— Что ж, по сто бон на каждого, и вы нас отпускаете, — взял быка за рога Муконин.
— Это несерьезно, — кисло бросил Гер.
Костя разглядел сморщившееся лицо Гера в зеркале салона, что вверху лобового стекла.
Бог мой, до чего знакомая ситуация, подумалось Муконину! Вот так всегда было в этой стране: менялся социальный строй, территориальный уклад, рушились одни идеалы и приходили другие, но люди оставались теми же. И немудрено, ведь жить за счет ближнего можно под любыми масками.
— Ладно, по двести бон, — начал торговаться Костя.
— У нас, знаете ли, в Челябинске, — вдруг заговорил Серый, — ваши боны приживаются крайне неохотно.
«Надо же, вы еще и культурно выражаться умеете!» — чуть не вырвалось у Кости.
— Ясно, — сказал он вслух. — Тогда поговорим о долларах. По десятке каждому. Идет?
— Нет, это все несерьезно, — заладил Гер.
Костя тупо уставился на круглые циферблаты «Шевроле» со стрелочками и штрихами. Внутри все вскипало.
— Хорошо, четвертак на двоих, — вздохнул он.
— Каждому, — вставил Серый, и дорожники удовлетворенно переглянулись. Костя цокнул языком, покачал головой.
— Ну знаете, это уж слишком.
— А вы знаете об указе мэра Челябинска за номером двести пять? Всех, въезжающих в город с боевым оружием, сажать в обезьянник? — заявил Гер. — Независимо от наличия чипов и мандатов. Вплоть до выяснения всех обстоятельств.
— Правда? Ладно, мы согласны на полтинник, — сказал Ганя, положив руку на плечо Косте.
Серый тут же достал из «бардачка» книжку (Костя успел выхватить название: «Административный кодекс Российской Федерации»), раскрыл где-то посередине и протянул назад:
— Сюда вложите.
Муконин вытащил из джинсов портмоне, выудил из разбухшей пачки пять купюр по десятке и пристроил в книжку. «Кодекс» сразу перекочевал обратно. Гер раскрыл его перед глазами, моментом убедился, что все правильно.
— Вы свободны, — бросил он.
Взял лежавший на панели чип-мандат и протянул назад.
Костя забрал документ. Вслед за Ганей вылез из патрульной машины.
В «семерку» вернулись быстро, без оглядок.
— Хорошо, что они еще наш личный автомат не углядели, — заметил Ганя, когда уже садились в салон.
— Ага, плюс моего «Грача», — с грустной иронией сказал в ответ Костя.
Тронулись, поехали. Когда удалились на несколько метров, Муконин прикурил сигарету и жадно затянулся.
* * *
Костя решил не огибать Челябинск по окружной дороге, а ехать прямо. По городу прокатились почти без разговоров. Настроение, понятно, у обоих упало до нуля. Уже на своей территории шеф не помог, потому что не было связи. Да и помог бы? А что ожидать дальше?
Раньше Костя появлялся в Челябинске несколько раз, но все проездом, транзитом по железной дороге. Едва успевал прошвырнуться по центру. Вот и теперь история, можно сказать, повторилась.
Южноуральский город по-прежнему оставался по-своему красивым, но чем-то похожим на Екатеринбург. Такие же улицы со старинными пятиэтажными домами, с торчащими кое-где исполинами-небоскребами, с тревожным движением людей, с бросающимися в глаза контрастами нового времени — нищие попрошайки у парадных входов и крутые водородные автомобили на парковках; черные окна недостроенных многоэтажных башен и красочные лозунги на их цоколях с патриотическим уклоном. Однако же восхвалялась тут не Уральская Республика, а просто Южный Урал. Типа того:
ЮЖНЫЙ УРАЛ — КУЗНИЦА НОВОЙ РОССИИ
Лишь в одном месте попались слова «Уральская Независимая Республика». В центре, на здании мэрии было вывешено:
УРАЛЬСКАЯ НЕЗАВИСИМАЯ РЕСПУБЛИКА — ОПЛОТ НОВОЙ РОССИИ
Костя намеренно проехал через центр. Широченная площадь Революции, побольше, чем площадь 1905 года. И памятник Ленину сохранился в нормальном состоянии — никто его не подрывал. Тут вообще всегда было спокойней, тише, думал Костя, и как будто чувствовалось уже слабое, но такое манящее и милое дыхание юга. А на выезде с площади активно производилось воздвижение лазерного постамента для трехмерной рекламы, как в Екатеринбурге. Челябинцы, видимо, решили не отставать от столицы республики и взялись за создание своего трехмерного великана. И где только бабки нашли в смутное-то время?
На окраине города Костя прибавил скорость. Мимо полетели трущобы и промышленные зоны, перемежающиеся со спальными районами. Почти как в родном Екатеринбурге. Только другой дух, другая стать. Что-то незаметное, но иное. Неожиданно приходящее и сразу ускользающее, как ощущение дежавю. Костя мысленно попрощался с последним мегаполисом независимой и управляемой зоны.
Уютный, но грубоватый, крепко стоящий тяжеловесный край, где ковалась победа в Великой Отечественной войне, ковалась в виде танков и «катюш». Суровый, железный край, надежно укрывшийся за Уральским хребтом. Где и поныне куется железо. И где теперь пролегает южная граница последнего плацдарма России. Счастливо тебе! Встретимся ли снова на обратном пути?
После города потянулась почти свободная от автомобилей трасса. Приближалась граница Уральской Независимой Республики.
— Ну что, когда за руль сядешь? — поинтересовался Костя, убавив радио (местный «Южный Урал FM» начал периодически шипеть, как караси на сковородке).
— После границы и сяду. — Ганя, вальяжно развалившийся в кресле, смачно зевнул. — Вроде договаривались же.
— Добро.
Костя посмотрел по сторонам.
Вокруг был великолепный пейзаж. Справа простиралось серо-черное поле, тут и там укрытое рваными снежными простынями. Слева, вдали, поднималась небольшая горка, забитая сосенками, и тускло-зеленые деревья словно спускались с нее сбившимися редутами беспорядочного войска. Солнце, то и дело прячущееся за облаками, играно прожекторами на этих просторах.
«Широка страна моя родная, — завелось в голове у Кости. — Много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!»
— Надо Калинову отзвониться, — напомнил вдруг Ганя.
— Блин, надо было еще в городе звякнуть. А то тут что-то с сетью проблемы, — заметил Костя.
— Ладно, сейчас попробую, — сказал напарник и достал смартфон.
По его удовлетворенной мине Костя понял, что на этот раз связь работала. Ганя подключил смартфон к миниатюрной «плазме», прилепленной к средней части передней панели.
Через пару секунд на маленьком телевизоре появилось как бы сложенное мозаикой нечеткое изображение генерала. На Калинове был черный пиджак, из которого выглядывал сиреневый ворот рубашки. На глазах — очки, что являлось редкостью, как для шефа, так и для нового времени.
— Здравствуйте, Сергей Михайлович, — бодро сказал Ганя.
Генерал молча кивнул. Он выглядел весьма сдержанно. Костя, в свою очередь, сделал приветственный жест рукой.
— Подъезжаем к границе, — отрапортовал Ганя, поправив волосы у виска.
— Как Челябинск прошли? — оживился Сергей Михайлович.
— Нормально, — кисло ответил Ганя. — Если не считать, что чип-манда на посту у въезда не сработала.
— То есть как это — не сработала?
— Да попались какие-то мудозвоны, даже сканировать не стали. Нашли автомат, хотели арестовать. Пришлось взятку дать. У них, видите ли, приказ мэра Челябы: с оружием не пропускать. А до вас дозвониться мы не смогли.
Калинов озабоченно снял очки. Смолистые брови сомкнулись, в глазах появилось недовольство.
— Ладно, разберемся. Кто там был-то, звания, фамилии хоть запомнили?
— Да какие звания! У них на погонах двуглавые орлы. Назывались Гер и Серый.
— Хорошо, этого мне достаточно. Теперь они будут бетонировать пограничные столбы.
— Хотелось бы надеяться, — улыбнулся Костя. — Только бабки-то уже не вернутся.
Генерал то ли не расслышал эту реплику, то ли намеренно пропустил мимо ушей. А может быть, случайное копошение Гани ему помешало.
— Я сейчас предупрежу пограничный пост, — пообещал он. — Проверю готовность к марш-броску двух БТР.
— Хорошо бы, — обрадовался Ганя.
— Ну все, до связи! — И экран потух.
— Вашими бы устами да мед пить, — прокомментировал приятель.
— Да ладно тебе. — Костя поправил экран «плазмы».
Затем, закинув руку на затылок, как казачок в танце, он покрутил головой в стороны. Это был своего рода массаж. С некоторых пор шея начала деревенеть.
— Эх, все хорошо в этой тачке, но вот кресла дюже неудобные, — поделился Костя с напарником.
Ганя не стал спорить.
— Есть такое дело. Как только вернемся, сразу поменяем. А то все руки не доходили.
— И что ты, «мерседесовские», что ли, поставишь? Так они тут же провалятся! — Костя с хитринкой покосился на товарища.