ему в тот момент было и не до этого. Ведь теперь он бежал и не чувствовал усталости. Щелкая и посвистывая, он говорил со своей любимой и прекрасно ее понимал. И пустыня уже не казалась ему таким ужасным и невыносимым местом, а напротив, местом прекрасным и удивительным. Таким, в котором он хотел бы прожить всю свою жизнь.
Так они и жили вместе в этой пустыне, счастливые и свободные. И солнце согревало их днем, а ночью светили звезды. Они не ведали ни страха, ни голода, ни жажды. Они любили друг друга и никто в целом мире не был им больше нужен. Вот только иногда, хотя и очень редко Мару вспоминал о своей деревне. О городе, куда так и не дошел и о тримах, которые сочли его, по всей видимости, погибшим. Несколько раз он спрашивал у своей невесты, можно ли ему сбегать в город, но всякий раз ответом на это было лишь ее долгое молчание. А Мару не решался настаивать. Наконец, после очередной такой просьбы она спросила:
– Милый мой, неужели же тебе со мной так плохо? И зачем тебе все эти города и деревни. Разве ты не счастлив здесь?
– Я очень счастлив, – ответил ей Мару, – я так счастлив как никогда еще не был. Но я все-таки должен хоть одним глазком посмотреть на свою прежнюю жизнь.
– Хорошо, – ответила ему девушка-ящерица, – но только в последний раз.
Тут она щелкнула языком, свистнула и побежала изо всех сил в неком, только ей одной известном направлении. Мару побежал следом. Они неслись как ветер, шаг в шаг, тень в тень. Они бежали так быстро, что даже Мару стал очень сильно уставать. Наконец, спустя часов двадцать непрерывной гонки они остановились.
– Вон твой город, – свистнула ему девушка-ящерица, – видишь развалины. Неужели же это и есть то, о чем ты все это время мечтал?
А Мару, увидав до боли знакомый пейзаж, буквально лишился дара речи. Он не мог больше уже ни говорить, ни даже щелкать языком. Он лишь в немой тоске переводил взгляд со своей невесты на этот заброшенный город. И тогда она все поняла.
– Хорошо, – сказала она тихо, – иди туда. Но… – она повернула морду чуть в сторону, – ты не можешь вернуться назад в таком виде.
– Но что же делать? – спросил у нее Мару уже на прежнем своем языке.
– Укуси меня, – сказала ему девушка-ящерица, – сделай мне больно. И пусть это будет твоя плата за то, что я спасла тебе жизнь. Но зато ты сможешь вернуться к своим.
И Мару укусил. Он вонзил свои острые длинные зубы в переднюю лапу ящерицы, отчего из нее тут же пошла кровь. И едва эта кровь попала к нему в рот, как он снова принял свой прежний облик. Ящерица же даже не сдвинулась с места. Вот только стояла она теперь на трех лапах, а четвертую, больную, держала на весу. И из глаз ее прямо в ту фляжку, что висела у нее на шее капали слезы. Самые соленые слезы в этом мире, слезы пустыни. Мару же напротив радостно засмеялся и побежал, даже не оборачиваясь, со склона бархана прямо по направлению к городу.
20. Стрела и роза
– Что-то я не пойму, – неуверенно проговорил один из тримов, вглядываясь в туманную даль, – это бежит там кто-то что ли?
– Да нет, – ответил ему второй приложив руку ко лбу и глядя примерно в ту же сторону, – это тебе показалось. Хотя нет, погоди, – он прислушался, – вот сейчас, кажется, кто-то громко кричит или зовет, не разберу.
– И кричит, и зовет, – вскоре уточнил третий. – А еще за ним кто-то гонится. Вон видите, большое темное пятно. Это, наверное, кто-то из леса того: может зверь какой, а может другой трим.
Так и стояли эти трое в поле, совершенно забыв про свои дела и внимательно наблюдая за происходящим. Минут через пять, когда все стало уже хорошо видно, они поняли, что это действительно кто-то что есть мочи бежит в их сторону, а за ним самим гонится здоровенный зверь, – то ли медведь, то ли волк. Едва помня себя от испуга, все трое бросились в свою деревню. Благо, она находилась неподалеку. И там они подняли такую невообразимую панику, что когда погоня приблизилась к окраинным домам, то уже почти все мужское население деревни поджидало дикого зверя во всеоружии. Кто-то был с вилами, кто-то с палками, а кто и с ружьями, которых было, правда, всего два или три.
Наконец, преследуемый трим вбежал в их деревню. И каково же было удивление ее жителей, когда они увидели, что это была девочка. Совсем маленькая еще, лет семи-восьми. Она очень ловко уворачивалась от лап медведя, который, судя по всему, уже устал за ней гоняться и просто механически делал выпады вперед, пытаясь хоть как-то ее зацепить. Но девочка все время уворачивалась. И вот медведь, видимо уже отчаявшись поймать такую быструю и верткую добычу, схватил зубами ее рюкзак, который девочка держала в своей руке. Тримы закричали:
– Бросай его, бросай сейчас же! Пусть подавится, беги скорее к нам.
Но девочка не уступала. Она вцепилась в свой рюкзак обеими руками и никак не хотела его отдавать. Наконец медведь зарычал уже по-настоящему и, не выпуская из зубов добычи, размахнулся одной лапой. Но тут раздалось несколько быстрых громких выстрелов и он, изобразив на своей морде нечто похожее на удивление, рухнул как подкошенный.
Тримы осторожно подошли к зверю. Он не шевелился. Лишь тонкая струйка крови медленно стекала у него из-под левого уха. «Ух ты, – зашептались они между собой, – кто же это так попал-то точно?» А, впрочем, какая была разница, главное, что девочка была спасена, хотя и лежала сейчас без сознания. Причем рюкзак свой, она все по-прежнему крепко сжимала обеими руками.
– Надо бы ее в дом отнести, – сказал кто-то. – Что же она здесь у нас на земле лежит? Это не дело. Вдруг еще простудится.
Вперед вышла тетушка Молли. Очень худая и довольно пожилая уже женщина. Ее дом стоял неподалеку и она, конечно, все прекрасно видела.
– Я ее к себе заберу, – сказала она. – У меня и кровать мягкая есть и обед уже готов. Да и травками ее полечу, если вдруг понадобиться.
Остальные тримы с ней согласились. Эту тетушку они давно знали. Так же как и то, что она хотя и строгая была, но при этом очень заботливая и справедливая. Сами они не