наши пальцы, готовясь к тому, что Фрэнки отстранится, отвергнет жест. Но она этого не делает. Вместо этого она крепче сжимает мои пальцы.
— Спасибо, что сказала мне, Фрэнки. Спасибо, что доверилась.
Она запрокидывает голову, глядя мне в глаза.
— Мне жаль, что я не сказала тебе раньше. Но когда мы познакомились, ты был всего лишь ещё одним игроком команды. Это не казалось необходимым.
Одно маленькое слово — «был» — но от этого всё моё тело переполняется надеждой.
— Могу я спросить, почему ты не говоришь остальным? Почему ты говоришь мне сейчас? Если это личное, я пойму.
Фрэнки сжимает мою ладонь, и мне приходится подавить хриплый вдох. Её ладонь мягкая и прохладная от ночного воздуха. Она идеально помещается в моей руке.
— У меня есть… есть маска, которую я ношу на работе, — отвечает она. — Я скрываю большую часть себя, чтобы делать свою работу. Зачем говорить людям, что я аутист, если я веду себя не как аутист?
— Разве это не выматывает? — я помню, что Зигги повторяла это раз за разом. «Я так устала. Так устала притворяться и всё равно чувствовать себя так, будто мне это не удаётся. Я чувствую себя невидимой. Даже для себя самой».
— Да, — она улыбается. — Отсюда и юрфак. Изучение и обсуждение права — тут пригодится быть изощрённо наблюдательной, зацикленной на деталях, методичной, гиперсосредоточенной, буквальной, прямолинейной. Иногда я беспокоюсь о том, что я упускаю невербальные детали в коммуникации. Я знаю, что в юриспруденции бывают коварные ситуации, и люди могут искажать слова, но я же не буду оспаривать всё в зале суда. Я буду читать сноски мелким шрифтом, вести переговоры по контрактам клиентов, которых мне доведётся хорошо узнать, так что, думаю, я хорошо справлюсь. Я смогу быть собой.
— Я рад за тебя, Фрэнки. Ты заслуживаешь быть собой. На работе. С друзьями. Где угодно.
Она смотрит на меня очередным пронизывающим взглядом.
— Спасибо.
Пацца лает и кружится, гоняясь за собственным хвостом. Мы смотрим на неё, и между нами воцаряется тишина, нарушаемая лишь шумом океана рядом.
— Ты же помнишь, что моих братьев и сестёр хватит на население маленькой страны, да?
Фрэнки морщит нос, явно растерявшись.
— Да?
— У моей младшей сестры аутизм. Конечно, все по-своему уникальны, и я далеко не эксперт, но у меня есть близкий человек-аутист. И я надеюсь, ты будешь чувствовать себя в безопасности со мной.
Фрэнки шмыгает и вытирает нос. Несколько раз моргает и промокает глаза рукавом толстовки, натянув его на основание ладони.
— Ты в порядке?
— Я не плачу, — сразу же отвечает она.
Я сжимаю её руку, большим пальцем рисуя нежные круги на её ладони.
— Конечно.
— Просто ветрено, — говорит она.
— Очень ветрено.
Когда она поднимает на меня взгляд, она улыбается. И это просто стрела в сердце.
Я хочу поцеловать Фрэнки. Очень сильно.
«Не тогда, когда она твоя гостья, и ей некуда идти. Будь терпелив. Ты ждал так долго. Подожди ещё немножко».
— Ты пялишься на мой рот, — шепчет она.
— П-прости, — я пытаюсь отвести глаза, но мой взгляд сразу возвращается обратно, как компас, нацеленный на истинный север.
— Такое чувство, будто ты хочешь поцеловать меня, Зензеро, — она прикусывает губу и тоже смотрит на мой рот.
Я просто пялюсь на неё как идиот. Пацца роняет свой слюнявый мячик у моих ног, бодает меня и гавкает. Но я ничего не замечаю. Я вижу лишь Фрэнки. Фрэнки, которая смотрит на меня в ответ, и это подобно свободному падению сквозь время и пространство, я теряюсь в водовороте её взгляда.
Это происходит словно в замедленной съёмке: Фрэнки привстаёт на цыпочки, её пальцы обхватывают мои руки для опоры. Я втягиваю воздух, когда мою кожу будто простреливает искрами, и она прислоняется ко мне. Её изгибы прижимаются к каждой жёсткой грани моего тела, её руки сжимаются крепче. Прежде чем я успеваю осознать происходящее…
Сладчайшие губы прикасаются к моим. Её губы полные и мягкие, она обхватывает мою нижнюю губу и нежно посасывает. Мой вдох получается прерывистым, а выдох превращается в стон облегчения. Она скользит ладонями по моим плечам, вверх по шее и запускает пальцы в мои волосы. Её прикосновение нежное, но решительное, тёплое и ласковое, пока она легонько целует уголки моих губ.
Я обвиваю рукой её талию и притягиваю ближе. О Боже, её тело. Стройное, сильное, подтянутое в районе рёбер, где я её обнимаю, но мягкое там, где её груди прижимаются к моему торсу, где её бёдра льнут к моим. Положив ладонь на её шею, я массирую напряжённые мышцы у основания её черепа. Фрэнки стонет мне в рот, её губы размыкаются, и я клянусь, этот звук сотрясает землю под моими ногами. Другую ладонь я опускаю ниже по её спине и прижимаю к себе покрепче, остановившись на лёгком изгибе её позвоночника.
Как то, о чём я мечтал, может столь безгранично превзойти плоды моего воображения, я никогда не узнаю. Я думал, будто понимаю, чего ожидать, какой сладкой она будет на вкус, какими тёплыми и мягкими окажутся её губы. Но мои мечты — ничто в сравнении с реальностью.
Её язык дразнит мой, медленными, размеренными ласками, которые уговаривают мой язык потянуться навстречу. Я наклоняю её голову в своих ладонях, сам наклоняюсь в другую сторону, чтобы углубить поцелуй. Мы слегка покачиваемся, сплетаемся языками, поцелуй становится таким же ритмичным, как волны позади нас. Скользнуть, подразнить, отступить.
— О чёрт, — Фрэнки отстраняется, задыхаясь и закрывая рот дрожащими руками. — Окей. Вау. Просто… вау. Окей. Ага, я тебя поцеловала. Я не должна была это делать. Пацца!
Пацца несётся к нам по песку, и меня накрывает реальностью. Фрэнки поцеловала меня. Она поцеловала меня.
«Ты ей нравишься! Во всяком случае, достаточно, чтобы поцеловать».
— Рен, прости, — бормочет она и трёт свой лоб.
— Фрэнки, пожалуйста, не изви…
— Мой учитель йоги придёт рано утром, если ты всё ещё не против?
Ярко-красные щёки, взгляд опущен к песку. Она явно хочет просто двинуться дальше, и я понятия не имею, какие выводы из этого сделать.
— Конечно… Во сколько? Я к тебе присоединюсь.
Это, похоже, выдёргивает её из бездны смущения. Она отшатывается, будто я удивил её, и приподнимает брови.
— Это не разминочная «йога» для чайников, которую команда выполняет с Ларсом.
— Я в курсе, Франческа.
— Не франческай мне тут, Сорен, — её лицо делается отстранённым, пока она медленно пятится назад. — В восемь.
Я невольно улыбаюсь.
— Я буду там. Доброй ночи, Фрэнки.
Она не отвечает, лишь медленно разворачивается к дому.