— Региал, Суд Милости значит для меня очень много, но не менее важен он для остальных. Если я отпущу человека, который потом опять совершит преступление, весь суд потеряет смысл. Я прекращу оказывать милости и принимать прошения, а суд прекратит свое существование. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Молодой человек быстро кивнул.
— Да, мой король.
— И ты обещаешь больше не воровать?
Региал положил руку на сердце.
— Обещаю, мой король.
— Обещает! — сердито воскликнул Д’марак. — Король Акила, пожалуйста…
Акила поднял руку.
— Вопрос решен! Отпустите его и отведите в Лайонкип. — Он обратился к Региалу: — Мы собираемся отправить тебя работать в замке, приятель. И я лично стану не спускать с тебя глаз. И предупреждаю: я знаю наперечет каждый серебряный прибор в замке. Если ложки начнут пропадать, отправишься назад в Бориор.
Региал заулыбался. Д’марак вздохнул, а толпа просителей зашушукалась, пораженная щедростью короля.
— Спасибо, о мой король, — с поклоном произнес Региал. — Я не разочарую вас, вот увидите.
— Посмотрим, посмотрим, — отозвался Акила. Он был доволен собой, а также уважением, которое отразилось на лицах людей.
Весь остаток дня просители попадались самые обыкновенные. Привели еще двоих заключенных из Бориора, но ни один из них ничего не украл у барона, поэтому они не произвели такого впечатления на толпу. Д’марак, все еще уязвленный отказом Акилы прислушаться к его увещеваниям, сидел тихо весь процесс, просто зачитывая жалобы и отвечая на вопросы Акилы, который чувствовал, что помощник канцлера находится в смятении.
Наконец, был объявлен последний проситель: день близился к закату.
— Номер сорок три.
Из толпы выступил человек, держа в руке табличку. Он был хорошо одет, блестящие черные волосы тщательно расчесаны на пробор, на стройной фигуре отлично сидел костюм. Он выступил вперед, поклонившись сначала Д’мараку, затем — Акиле. И представился, с улыбкой и немного нервно.
— Спасибо, что согласились выслушать мое прошение, мой король, — сказал он. — Меня зовут Горлон из Кота.
— Добро пожаловать, Горлон, — ответил Акила. День подходил к концу, и он устал, но старался слушать со вниманием. — Ты выглядишь испуганным. Не бойся. Это Суд Милости. Помощник канцлера, в чем состоит дело?
Д’марак пролистал книжечку, пока не дошел до номера сорок три. Усмехнувшись, он произнес:
— Прелюбодеяние, милорд.
Улыбка Акилы исчезла.
— Прелюбодеяние? Это правда, Горлон?
Тот нервно сглотнул.
— Мне очень жаль, но это так, милорд.
В Лиирии прелюбодеяние не являлось преступлением, как изнасилование или кража, но проступком, за который человек был вправе требовать возмещения ущерба. Он мог наказать жену, либо потребовать компенсацию за разрушенный семейный очаг или за разбитое сердце. Суд Милости Акилы имел дело с ворами, проститутками и даже с насильниками, но с прелюбодеями — никогда прежде. Он невзлюбил этого человека по непонятной ему самому причине.
— Не думаю, что стоит отнимать у вас время, мой король, — заметил Д’марак. — Я уверен, что Горлон раскаивается. — Он повернулся к молодому человеку. — В моем гроссбухе указано, что с вас потребовали двадцать соверенов за ущерб. Можете заплатить половину этой суммы?
— Да, охотно, — кивнул Горлон.
Д’марак сделал пометку в книжечке.
— Отлично. Значит, с этим покончено, мой король. Если вы не…
— Стойте, — произнес Акила. — Мы не покончили с этим, помощник канцлера.
Д’марак побледнел, побледнел и Горлон, не ожидавший от короля такого тона. Он сделал шаг назад.
— Объяснитесь, Горлон, — приказал Акила. Он наклонился вперед, сверля взглядом ответчика. — Я хочу знать все о вашем преступлении.
— Мой король, тут нечего объяснять, — забормотал тот. — Я любил замужнюю женщину. И это все. Только моя глупость привела меня сюда.
— А также твоя похоть, — бросил Акила.
— Увы, и это тоже, — согласился Горлон. — Но я не причинил даме никакого вреда. Она охотно пошла со мной и мужу своему сказала то же самое.
— Не причинили вреда? Вы уверены в этом?
Горлон кивнул.
— Да, милорд. Но у меня нет двадцати соверенов, чтобы заплатить этому человеку за ущерб. Если десяти будет достаточно…
— Недостаточно, сэр, — ответил Акила. — Он закрыл глаза и потер виски: начиналась головная боль. Как горделиво держится в суде этот наглый Горлон…
— Мой король, почему бы не позволить ему заплатить десять соверенов и не завершить дело? — спросил Д’марак. — Ведь уже поздно. И это только прелюбодеяние.
— Только прелюбодеяние? — взвился Акила. Он внезапно вскочил, окидывая взглядом зал. — Прелюбодеяние считается преступлением в Лиирии.
Д’марак хихикнул.
— Но ведь это не то же самое, что убийство, король Акила.
Акила повернулся к Горлону:
— Что есть брак?
— Милорд?
— Давайте, отвечайте мне! Что есть брак?
— Это… — Горлон запнулся. — Это союз, милорд.
— Какого рода союз? — прорычал Акила.
Горлон снова запнулся:
— Милорд?
— Это узаконенный союз! Это означает, что два человека препоручают себя друг другу, свидетельствуя перед судом Лиирии. И передо мной лично. И такой союз не может быть разрушен лишь потому, что мужчина почувствовал вожделение, а женщина согласилась раздвинуть ноги.
— Милорд, я никогда…
— Тихо, — Акила повернулся к Д’мараку. — Сколько просит муж? Двадцать соверенов?
— Да, — ответил тот. — И довольно немного, надо сказать.
Много ли это, думал Акила. Сколько стоит брак? И сколько должен уплатить этот скряга, чтобы восстановить семью? Акила вдруг перестал владеть собой. Вся милость вылетела у него из головы, словно ее выдуло ветром. Он увидел Горлона, стоящего перед ним, горделивого красавца, уверенного, что может явиться в Суд Милости и заключить выгодную сделку. Акила вспомнил себя в юности, такого неуклюжего. И больше ничего не мог увидеть.
— Отлично, — кивнул он. — Горлон, вы заплатите обманутому мужу сорок соверенов.
— Сорок? — закричал Горлон. — Но, милорд, он просит всего двадцать!
— Сорок. И не повышайте на меня голос.
Горлон обратился к помощнику канцлера за поддержкой, но тот смотрел на короля, разинув рот.
— Вы считаете меня жестоким, так ведь? Вам еще повезло, что я не отослал вас в Бориор!
— Король Акила, пожалуйста…
— Посмотрите на себя: стоите здесь в лучшем костюме, такой красавец. Я повидал таких молодчиков в своей жизни. Думаете, одной вашей улыбки достаточно, чтобы все сошло вам с рук?
Горлон потупился и не сказал ничего.
— Хорошо, не в этот раз, — Акила поднялся со скамьи. — Д’марак, с него сорок соверенов. И ни пенни меньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});