вольере и разодрала всю мебель в моей гостиной.
Рен издаёт сдавленный звук и с опаской косится на меня.
— Ты же подшучиваешь надо мной, да?
Я широко улыбаюсь.
— Тебя так забавно дразнить, Зензеро. Ничего не могу с собой поделать.
— Поверь мне, я не раз такое слышал.
Чувство вины накатывает на меня, тяжело оседая в животе. И потому, что я сама слишком часто не понимала шутки или поддразнивания (такое постоянно случается, когда твой мозг понимает всё слишком буквально), и потому что вчера он сказал мне, что старшие классы для него были настоящим кошмаром. Наверное, над ним подшучивали столько раз, что хватит на две жизни.
— Эй. Извини, — я кладу ладонь на его бедро, и О Милостивый Санта-Клаус, Застрявший в Дымоходе, ноги этого мужчины твёрдые как гранит. Я отдёргиваю руку так, будто обожглась.
Рен прочищает горло и жмёт на газ, когда светофор переключается на зелёный.
— Тебе не нужно извиняться, Фрэнки.
Мне кажется, он что-то сдерживает, но мне ужасно плохо удаётся понимать такие моменты. Иногда быть аутистом — это так раздражающе и утомительно. Особенно когда люди не знают, чему ты противостоишь.
На работе я не говорю об аутизме. Я маскирую свои симптомы, то есть, делаю всё, чтобы казаться «нормальной», поэтому Рен и парни видят только Фрэнка-Ворчуна, серьёзную и неулыбчивую версию меня. Но иногда мне хотелось бы, чтобы Рен знал. Потому что сейчас он не знает, как сильно мне нужно, чтобы он не ходил вокруг да около, а прямо сказал мне правду. Я не вижу сквозь эти полупрозрачные слои лингвистической вуали.
Всё едва не слетает с моего языка, но вместо этого я снова ёрзаю на сиденье и меняю тему.
— Так вот… мне кое-что надо тебе сказать, — с таким же успехом можно сбросить бомбу прямо сейчас. — Папарацци сфотографировали нас вместе уходящими на ланч. Твиттер просто взорвался. Возможно, зародилась небольшая гипотеза, что мы вместе.
Рен резко ударяет по тормозам, отчего нас бросает вперёд.
— Что, прости?
— Это затихнет, Зензеро, — я держусь за ручку над дверцей на случай, если снова тряхнёт.
Его шею и щёки заливает свирепый румянец.
— О.
— О? — я тычу его в плечо. — Ты переходишь на односложные ответы.
Он начинает запинаться, щёки становятся малиново-красными.
Я стараюсь игнорировать удар по моей гордости. Неужели быть временно связанным со мной в подобной манере — это так ужасно?
— Рен. Расслабься. Всё само стихнет. И если хочешь, чтобы всё заглохло ещё быстрее, выберись из дома и сходи на парочку свиданий. Сделай так, чтобы тебя увидели с другой женщиной…
— Нет, — резко говорит он. Сделав долгий медленный вдох, Рен сжимает руль, затем расслабляет пальцы. — Прости, это прозвучало грубо. Я растерялся. Я хотел сказать, что сейчас не заинтересован в отношениях.
Меня пронзает странным уколом ревности. Что это за женщина, которую он ждёт и которая так всецело завладела его сердцем?
— Надеюсь, эта женщина того стоит, Бергман.
Его губы поджимаются. Он качает головой.
— Я… это не… — вздохнув, он направляет фургон на парковку у больницы и встаёт на свободное место. Я достаю свой парковочный стикер и цепляю на его зеркало.
— Это повлияет на твою работу? — спрашивает он. — Хочешь, чтобы я поговорил с Дарлин?
Я качаю головой.
— Не волнуйся. Ранее я уже написала ей на электронную почту и объяснила. Просто я прошу прощения, что тебе придётся иметь дело с людьми, которые думают, что ты со мной…
— Фрэнки.
Я замираю, не до конца расстегнув ремень.
— Да?
Рен поворачивается на сиденье и встречается со мной взгляд.
— Мне бы польстило, если бы кто-то подумал, что ты со мной.
У меня в ушах звенит. Сердце сжимается от ноющей боли, внутри срабатывают все тревожные сигналы.
«Опасность! Опасность! У тебя зарождаются чувства к Рену Бергману».
Пока я живу с ним. И пытаюсь сохранить профессиональную репутацию. И держать сердце на замке.
«Чёрти что, чёрт возьми. Ужасно, ужасно неподходящее время, Франческа».
Я распахиваю дверцу со своей стороны, зная, что это положит конец разговору хотя бы временно, потому что Рен непреклонно сосредоточен на учтивых манерах. Он чуть ли не бегом бежит к моей стороне, придерживает дверцу и предлагает мне руку, как делает каждый раз, когда мы сходим с автобуса, и он оказывается впереди.
Не потому, что он считает меня хрупкой или неспособной выйти самостоятельно, а потому что Рену надо было родиться двести лет назад, когда мужчины вставали, приветствуя вошедшую в комнату женщину, а ухаживание сводилось к украденным поцелуям в садах под луной.
— Мы ещё не закончили этот разговор, — твёрдо говорит он.
Я ободряюще похлопываю его по плечу и подавляю улыбку.
— Как скажешь, дорогой.
Глава 11. Рен
Плейлист: Beirut — Port of Call
Я не заплачу. Я не заплачу. Я не…
Раздери меня карбункул. Я плачу.
Я бы спросил, чьей идеей было заставить меня читать «Где бы ты ни был, моя любовь отыщет тебя» для группы пациентов детсадовского возраста и чуть старше, но я не сомневаюсь, что это дело рук Фрэнки.
Она прислоняется к стене с такой опасно прекрасной улыбкой, что я беспокоюсь, как бы моё сердце не выскочило из груди. Ну, хотя бы я в больнице. Тут наверняка кто-нибудь сумеет помочь, если такое случится.
— Вы в порядке, мистер Рен? — мой новый маленький приятель, Артур, улыбается мне и поправляет свои очки. Он сидит рядышком и кладёт свою маленькую ладошку на мою руку.
— Да, Артур. Я в порядке. Иногда я испытываю большие чувства, и они вызывают у меня слёзы.
Улыбка Артура становится шире.
— Я тоже. Я плачу, когда больно. И когда скучаю по своей семье. Папа говорит, что это нормально. Он сказал, что плачут не только мамы и сёстры. У братьев и пап тоже есть слезы.
— Когда я был маленьким, мой папа сказал мне то же самое.
Артур улыбается и наклоняется ближе, тыча в книгу.
— Ты можешь ещё почитать?
— Конечно, — поднимая книгу, я прочищаю горло и смаргиваю влагу, от которой перед глазами всё расплывается. — «Так что держи голову высоко поднятой и не бойся маршировать впереди своего личного парада. Хоть ты всё ещё мой маленький малыш, хоть ты уже полностью вырос, моё обещание тебе неизменно — ты никогда не будешь один».
Я сглатываю очередной ком в горле. Иисусе, эти книги. Не помогает и то, что родители половины из этих детей могут навещать их лишь время от времени. Калифорния — огромный штат, а это лучшая больница,