Стефан обернулся: так могла выглядеть только одна женщина в мире, ну, максимум — две. Его будущая жена и Баба Яга.
— Здравствуй, — сказал он. — А мне тут приходится голову ломать — как дальше жить.
Едва он это произнес, сразу понял, как надо себя вести, чтобы выбраться: покорить сердце этой красавицы, заслужить поцелуй — и сразу в рай.
— Пойдем со мной, — она протянула хунгару руку.
Стефан позабыл обо всей галантности, уцепился за изящную кисть, как маленький мальчишка, заблудившийся в лесу, и пошел за ней следом, ощущая через прикосновение руки тепло, исходящее от женщины. Действительно, тепло — как же он раньше не замечал, что вокруг так, если выразиться помягче, прохладно. Он подышал перед собой, вытянув губы трубочкой — пар не шел. А вот от дыхания красавицы — шел.
— Так ты живая здесь! — больше восхитился, нежели удивился он.
Баба Яга загадочно улыбнулась и произнесла:
— Чтобы вернуться, надо ни о чем не думать. Например, как Господь создал человека. Об этом не думай, тогда ничего из произошедшего здесь не забудешь. Договорились?
10. Король Стефан
Возвращение домой Берольда живым и невредимым было триумфальным. Народ в Руане откуда-то прознал, что Белый корабль по дороге в Англию утонул, и в живых не осталось никого. Разве что цеховой главарь мясников Берольд и тяжело раненный претендент на престол Стефан Блуаский. Это известие пришло несколько позднее, когда вернулись домой деревенские лекарь и мясник. Пущенная новость из их уст пролетела до Руана со скоростью звука, а потом со скоростью ветра добралась до Англии.
Там народ впал в уныние и недоумение: Стефан-то скорее в Англии, чем в Нормандии. Впрочем, засомневались, пустили гонцов с целью розыска, но те вернулись ни с чем — подевался их высочество где-то. А отпрыск короля Генриха Первого — Вильгельм — плыл на злополучном Белом корабле и, судя по всему, погиб вместе с сестрой своей Матильдой Першской. В Англии произошло возбуждение, возмущение и восстание. Опять бароны показали свой бараний норов, но Генрих это дело пресек в один момент. Горестная весть не заставила его потерять бразды правления. Расправившие, было, крылья близкий родственник Генрих Клитон и муж дочери Генрих Пятый снова сникли и затаились, чтобы не попасть под горячую руку. К Берольду, в доме которого нашел временный приют «Их Величество» Стефан, потянулись посыльные. Их интересовало все, в том числе и события в хижине погибшего бакенщика.
Три человека: два мясника и один лекарь — вполне сознательно провели ночь в Теруане, один — бессознательно. Это — Стефан. Несмотря на то, что у них имелось в достаточном количестве сливовая настойка, бодрящая и придающая силы, было страшновато. Эти шорохи в кустах, шаги, мнящиеся на чердаке, обрывки непристойных фраз, доносимых откуда-то слабым ветерком, стоны и вздохи — все это несколько угнетало. Они занавесили единственное в доме зеркало, растопили камин, выставили распятия в проемы дверей и маленьких окон — но страх не исчезал. От входной двери тянуло каким-то могильным холодом, который не могло прогнать тепло, исходившее от нагретого камина.
Не мудрено, ведь на крыльце сидел, глядя в землю перед собой, былой хозяин этого домика, прирабатывающий бакенщиком и ухаживающий за еле различимым бугорком земли — могилой великого рыцаря Круглого стола Хольдера. Наверно, это был дух последнего хранителя памяти рутенов, отдающий должное мяснику Берольду — тот, как-никак предал его тело земле. Такие же духи кружили рядом, страшась приблизиться к дому — духи слэйвинов и меря, когда-то напоившие своей кровью эту землю. Если бакенщика держало на «посту» чувство долга, то прочими двигала нерастраченная злоба.
Но никто из людей не был в состоянии видеть колебания навьих созданий, не обладали они таким даром. Только слышали «потусторонние» звуки, да ощущали холод. Не было бы стража у дверей, не выжили бы люди. Сердца бы остановились у всех разом, вот и спета их песенка. Даже несмотря на сливовицу и распятия. Что же делать — дурная известность у дурных мест на пустом месте не возникает.
Посреди ночи, когда усталость и обильный, хотя и не разнообразный стол победили ясность сознания, напустив на него сон и дрёму, Берольд проснулся от прикосновения к своему плечу. Волшебной красоты девушка приложила указательный палец к своим губам.
— Тихо. Не бойся меня, Берольд, — произнесла она мягким едва слышным голосом.
Конечно, если бы она пролаяла в ухо команду «бойся меня», былой мечник бы испугался, сконфузился. В этом же случае он подчинился без всякого давления на свою гордость. Сел на скамейке, на которой имел честь уснуть, в то время как лекарь без всякого зазрения совести почивал вблизи под столом, и изобразил на лице учтивую готовность.
— Я помогу, — сказала девушка.
Любая помощь всегда кстати. Берольд, вообще-то, не понял, о какой помощи идет речь, но уточнять не решился. Он мимоходом подумал: а есть ли у этой милой дамы клыки? По ночам обычные люди по чужим домам с предложениями о содействии не ходят. К тому же такие красивые, как эта женщина.
Но девушка кусаться и потом лакать кровь не торопилась: она подошла к Стефану, положила ему руку на лоб, постояла так некоторое время, а потом ушла. Не в себя ушла, а в дверь, как положено, перешагнув через что-то невидимое на крыльце. Это невидимое оставило отпечаток человеческой пятерни на округлом заду женщины, но та даже не отмахнулась.
Берольд пожал плечами и снова заснул.
Утром все трое удивленно поглядели друг на друга: планировали-то разбить ночь по дежурствам, огонь поддерживать и за порядком следить, в случае чего трубить тревогу. А получилось, как всегда — все спали, но все живы. Приятное удивление.
Перекусили на скорую руку, погрузили Стефана на повозку, привязали осиротевших коз к задку, причем козы очень с большим недоверием отнеслись к мяснику, наверно, чувствовали причастность того к массовой переработке домашнего и некоторого дикого зверья в колбасу, паштет и копчености. Зато к лекарю оказались лояльны, чем тот и воспользовался, объявив их своей собственностью. Никто не возражал.
Целый день понадобился Берольду, чтобы попасть в Руан, хорошо, что погода позволяла не тащиться в дождь и грязь. Однако его возвращение, как уже упоминалось, не осталось незамеченным. Пока счастливая жена рыдала у него на плече, доброхоты перенесли «Их высочество» в дом и уложили на недавно приобретенной софе — пусть почивает в комфорте.
— Что нам теперь с ним делать? — всхлипывая, поинтересовалась супруга.
— Надо сдать властям — наследник престола все-таки! — ответил супруг. — А пока пускай полежит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});