задом, Тасик потянул на себя ручку широкого ящика в столе.
Ящик дружелюбно выехал вперед на пять сантиметров и… передумал. Застрял. Тасик вцепился в ручку ящика, подергал. Бесполезно: ящик не сдавался. Он упрямо вгрызался в стены стола – надежно окопался там и, судя по всему, решил стоять намертво.
Тасик потряс стол. Внутри ящика возмущенно загрохотали хранимые в нем предметы – это походило на коллективный протест или, возможно, попытку отстреливаться.
Усилием воли Тасик обуздал гнев и, стараясь действовать в рамках разумного (памятуя о судьбе обувной тумбочки в прихожей), попытался приложить силу в другой плоскости.
Если ящик не едет ни вперед ни назад, остается последнее.
Тасик собрался с силами и всем весом навалился на ручку ящика, пытаясь отжать конструкцию книзу.
– Еще! Чуть-чуть… Сама… пойдет…
Ящик жалобно скрипнул, малодушно сдал два сантиметра, и… ручка его отвалилась.
Со злости Тасик шарахнул кулаком по столу. Раздался гром, сверкнули молнии… Ящик грянул оземь, и все, что в нем таилось, брызнуло врассыпную по всей кухне. Чего тут только не было!
Добро, нажитое, накопленное и награбленное самой Майкой и всеми ее предками, возможно, еще со времен татаро-монгольского ига, старинные предметы странного вида и непонятного назначения, о котором Тасик и догадаться не мог…
«Удивительно, что ящик не рухнул раньше. Как это все туда влезало?!» – ужаснулся Тасик и ощутил непонятную вибрацию возле своей голой беззащитной ноги. Глянув вниз, он увидел, что в его пластиковый шлепанец впиявился стальной штопор и теперь, дрожа от возбуждения, пытается пробурить дыру в Тасиковой ноге.
Инстинктивно Тасик отскочил назад и угодил спиною в кухонную дверь.
Раздался такой звук, какой издает очень спелый арбуз, когда в него с размаху всаживают нож: «Хресь!»
– Тасик, я тебя не понимаю, – произнес сзади знакомый ворчливый голосок. Он звучал строго и взыскующе.
Тасик обернулся: сквозь потрескавшееся стекло кухонной двери на него надвигалось какое-то чудовище, сплошь покрытое сеткой морщин.
– Если б ты только знал, как ты мне надоел. Диверсант! – сказало чудовище…
Скандал затих только к вечеру.
Тасик первым сделал попытку к примирению, лично собрав все Майкино добро обратно в ящик.
Правда, поставить его на место не удалось: во-первых – не лезло, во-вторых – треснули деревянные планки, на которых он держался. Но Тасик уверил жену, что это пустяки: вместо дурацких занозистых деревянных планок он купит в хозяйственном комплект роликов, после чего ящик будет выпрыгивать из стола, как дрессированный.
– По первому твоему зову, – обещал Тасик и заглядывал Майке в глаза.
– Ага, – соглашалась Майка и отпихивала плечом Тасикову голову. – Конечно. Горе луковое.
Под присмотром Майки Тасик ненадолго завладел ее волшебной отверткой, снял с поломанной дверцы тумбочки погнутые петли и закрутил новые, припасенные с незапамятных времен в хозяйственном шкафу. Дверца тумбочки от новых петель немного перекосилась. Зато удалось наконец собрать и надежно запереть обратно всю обувь.
Майка, однако, не смягчилась. Когда она приходила в угрюмое настроение, выпихнуть ее оттуда было непросто.
– Ну что, идем спать? – спросил Тасик в одиннадцать вечера, в обычный их час отбоя.
– Иди. Мне тут еще… варенье закрывать, – буркнула Майка, перекидывая с места на место какие-то предметы в кухонном ящике. – Куда эта дурацкая машинка закопалась? Открутить бы ей… зараззза!
В произносимом Майкой слове «зараза» было не меньше восьми или десяти «з». Еще бы парочку – и можно было бы считать, что это просто пчелиное жужжание. Но Майка соблюдала меру, не утрачивая окончательно дара человеческой речи.
Тасик вздохнул и ушел спать.
Вольготно развалившись в супружеской постели, широко разбросав руки и ноги, он лежал, тщетно жмуря глаза и созывая к себе приятные мечты… Сон не шел.
Он ворочался, елозя по всему пространству супружеского ложа, то свивая вокруг себя одеяло коконом, то развивая его, выкидывая наружу то ногу, то руку…
Когда Майка в три часа ночи соизволила явиться в спальню, Тасик едва успел забыться, зацепившись где-то на самом краешке сонного небытия, нацеленный головою и всем телом в черную пропасть, но еще способный слышать звуки по эту сторону реальности.
Майка, скинув халат и переодевшись в ночнушку с непомерно растянутым во все стороны Багзом Банни, зажгла ночничок и бросила короткий взгляд на мужа.
Тасик покоился на бочку́, отодвинувшись в глубь двуспальной кровати, и, согнувшись крючочком, крепко обнимал женину подушку.
Майка вынула подушку из его рук, взбила, положила себе под голову и, погасив ночничок, легла. Кровать тяжело заскрипела под ее телом. Тасик сладостно замычал и, обхватив круглые бока супруги, подтянулся вперед, притеревшись к ее мягким местам всеми своими мослами.
Майка пихнула его назад, брыкнулась и сбросила руки, посягнувшие на ее независимость. Но стряхнуть с себя Тасика было так же непросто, как снять с костюма прилипшую жвачку.
«Ммм… Моя попа пришла!» – пролепетал сквозь сон Тасик и еще крепче вцепился в Майку.
«Зараза», – подумала Майка, но вступать в борьбу за свободу ей было лень. Очень хотелось спать. Она шумно выдохнула и закрыла глаза.
Сны им снились разные.
Майка видела во сне, как Тасик, сидя за праздничным столом, поедает сваренное ею варенье, черпая его сначала половником, а потом просто лакая из тазика, как собака.
Тасику снилась Майка: молодая, золотисто-загорелая, хохочущая. Она лежала с ним, голая, в траве, вздрагивала от удовольствия и смотрела широко распахнутыми глазами безо всякого стыда.
На следующий день деловитый Тасик встал пораньше и сразу же приступил к починке кухонного стола. Пока Майка досматривала сны, он перебрал все заскорузлое старинное добро, каким-то чудом умещавшееся в кухонном ящике раньше, кинул в полиэтиленовый пакет наиболее одиозные предметы – вроде венчиков для взбивания омлета, косточковынимателя и советской электровафельницы с пятнами ржавчины на рукояти – и вознамерился снести все на помойку.
Ему хотелось сделать это до того, как Майка проснется.
Но он опоздал: Майка застукала его на пороге и подозрительно прищурилась:
– Куда это ты собрался?
– Вот это надо… необходимо выкинуть, – сказал Тасик, потрясая тяжелым пакетом.
– А ну-ка… Покажи!
Тасик был вынужден уступить пакет для досмотра своей большей половине.
– Та-а-ак, – протянула Майка, выбрав из пакета косточковыниматель, которым за всю свою долгую жизнь не успела воспользоваться ни разу. – Так. А если это понадобится? – спросила она.
В Майкиной душе желание порядка в доме всегда боролось с суеверным страхом перед вещами. Она по опыту знала: стоит расстаться с какой-нибудь наиболее никчемной финтифлюшкой из своих закромов, и эта гадкая мелочь тут же и всенепременно