— Случалось вам его видеть с тех пор, как вы его выпустили на затон, и до того дня, как застрелили?
— Да. Я каждую неделю его подкармливал. Чаще рыбы ему привезешь, но бывало, что и кролика. Другой раз курицу скормишь, когда заведется лишняя.
— Иными словами, каждую неделю на протяжении шестидесяти лет вы ездили кормить аллигатора?
— Он был мой друг, а с одним глазом много не наохотишься.
— Мистер Прыгун, почему вы вдруг задумали убить аллигатора?
— Из-за Гамбо.
— А кто такой Гамбо?
— Это енотик, он жил у меня на становище.
— Какая связь между енотом по кличке Гамбо и убитым аллигатором?
— Когда рабочие, которые расчищают болота, отравили ручей, они переморили в нем рыбу, черепах, аллигаторов. Гамбо съел рыбу из ручья и издох. Но перед смертью он сильно мучился от боли, и я не хотел, чтобы Фитюлька Джордж принял такие же мучения, как Гамбо.
— У защиты вопросов больше нет,— сказал Лайкс.
До сих пор обвинитель не предполагал устраивать подсудимому перекрестный допрос, но теперь изменил решение, чтобы вернуть присяжных к тому, что подсудимый нарушил закон. Он сделал несколько шагов к свидетельскому месту.
— Мистер Прыгун, что, по-вашему, предпочел бы сам аллигатор, которого вы называете другом,— жить или получить от вас пулю в лоб?
— Фитюлька Джордж, я думаю, хотел бы спокойно дожить до конца своих дней на болоте, но оказалось — не судьба.
— Вам было доподлинно известно, что яд проникнет дальше на болота и отравит аллигатора?
— Нет, это мне было неизвестно.
— Тогда, выходит, вы, может быть, застрелили его зря. Разве не так, мистер Прыгун?
— Если бы он не отравился, его убили бы машинами.
— Полноте, мистер Прыгун, не все аллигаторы поголовно гибнут при расчистке земель! Многие, наверно, выживают.
— Какие-то спасутся — это правда, но Фитюлька Джордж был больно старый, и видел он хуже других. Он всю жизнь прожил на затоне и других мест не знал — он никуда не ушел бы от машин. Его раздавило бы бульдозером, или он раньше погиб бы от яда, а я не желал ему такой смерти. Он был мой друг.
Обвинитель видел, что бесхитростные, прямые речи Чарли действуют на присяжных даже сильнее, чем его ответы Лайксу.
— У меня нет больше вопросов,— сказал он быстро.
Встал Лайкс.
— Защита кончила допрос свидетелей. У нас все, ваша честь.
Чарли отошел от свидетельского места с несказанным облегчением, что его роль в этом недоступном его разумению действе окончена. Он отхлебнул глоток воды из стакана, а зал притих в ожидании того, что скажут обвинитель и защитник в заключительном слове.
Обвинитель сознавал, что поставлен в трудное, даже безвыходное положение, однако это ничего не меняло: раз налицо нарушение закона, его обязанность как можно более убедительно втолковать это присяжным. Он неуверенно поднялся, повернулся лицом к скамье присяжных и без особого подъема начал:
— Дамы и господа присяжные заседатели! Единственно важный в настоящем деле факт — это факт нарушения закона. Если мы будем допускать, чтобы человек, виновный в нарушении закона, не понес за это наказание по суду, к чему тогда законы? Либо закон есть закон, либо он пустой звук, и только это одно вам требуется решить в данном случае. Для вас нет и не может быть иного выбора, как только вынести вердикт: виновен!
С этим кратким заключением он вернулся на место.
Пока говорил обвинитель, Лайкс пытался обдумать план собственного заключительного слова. Он склонялся к мысли, что даже самая искусная речь лишь умалит впечатление о прямодушных и непосредственных показаниях Чарли и может только повредить делу. Он уже хотел было отказаться от заключительного слова, но в последнюю минуту передумал. Он сказал:
— Мы здесь признали, что подсудимый Чарли Прыгун действительно убил аллигатора и тем самым нарушил существующий закон. Однако не нарушение закона важно в данном деле. Единственное, на чем вам надлежит сосредоточить внимание, это правильный или неправильный поступок совершил Чарли Прыгун. В жизни каждого из нас бывает время, когда мы должны действовать, сообразуясь с тем, что считаем правильным. Я вас прошу об одном: всесторонне взвесить то, что он сделал, и решить, что сделал бы на его месте каждый из вас.
Как обвинитель, так и Лайкс отказались от права возразить но сути заключительных слов друг друга, и присяжные, получив соответствующий наказ от судьи, гуськом удалились для обсуждения дела.
Зал ждал в напряженной тишине; прошли пять минут, полчаса, час... Лайкс видел в этом доброе предзнаменование: если бы присяжных занимал лишь факт нарушения закона, им не потребовалось бы более десяти минут.
Прошел еще час, а скамья присяжных все пустовала. За окном от здания суда пролегли длинные тени; небо на западе окрасили багряные штрихи заката. Ни одна живая душа не покинула зала суда. Никто не хотел уходить, не дождавшись вердикта, даже досужие зеваки, которых привел в зал не личный интерес, а пустое любопытство.
Еще четверть часа — и вот в дверях показался первый присяжный, за ним в зал суда вернулись остальные. Судья спросил, каков вердикт.
— Ваша честь,— отвечал старшина присяжных,— мы признали подсудимого невиновным.
Лайкс обмяк, навалясь на стол; Чарли потупил взгляд на свои босые ноги.
С минуту никто в зале не дышал, никто не шелохнулся. Вдруг разом грянули рукоплескания — хлопали зрители, хлопали присяжные. Судья строго постучал по столу молотком. Когда шум улегся, он сказал:
— Обвиняемый, встаньте.— Чарли с усилием поднялся.— Мистер Прыгун, при подобном вердикте судья, как правило, воздерживается от дальнейших замечаний. И все же я сегодня прибавлю несколько слов, дабы предостеречь вас. Мне не хотелось бы увидеть вас снова в зале суда. В другой раз столь счастливый для вас исход может не повториться. А теперь идите, вы свободны.
Еще секунду все оставались на местах, потом внезапно зал пришел в движение. Билли Джо, подскочив к Лайксу, изо всех сил тряс ему руку; индейцы с задних рядов густой толпой повалили вперед. Чарли, еще оглушенный всем, что произошло, тем не менее уловил слова «идите, вы свободны» и отступил от судейского стола, но тут у него на шее повис Тимми. А справа и слева к ним уже проталкивались Люси и Фред Гендерсон.
Лайкс оглянулся: сзади, у стены, стояли рядом Кеннет Райлз и Рон Симмонз с такими лицами, будто вот-вот собираются пройти вперед и что-то сказать ему и Чарли. Однако миг был упущен — они помялись еще немного и, ничего не сказав, вышли.
Когда наконец зал опустел, на улице уже совсем стемнело. В сопровождении родных и друзей Чарли направился к автомобильной стоянке. Еще некоторое время все, обступив запыленный пикап, обсуждали с Лайксом подробности суда, потом разговор потек по привычному руслу: охота, рыбная ловля, цены на скотину и виды на урожай, погода... Чарли слушал, но очень скоро его неодолимо потянуло отсюда к тишине и покою объятых мраком болот.
* * *
Прошло два дня. Чарли, казалось, опять стал прежним: с удовольствием ел и, захватив с собою Тимми, пораньше отправлялся по знакомым местам на болота навестить издавна любимые озерки и заводи.
На третье утро он вышел из чики не в робе, как обычно, а в национальном индейском облачении. Лилли, стоя над огнем у решетки, бросила на него взгляд и все поняла. Чарли очистил миску кукурузной каши, поел жареной говядины и запил все это кружкой обжигающего кофе. Потом встал из-за стола и отнес в долбленку острогу и лук со стрелами.
Неторопливыми шагами он вернулся в кухоньку.
— Пора,— сказал он Лилли.— Ты идешь?
— Я чересчур стара,— отвечала она, и глаза ее увлажнились.— Поеду с Билли Джо и буду жить у него в доме.
— Винтовку отдашь Тимми.
— Я сделаю, как ты скажешь.— Она отошла к решетке.— Тебе понадобится еда в дороге.
Она завернула в плотную бумагу кукурузный хлеб, несколько ломтей жареного мяса и подала ему. Чарли задержал ее руки в своих, больно сжал и, не оглядываясь, зашагал к долбленке.
Когда он скрылся из виду, она еще постояла на берегу, не сводя глаз с мутного потока, которому уже ни разу не суждено было привести его назад.
По тропинке, ведущей на прогалину, затарахтел пикап, и Лилли обернулась. К ней подходил Билли Джо.
— Мы уже готовы,— сказал он.— Где папа?
— Ушел.
— Куда ушел?
— Искать остров Навек.
На мгновение Билли Джо онемел.
— Ох, мама, зачем ты его отпустила? Никакого острова Навек не существует. Это сон, мама, мечта.
— Ты ошибаешься, сын,— сказала Лилли.— Не сон и не мечта. Человеческое достоинство.
Билли Джо покачал головой.
— Мы догоним его. Скажу Фреду Гендерсону, он не откажет. Отцу там не выжить, мама.
— В Иммокали ему не выжить. В городском доме,— твердо сказала Лилли.— Оставь его, Билли Джо. Захочет, сам вернется.