какой-то божественной рукой, они были счастливы, пока не заканчивался завод, и тогда крошечные винтики начинали вращаться медленнее и крылышки безжизненно опускались.
Так проходили дни, и лето кончалось. Розы еще благоухали в саду Клермора, но ласточки уже собирались на юг, в Африку, а может и в Индию. Леди Гертруда все откладывала свой отъезд. Хотя она претендовала на безразличие, тем не менее всякий раз она давала понять Анне-Лиз, что связь Анне-Лиз и Дерека ей неприятна.
— Я удивлена, мисс Девон, — не выдержала наконец леди Гертруда, когда однажды после обеда они с Анне-Лиз пили чай на веранде, — что вы так быстро забыли о своем воспитании, вступив в любовную связь с моим племянником. Я уверена, ваш отец ужаснулся бы.
Хотя Анне-Лиз была шокирована резкостью леди Гертруды, она сохранила внешнее самообладание.
— Мой отец умер, — ответила она спокойно, — и потому его мнение не имеет значения, но если бы он был жив, то понял бы мою любовь к Дереку. Он не одобрял добродетели под маской лицемерия.
Глядя на белые облака, летящие над лугом, и аллею тополей, Анне-Лиз задумчиво произнесла:
— Я бы предпочла замужество, но, поскольку это невозможно, я приняла дар любви, посланный мне Богом.
Бледно-голубые глаза леди Гертруды остались холодными.
— Дерек когда-нибудь говорил, что любит вас?
— Никогда, — сказала Анне-Лиз тихо, — и никогда не скажет. Он слишком благодарен, чтобы дать женщине надежду на невозможное.
— Вы считаете, он любит вас?
Анне-Лиз долго молчала.
— Я думаю, он сам не знает об этом. Всего несколько месяцев назад он любил Мариан Лонгстрит. Я сомневаюсь, что его чувства могут так быстро измениться, чтобы он забыл ее.
Леди Гертруда смотрела на нее изучающе.
— Вы действительно маленькая идеалистка. Сомневаюсь, что вы способны смириться с фактом возможного разрыва. Общественное мнение — не самая лучшая вещь, и все это трудно вынести, особенно в одиночку. Мужчина всегда выходит сухим из воды, в то время как женщину забрасывают камнями.
— Мое самоуважение не разрушится от насмешек и презрения, леди Аннабель. Люди могут говорить все, что им нравится. Но когда наступит конец нашей любви, у меня все равно останутся начало и середина.
Леди Гертруда улыбнулась, сама того не желая.
— Дерзкий дьяволенок! Вы так уверены в себе, что, пожалуй, сделали бы честь Клавелям. Странно, вы не выглядите мужественной. Я слишком стара, чтобы чему-то удивляться, но предвижу, что вы сумеете выпутаться из этой беды. — Она подняла свою чашку, как бокал с шампанским. — За ваше мужество!
Анне-Лиз неохотно улыбнулась.
— И ваше гостеприимство!
Бал в Брайервуде был парадом шелков и атласа, страусовых перьев и перьев марибу, жемчуга и напудренных плеч. Мариан в платье из кремового тюля, украшенного лилиями с небольшим количеством жемчуга на пышном кринолине, встречала гостей у подножия мраморной лестницы. Леди Гертруда вошла, опираясь на руку Дерека; Анне-Лиз сопровождал Роберт. Леди Гертруда запретила Анне-Лиз выходить из дома в ее старом девичьем голубом тарлатановом платье.
— Если пойдут сплетни, — заявила она, — я не хочу, чтобы Дерека обвинили в том, что он украл тебя прямо из колыбели. — Она настояла, чтобы Анне-Лиз надела новое платье, купленное для нее Дереком: розовые кружева из Алансона с узором из бархатных зеленых листьев папоротника и роз. Шейку Анне-Лиз обрамляла тройная нить полинезийского жемчуга, застегнутая на бриллиантовую брошь в форме сердца — фамильная драгоценность леди Аннабель. Сетка, державшая шиньон Анне-Лиз, была украшена маленькими бриллиантами, сверкавшими в свете свечей, как звезды. Анне-Лиз, восхитительно прекрасная и выглядевшая по крайней мере на пять лет старше, притягивала внимание гостей как магнит. Естественно, что ее появление вызвало и пересуды. Они касались прежде всего того, что такая красавица живет в доме двух молодых холостяков, которые — это всем было известно — не отличались пуританскими нравами. Ревнивая Мариан быстро обернула эти сплетни в свою пользу.