прятавшуюся за ней фигуру. Кто-то из мальчиков? Сложно представить себе взлетающего по лестнице Рида, изнывающего от желания подглядеть за ними.
— Мне померещилось или она точила зуб на Клэр, а не на Виолу? — спросила Маркони и, засунув пальцы в карманы джинсов, качнулась на каблуках.
«Не ошеломленно, но задумчиво», — отметила про себя Гретхен.
— У меня тоже сложилось впечатление, что потеря снохи не разбила ей сердце, — согласилась Гретхен и подбородком указала на «Порше».
— Но она не всполошилась, пока Рид не упомянул Деклана, — напомнила Маркони, усаживаясь на пассажирское сиденье. — И казино.
Взревел мотор, Гретхен вылетела на автостраду, и Маркони, не удосужившись выяснить, куда они направляются, набрала номер управления и спросила адрес.
18. Рид. За пять месяцев до гибели Клэр…
Рид пребывал на седьмом небе от счастья: Эйнсли, словно догадавшись, что Кенты без нее как без рук, приехала погостить и помочь им управиться с ребятишками.
Об истинных причинах ее появления Рид не спрашивал, да Эйнсли и не говорила. Просто сказала, что соскучилась и все равно пока сидит без работы.
И ни слова о призраках прошлого, убийствах или девушках, исчезнувших двадцать лет назад.
Некоторое время все ходили в приподнятом настроении и вели себя пугающе безукоризненно. Не семья, а идиллия.
По воскресеньям, по настоянию Клэр, они устраивали семейные ужины — сущую пытку для всех присутствующих, кроме Виолы. Для нее домашние посиделки были все равно что поход в бесхозный магазин игрушек.
Тот вечер не стал исключением. Виола уселась за столом напротив Рида, и он тоскливо оглядел дочь. Аккуратно заплетенные косички, розовая футболка с блестками, полосатые легинсы — обычная вроде бы девочка, стоящая на пороге взросления, а на деле…
Вошла Эйнсли и погладила Виолу по спине. Эйнсли постоянно прибегала к тактильной коммуникации, особенно общаясь с детьми. Она никогда не возникала перед ними внезапно и всегда двигалась размеренно и плавно. Безустанно обнимала и ласкала их, напоминая, что осязательные прикосновения не только нежны и приятны, но и вполне естественны для людей. И накануне ее отъезда дети обычно переставали в испуге шарахаться от протянутых к ним рук.
Впрочем, Виола и без того от них не шарахалась. И не шлепала Эйнсли, сбрасывая ее ладонь со своего плеча. Не отвергала ее попыток завязать дружбу, позволяя обходиться с собой так же, как Эйнсли обходилась с Себастианом и Майло. Рид, правда, не верил в безграничную любовь Виолы к тете и без устали напоминал Эйнсли держать дверь на запоре.
Он полагал, что Виола забавляется с теткой, единственным взрослым, который до сих пор ей сочувствовал, как хищник забавляется с жертвой. С терпением, неимоверным для ее взрывного характера, она выстраивала с Эйнсли доверительные отношения, упивалась ими, смаковала, лелеяла и берегла их, но лишь для того, чтобы нанести когда-нибудь сокрушительный удар и поразить свою благодетельницу в самое уязвимое место.
— Как твой фонд, Клэр? — поинтересовалась Эйнсли, словно здесь действительно собрался семейный клан, а не обломки истерзанных и израненных душ, вынужденных подчиняться светским условностям.
Условностям, которые для Клэр были дороже жизни. Ради них она даже основала благотворительный фонд — свое маленькое королевство. Когда Рид на заре времен спросил, не может ли он занять в фонде какую-нибудь должность, Клэр жестко высмеяла его. Кто доверит такому невежде, как он, ответственную работу? Пусть не выдумывает.
— Неплохо, спасибо, — церемонно ответила Клэр и значительно посмотрела на Рида.
Взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
— Наш фонд официально участвует в предвыборной кампании Деклана Мерфи. Он избирается в палату представителей.
Эйнсли неодобрительно хмыкнула и украдкой взглянула на брата. Но поняв, что помощи от него не дождешься, вновь обернулась к Клэр:
— Не знала, что ваш фонд занимается политикой.
— Редко, но занимается. Когда политическая программа кандидата касается важных вопросов.
Виола встрепенулась, чутко уловив надвигающуюся грозу, и вытаращилась на взрослых. Майло и Себастиан уткнулись носами в тарелки.
— Сомневаюсь, что программа Деклана Мерфи в состоянии коснуться чего-нибудь важного, — поморщилась Эйнсли, словно от имени Деклана у нее свело скулы, как от кислого лимона.
— Это правда, что вы двое крутили роман? — усмехнулась Клэр.
— Ты с ним трахалась, тетя Эйнсли? — не помня себя от радости, завопила Виола, и никто не шикнул на нее за употребление вульгаризма.
Грубить она научилась чуть ли не раньше, чем ходить.
— Это было очень давно, — невозмутимо ответила Эйнсли.
Рид знал: Эйнсли сдерживается, чтобы всю скопившуюся в ней злобу обрушить на Клэр. А злобу на Клэр она копила долго.
Когда вспыхнула эта вражда? Или же она и не утихала? Рид не помнил. Как не помнил он и саму Эйнсли. Законченный эгоист, в юности он воспринимал Эйнсли как некоего обезличенного, не имеющего индивидуальности персонажа под названием «сестра». Персонаж бесконечно досаждал ему, таскался за ним хвостом, хотя он не желал, чтобы за ним таскались, и втравливал его в неприятности.
Однако он не раздумывая убил бы всякого, посмевшего обидеть ее, а она ради него пожертвовала бы жизнью. Так уж их воспитали. Никто в их окружении не задумывался о чувствах, но все повиновались закону «семья превыше всего».
Только повзрослев и остепенившись, он начал открывать в Эйнсли многогранную личность.
— А ты, Клэр, дружила с сестрой Деклана, верно? — проговорила Эйнсли, потягивая вино и в упор разглядывая Клэр. — С Тесс?
Виола распахнула глаза, вытянулась и поставила локти на стол.
— Мальчики, идите в свою комнату, — еле слышно пробормотал Рид.
Обычно это срабатывало. Без осечек. Не успел Рид закончить, и Майло сдуло как ветром. Но Себастиан, выпятив подбородок, лишившийся умильной детской припухлости, не двинулся с места. В последнее время он проявлял недюжинное упрямство.
Эйнсли, не дожидаясь ответа Клэр, сардонически ухмыльнулась:
— И такие вы были подруги, прям загляденье. Ты даже увела у нее парня, не дав и простыням остыть.
— Ого, мамуль, ну ты и шлюха! — захлебнулась восторгом Виола.
— Виола! — осадила ее Клэр, давая понять, что дочь преступила все грани возможного.
Клэр редко повышала на дочь голос и требовала от домашних, чтобы на безобразное поведение Виолы они смотрели сквозь пальцы. Дочь криво ухмыльнулась и откинулась на спинку стула, вальяжная и ничуть не смущенная. Окриками ее было не пронять. Клэр глубоко вздохнула, успокаиваясь, и повернулась к Эйнсли. Когда она заговорила, в голосе ее, внезапно лишившемся морозной холодности, послышались нотки непривычной усталости и мягкости.
— Давай не будем ворошить прошлое.
Свет баснословно дорогой люстры мешал Риду разглядеть круги под глазами Клэр. Такие же темные и бездонные, как у него, порожденные бессонными ночами и бесконечными треволнениями. Порой он забывал, что Клэр вовсе не каменная, а их взаимные придирки, обиды,