и прочими сферами. Людовик не ставил ему никаких преград, так что любознательность шурина была полностью удовлетворена. Разумеется, сестра устроила в его честь несколько увеселений разного рода, а кое-какие придворные дамы попытались склонить его к грехопадению. Но все дерзкие особы получили афронт, в результате чего гостя привычно приравняли к библейскому Иосифу Прекрасному, а его простоту назвали притворной, что было недалеко от истины.
Ему не понравилась экстравагантность дамских туалетов и злоупотребление румянами и белилами. Сестра повела его на вечер в салон принцессы де Гимене, занимавшей должность воспитательницы королевских детей. Эта дама очень неплохо устроилась: сестры короля Мадам Клотильда и Элизабет достигли возраста невест, а потомства у молодой королевской четы пока не предвиделось. Поэтому у принцессы собирался цвет общества, модные персонажи, которые вели весьма свободные разговоры, и шла большая карточная игра. Иосиф был потрясен распущенностью присутствующих и окрестил салон «игорным притоном». Тем не менее, он убедился в том, что его опасения по поводу нравственного облика сестры, подогреваемые доходившими до него слухами о ее распутной жизни, оказались необоснованными. Мария-Антуанетта не совершила ничего непоправимого, «ее добродетель осталась несокрушимой», просто она фривольна, недалека, по детски упряма, одним словом, в голове полный ветер. Но часть неудачи супружеской жизни явно лежит на ней.
Тут дело дошло до основной цели визита. Де Мерси предупредил своего повелителя, что сестрица, несомненно, постарается обмануть его. Мария-Антуанетта на самом деле пыталась помешать его разговору с мужем с глазу на глаз. Тем не менее, эти беседы состоялись, об их содержании можно судить по письмам Иосифа к брату Леопольду. Кто виноват и что делать?
Тут следует сделать отступление и упомянуть о том, что вопрос интимной жизни этой четы всегда чрезвычайно интересовал широкую публику. Однако, дело в том, что в конце ХIХ — начале ХХ века считалось неподобающим обсуждать некоторые интимные моменты, и поэтому многие исторические документы выходили в печать с купюрами, что затрудняло задачу дать событиям должную оценку. Известно, что постепенно в Европе — не без стараний венского двора, — создалось мнение, что вина за отсутствие детей у наследников французской короны лежала на Людовике. Постепенно пошли слухи, что это было следствием некого физического изъяна, и королю требуется операция, перед которой тот испытывает непреодолимый страх. Будто бы Иосиф уговорил зятя пойти на эту операцию, после чего интимная жизнь августейших супругов полностью наладилась.
Теперь историки смотрят на этот брак совершенно по-иному, нежели писатель Стефан Цвейг, описывавший психологические страдания молодой, полной жизненных сил и жаждущей любви Марии-Антуанетты, которую каждую ночь терзает своими напрасными потугами неспособный муж, лишь усугубляя ее подавленность. На самом деле, все выглядело несколько по-иному.
Людовика и Марию-Антуанетту обвенчали очень молодыми. У девочки только-только начались менструации, и потребовалось некоторое время, чтобы этот цикл устоялся. Оба были воспитаны чрезвычайно набожными людьми, привившими им острое чувство прегрешения, связанного со всем, что касалось интимной жизни и наготы. Воспитатель Луи-Огюста, которого отец будущего дофина выбрал именно за его благочестие, всячески внушал подопечному страх перед женщинами как сосудом греховного соблазна и культивировал в нем стремление к покаянию и умерщвлению плоти. Не удивительно, что Луи-Огюст приучился без особых проблем подавлять плотские желания изнурительными выездами на охоту и мало интересовался прелестями юной жены.
Известно также, что Мария-Антуанетта, купавшаяся несколько раз в неделю, всегда проделывала это в длинной фланелевой рубашке до пят, застегнутой на все пуговицы до подбородка. Если ей приходилось обнажаться полностью, то перед ней растягивали простыню, совершенно скрывавшую ее от посторонних взоров. Этим детям было внушено, что половые сношения допускались только для продолжения рода. Такому подходу вполне способствовали глубокая религиозность и флегматичный склад характера Людовика.
Естественно, несформировавшаяся девочка не могла пробудить в юном муже никакой страсти. Мария-Терезия в своих письмах постоянно твердит об общем ложе и ласках, которыми должно осыпать мужа. Но у молодой пары не было общего ложа: согласно традициям французской знати, муж и жена имели отдельные спальни, причем покои короля и королевы были расположены далеко друг от друга. Людовику предстояло идти туда через целый ряд помещений, на виду у всех придворных. Во время его поездки в Реймс для помазания на царство был спешно сооружен потайной ход из его спальни в комнаты королевы. Но к тому времени они вели настолько различный образ жизни, что им было бы не так просто встретиться даже при сильном желании.
Людовик рано ложился спать и рано вставал, он с удовольствием предавался тяжелой физической работе и охоте, так что к вечеру порой мечтал лишь упасть на свою постель. Мария-Антуанетта просыпалась поздно, вечером погружалась в развлечения, которые порой заставляли ее бодрствовать до утра. О какой совместной интимной жизни могла идти речь, тем более, что оба и не стремились к ней? К тому же, Мария-Антуанетта понимала, что ее основная задача — рожать наследников, но эта перспектива совершенно не прельщала ее. Жены графов Прованского и Артуа, герцога Орлеанского, прошли все тяготы женской жизни: выкидыши, тяжелые роды, смерть младенцев, долгое послеродовое выздоровление. К тому ж, забеременевшую принцессу буквально лишали всякого передвижения: не дай Бог, потеряет королевскую плоть. А Мария-Антуанетта не могла представить себе жизни без движения, без развлечений. Ей совершенно не хотелось лишиться увеселений, и она думала, что когда-то и ей придется испытать тяготы женской доли, но пусть это случится как можно позже.
Иосиф быстро разобрался в этой истории. Он не постеснялся обвинить сестру в том, что она не прилагает никаких усилий понравиться мужу, сделать свое общество предпочтительным для него, не интересуется его вкусами и интересами, не умеряет свое желание блистать, затмевая мужа и низводя его до положения незначительной особы. Все это было высказано в его широко известном письме сестре:
«Употребляете ли вы все свои старания, чтобы понравиться ему? Изучаете ли вы его желания, его характер, дабы приспособиться к оным? Пытаетесь ли вы сделать предпочтительными для него в отношении любого другого предмета или развлечения ваше общество и удовольствия, которые вы ему доставляете? Делаете ли вы себя необходимой для него; убеждаете ли его, что никто не любит его более искренно и не принимает его славу и счастье более близко к сердцу, нежели вы? Умеряете ли вы ваше мелкое тщеславие блистать за его счет, быть любезной, когда он не является таковым, выказывать заинтересованность в предметах, которыми он пренебрегает, наконец, желания приобретать репутацию только за его счет? Выказываете ли вы мягкость, нежность, когда бываете