понадобится в хозяйстве. Вещи умеют мстить. Они, в отличие от людей, никому ничего не прощают.
Тасик со стоном возвел очи горе́. Майка, не обращая на него внимания, ковырялась в пакете.
– А вот без этого царский омлет приготовить вообще нельзя!
– Если б я еще знал, что такое царский омлет, – заметил Тасик. – Живу с тобой тыщу лет и что-то никак не познакомлюсь с этим, еть, интересным блюдом.
– Нет, я понимаю, что ты человек легкомысленный, но выкидывать вафельницу! Это же просто…
Майка воззрилась на Тасика, как на особь, способную зарезать белочку в парке.
– А это?!
В пухлой Майкиной руке красовалась большая хрустальная пробка от графина, блестящая и тяжелая, как граната.
– Сначала ты разбил мой-мамин сервиз, а теперь и последнее на помойку несешь?! И когда ты перестанешь мне жизнь портить?!
– Господи, – не выдержал Тасик, – неужели невозможно хотя бы последние годы провести спокойно?! Пожить без тебя. Нет, надо срочно разводиться! Может, человеком наконец стану. А нет – так, еть, хоть здоровым до гроба дотяну!
– Давай-давай! Разводись. Я хоть любовника себе нормального заведу. Разбил мою жизнь… мой-мамин сервиз грохнул… Житья от тебя нет! Диверсант!
И Майка, и Тасик, не задумываясь, крутили давние записи времен своей молодости. Возможно, это навевало им приятную ностальгию. А с другой стороны, к чему менять эти пластинки? Хлопотно и глупо.
Заряда хватило примерно до середины дня.
Пообедав еще по разные стороны баррикад, Майка и Тасик, как звери на водопое, сошлись на перемирие у телевизора. Вместе посмеявшись одной из своих любимых передач – одной из немногих, которые они любили оба, – они надумали подкрепить разгулявшиеся нервы.
– Хлопнем, что ли, корвалолу? – предложил Тасик.
– На брудершафт, – проворчала Майка.
Тасик, хихикая, пошел к холодильнику и обнаружил, что корвалол кончился.
– Ничего. В аптеку сбегаю.
Получив нужную сумму у своей хранительницы всего, Тасик бодро выдвинулся на передовую.
– Шарф надень. Там, кажется, подморозило! – крикнула ему вслед Майка. Но за Тасиком уже захлопнулась дверь. – Горе луковое.
Спустя час она называла его не иначе как «диверсант», «кровосос проклятущий», «хмырь мерзавчатый» и другими удивительными словами. У Майки их были несметные запасы.
У нее были собственные методы борьбы с неприятностями.
В ожидании запропастившегося куда-то Тасика она обычно распекала его во все корки, и ее ужасные проклятия срабатывали как волшебные заклинания: Тасик являлся домой целым и невредимым, будто подгоняемый мощным вихрем ругательств, щедро рассылаемых ему Майкой по каким-то особым энергетическим линиям планеты.
Если на эти же линии случайно заступали еще чьи-то конечности – лапы, крылья, ласты, брюхоноги или что там еще бывает у живых существ, – они, должно быть, падали замертво, сраженные наповал Майкиной руганью, и, таким образом, при всей своей зловредности, ни одно из них не могло повредить Тасику – все они безропотно и безусловно уступали дорогу Майкиному мужу.
До ближайшей аптеки и обратно, до следующей за ближайшей аптекой и обратно, и даже при самом худшем варианте – если корвалолу не оказалось нигде – до третьей, и последней в округе аптеки – было не больше сорока минут самой медленной Тасиковой ходьбы.
Сделав скидки на очереди, сбой кассовых аппаратов, обмороки у кассирш и другие стихийные явления, все равно больше двух часов Тасик в аптеку, по Майкиному рассуждению, ходить не мог.
Прошло три часа.
Майка, осознав, что ее ругательные заклинания утратили силу, перепугалась и растерялась.
Ее мысленному взору представали мучительные картины, одна другой жутче: мертвое тело Тасика, не дождавшегося корвалолу, у аптечной стойки; тело Тасика, разрезанное пополам колесами огромного автобуса; голова Тасика, размозженная битой грабителя; руки Тасика, отрезанные дверьми лифта, среди сплошной антисанитарии валяющиеся в шахте, – назад не пришьют…
– Чертов диверсант, – шептала растерянно Майка. И мучилась, мучилась, мучилась…
В пять часов неожиданно задребезжал телефон, одной своей обыденностью развеяв страшные грезы.
– Тасик?! – закричала Майка в трубку.
– Это Майя Ивановна? Из пятьдесят второй больницы беспокоят, – сухо сказала трубка. – Ваш муж, Станислав Николаевич, просил позвонить. Он подвернул ногу…
Да. Тасик поскользнулся на обледеневшем порожке аптеки. После дождя и впрямь подморозило. Тасик не был к этому готов.
Порожек аптеки был невысоким, но Тасик умудрился сверзиться так, что сломал ногу, вывихнул плечо и разбил голову.
По счастью, именно возле аптек в большом количестве водятся сострадательные люди. Тасика увезли на скорой, и теперь он лежал, весь белый, укутанный в бинты, словно личинка шелкопряда, в шестой палате хирургического отделения и чинно-благородно ожидал результатов рентгена.
Результаты, однако, превзошли все ожидания.
– Ну вы не бейспакойтесь. Ноги-то заживут. И ущипы тоже, – покусывая сухие губы, объяснил жгучий брюнет в белом халате – врач-аспирант с непривычным именем Жосе Хосеевич, иностранный специалист на стажировке. – Все будет карасе.
– Как-как? – не расслышал Тасик.
– Карасе, – повторил Жосе Хосеевич, хмуря брови. – Но вот это…
Он вытянул из пачки снимков один, где была запечатлена черно-белая Тасикова голова в профиль и как бы в разрезе.
– Вот видите? – Доктор потыкал в какую-то туманность в мозгу Тасика на снимке. – Возможьно, это есть опуколь.
Тасик оптимистично улыбнулся доктору:
– Да?
– Надо сделать до-по-лни-телл-ные анализы. Ищо один снимок. Понаблюдать динамик… Но – ущтите, это есть только гипотетищеский сейщас прогноз, в настоящий момент я нищего утверздать не имею права, но…
– Что «но», доктор? – Заинтересованный Тасик всем телом потянулся вперед, подгоняя докторову откровенность. – Но?..
– Если это опуколь… И опуколь зло-как-чеественная… Прогноз неблагоприятный. Месяц. Максимум.
Доктор деликатно замолчал. Наступила пауза.
– А потом? – спросил любопытный Тасик.
Жозе Хосеевич виновато развел руками. Кроме того, что Тасик, по его предположениям, не дотянет даже до Рождества, он не знал, что бывает потом. Хотя, как у католика, у него имелись теории.
Когда Майка дотелепалась до больницы – с куриным бульончиком, морковным салатиком, сметанкой и черносмородиновым компотом (все в отдельных, тщательно запакованных баночках и сверточках, чтобы не разлить) – время посещений в больнице уже подходило к концу, и она еле уговорила впустить ее хотя бы ненадолго к своему «старику».
– Этот диверсант, черт свинячий, ходить по улицам не умеет, а мне с моим весом разве ж дотащишься досюда, разве ж успеешь? – жаловалась она, не отставая.
Медсестра с первого взгляда поняла, что единственный способ отвязаться от липучей старухи – уступить ей. Нельзя же кидаться в атаку на стихийное бедствие?
Сестра вздохнула и впустила Майку в отделение.
Майка ожидала застать в Тасике некоторые перемены, но полагала, что все они будут материального характера.
Однако ее встретил совсем другой Тасик. Белый