Читать интересную книгу Чужого поля ягодка - Карри

— Ты мне комплименты пришёл делать? — проворчал Джей, покосившись на свои пятна.

— Ну, ты всё-таки ещё не настолько похорошел, чтобы я сменил ориентацию и начал изменять жене с тобой.

— Нет? А я так надеялся.

— Увы.

— Тогда чего припёрся? Хотелось бы поваляться на песочке без свидетелей…

— А чтобы рядом побыть. И предупредить… Не уходи далеко. Я ведь не шутил сегодня утром, спрашивая о самочувствии. От изменений никуда не денешься, тем более, раз уж ты оказался вблизи, мы с Миль полагаем — процесс теперь ускорится.

— Та-а-ак… И что меня ждёт?

— Несколько дней неприятных ощущений. А потом всё будет почти как прежде — до нового новолуния. А дальше — как уж у тебя пойдёт…

— А при чём здесь луна?

— Понятия не имею. Может быть, луна и ни при чём. Но тогда совпадение стопроцентное. Что, кстати, может служить ориентиром: если скоро новолуние, значит, просто надо быть наготове. Так вот: никуда не исчезай. Как бы ни хотелось, из дому — ни ногой. И вообще, как только почувствуешь себя странно — скажи нам.

— А что в нашем случае считать странным?

Бен посмотрел на него:

— В нашем случае — лучше чуток перебдеть. Просто скажи, если тебя потянет куда-то прогуляться, договорились? И не вздумай сесть за штурвал — дезориентация начнётся вдруг. И вообще… я, пожалуй, присмотрю за тобой.

— Присматривай, — покладисто согласился Джей. — И что — прямо сейчас и начнёшь?

— А что откладывать-то… — Бен устроился рядом на тёплом песке и закрыл глаза. — Не прогонишь?

Какое-то время оба лежали, прислушиваясь к шороху, с которым набегающие небольшие волны лениво лизали песок. Потом Бен не вытерпел:

— Ну хочешь что-то сказать — скажи. Чего мучаешься?

Джей слегка опешил:

— Да я ничего не хотел.

— А вот врать необязательно.

— Нну… хотел спросить, каково это — быть мужем… Потом подумал — а чего спрашивать… сам знаю, что всё у вас с Миль ладно. Если б даже я твоей довольной рожи не видел — так я три месяца имел удовольствие сопереживать вашему счастью… вместе со всей планетой.

Теперь пришла очередь опешить Бену:

— То есть?!..

— А то и есть. Как тогда, на крыше… только ещё круче.

И тут Бен… пропал. То есть — это Джею так показалось, потому что на самом деле Бен оставался на месте, прямо перед глазами. Только ментоприсутствие его неожиданно исчезло, как выключенное. И было это очень неприятно. Словно Джея прямо посреди разговора выставили за дверь, как провинившегося ребёнка. Более того — Миль он тоже перестал чувствовать, а прежде ведь даже и не догадывался, что постоянно ловит её присутствие, согревающее душу ласково и ненавязчиво…

— Это… что? — Джей растерянно хлопал глазами и хватал ртом воздух, который стал вдруг будто очень разрежен. — Ты… чего?

— Прости. Это всего лишь непроизвольный блок. От смущения. Я… мы и не подозревали, что нас… слушают…

— Ничего себе — блок… И я не подслушивал… — в мыслях у Джея была такая кутерьма — он и не знал, извиняться ему теперь или обвинять, защищаясь. — Я не виноват!! От вас просто разило счастьем! Наповал! И не меня одного!

— Тихо, тихо, — оглянувшись на усадьбу, успокаивал его Бен. — Никто тебя не в чём и не обвиняет. Конечно же, ты не виноват. Но и нас пойми тоже…

И с интересом спросил:

— А… на что это похоже?

Джей всё же покраснел, хотя в закатных лучах это было и не очевидно.

— Если честно — было здорово. Просто вышибало мозги, так здорово… Как будто мне вкатили умопомрачительную дозу эйфориака… А я же на работе… Боюсь, что меня из-за этих «доз» к психологу и направили… а тот Лицензию выписал…

Да, скорее всего, так оно и было… Бен задумчиво улыбнулся, обнаружив, что мысленно он опять рядом с ней…

…Он всё время на неё смотрел. Ловил себя на том, что смотрит и смотрит на неё — и ничего не мог с собой поделать: отворачивался и… смотрел снова, как она спит, как ест, как проходит — а чаще пробегает — по дому, как смеётся, как причёсывается — это ему нравилось особенно — как умывается и, игнорируя полотенце, позволяет капелькам стекать по коже и медленно высыхать… Как рисует, прикусывая нижнюю губу и наклоняясь носом иногда почти к самому листку, или порхает пальчиками по клавишам… Как просвечивает её кожа на солнце, как играет оно в её волосах, всякий раз светясь в них по-разному… и как бликует искрой, отражаясь в прозрачной зеленовато-серой глубине её глаз… Постоянно спохватываясь, что транслирует ей своё восхищение, тем самым немало смущая её, он пытался контролировать себя, отводя взгляд… но и тогда всё равно смотрел — на её тень, танцующую на стенах и полу, на её отражения в любой гладкой поверхности… И всё равно вскоре оказывалось, что он опять без слов повторяет ей, как она красива… обволакивает, обнимает мысленно, не касаясь…

Его сводил с ума запах её кожи — Миль пахла травами и солнцем, на котором проводила много времени… свежим ветром и летом… неописуемый запах её волос — он так любил зарыться носом в её макушку и дышать, дышать… или уткнуться ей в шею — но от этого ей становилось щёкотно и она начинала пищать и брыкаться…

— Сдаюсь! — заявлял он. — Расписываюсь в бессилии! Ты мне нравишься и изволь с этим мириться!

«А я разве возражаю? — удивлялась она. — Повинуюсь, мой повелитель. Я и сама грешна…»

Её взгляды находили и настигали его, когда он не ждал, и смотрела она иногда почему-то с тоской, жадно и недоверчиво… Ей мало было того, что они постоянно оставались на связи, чувствовали, дышали и жили в унисон — она старалась как можно чаще оказываться рядом, прижаться, прильнуть, дотронуться рукой… Он, само собой, и не противился… На вопросы же она отвечала странно:

«Я тоскую о тебе, даже когда ты рядом. Мне тебя не хватает, даже когда я обнимаю тебя. Вечно мне кажется, что вот сейчас ты растаешь, исчезнешь прямо из моих рук… что не бывает так хорошо — и чтоб навсегда! — и судорожно вжималась в него лицом… — Не оставляй меня! Никогда не оставляй!»

— Я — растаю?! — с болезненной нежностью обхватывая её худенькое тельце, весело возмущался он. — Вот такой здоровенный бугай — и исчезну? Как утренний туман, да? Я похож на сон? Бредишь, госпожа моя… А вот так — я более материален?… Или вот так?… — он щекотал её или принимался покусывать и бродить губами по самым нежным местечкам, и она вскоре забывала о своих невнятных опасениях и страхах… Но от её страхов у него самого где-то глубоко-глубоко в груди всё-таки поселился нетающий холодок, который ему пока удавалось надёжно от неё прятать… И который так хорошо сочетался с его «сторожем».

В общем, неудивительно, что Джея накрывало даже на таком удалении…

Три дня?… На Джея накатило гораздо раньше.

Тем же вечером он жалобно протянул:

— Ребята… а вы меня ещё долго игнорировать намерены?

— Мм…? Ты о чём? — посмотрел на него Бен. Потом взглянул в небо, на восходящую луну. И тут же понял: Джей «оглох». — Эх, бедолага… значит, всё-таки не миновало тебя. Однако это не мы тебя игнорируем — мы не настолько жестоки. Это просто ты нас не слышишь. Пройдёт, пройдёт… Только держись поблизости, так будет полегче.

Держаться поблизости Джей согласился сразу и выполнял это предложение буквально: разве что руками за Бена не хватался. Хотя и очень хотелось.

Бен «запер» его в доме, где передал под опеку Миль. Прекрасно понимая, насколько Джею сейчас не по себе, Миль подавила свою нелюбовь к прикосновениям и устроилась с рисованием к нему поближе, чтобы то и дело касаться его руки, встрёпывать и поглаживать его волосы, приносить что-нибудь вкусное, просто сидеть рядом и с улыбкой смотреть в глаза… В общем, не давать ему почувствовать себя оторванным и покинутым.

И против воли вспоминалось, как это состояние впервые настигло её саму…

…Луна от ночи к ночи исправно толстела, и однажды под вечер всплыла над горизонтом идеально круглая и оранжевая, как гигантский диковинный фрукт. Миль посмотрела на неё и покачала головой: всё-таки она тут у них ненормально здоровенная, и выглядит не плоской, а выпуклой и тяжёлой… И настолько близкой, что мнилось — протяни руку и достанешь… Зыбкая дорожка, протянувшаяся от неё до самого берега, маня и играя бликами, звала ступить на свою бликующую лёгкую поверхность и устремиться вдаль, неведомо куда… обещая, что выдержит, не раздастся под ногами, и приведёт… обязательно приведёт… неважно, куда — куда угодно душе, а душа-то знает, куда ей надо… И хотелось поверить этим обещаниям и уступить этому зову… лишь бы унялась эта крупная, до ломоты, дрожь в суставах… угасла бы эта потребность двигаться, бежать в неведомые пределы…

…Нет, не следовало всё-таки вспоминать, как это было в первый раз — даже сейчас стоило заметного труда не заметаться, не поддаться зову, унять мучительную жажду движения… Тем более мучительную, что непонятно было — а куда, собственно, надо двинуться-то, зачем, что такое там тебя ждёт и зовёт…