Станция расположилась на высоком берегу Глуши. До поворота, где виднелись сваи разрушенного моста, река текла медленно. Еще до большевиков там стояла мельница Василия Прохорова. Мельник прославился тем, что вырастил одиннадцать сыновей и всем дал образование. Один из его сыновей после революции даже служил заместителем наркома легкой промышленности, но затем, в тридцать седьмом, сгинул. Посадили и остальных братьев. Сам Василий Прохоров попал под «раскулачку» и умер в Сибири. Мельницу деревенская беднота разграбила, и в наши дни от нее даже фундамента не осталось. Но в месте, где она стояла, сохранился омут, который так и звали «прохоровским». А чуть дальше торчали опоры бывшего мостика. За ними начинались пороги, и Глуша спокойный нрав меняла на бешеный. Бесилась она метров двести, затем затихала и, насколько видел глаз, несла свои воды медленно и степенно.
Корольков до поворота прогулок не совершал. Тропинку вдоль берега рыбаки протоптали, но хромать по ней на костылях, инвалиду не хотелось. Покончив с трапезой, он аккуратно собрал яичную скорлупу в пакет, а пустую бутылку от пива поставил в уголок под лавку. Бутылки старик сдавал и относился к стеклянной таре бережно.
Туман постепенно поднимался, и солнце начинало припекать. Корольков снял телогрейку, положил ее на скамью беседки и хотел уже вздремнуть, как услышал треск мотоцикла. Мотоциклист приближался не со стороны Щеглов, а с дороги, ведущей в Глухов. Старик видел, как он переехал мост и свернул к нему. Хозяин никаких распоряжений насчет гостей не давал, но сторож на всякий случай поднялся и, прихватив костыли, из беседки вышел. Лихо развернув своего железного коня, мотоциклист притормозил у здания лодочной станции, огляделся и, заметив сторожа, газанул к нему. Внешность парня показалась Королькову знакомой. Но вспомнить конкретно, кто прикатил, он не смог. Инвалид в лицо помнил почти всех жителей города, но далеко не всех знал по имени.
Тем временем молодой человек спешился, поставил свой мотоцикл на подпорку и широко улыбнулся:
– Привет, дедушка! Не помешал?
– Как мне можно помешать, я, видишь, ничего такого здесь не делаю. – Улыбнулся в ответ сторож, обнажив несколько желтых от табака сохранившихся зубов.
– А я еду мимо, смотрю, красотища какая. Раньше тут пустой берег, а теперь и лодки, и беседка… Никак станцию открыли?
– Еще не открыли. – Ответил старик. Но восхищение парня ему пришлось по душе. Корольков с недавних пор станцию считал своим домом, и похвала парня его радовала.
Мотоциклист тем временем быстро оглядел беседку, заметил в углу, под лавкой, пустую бутылку пива:
– Вижу ты, дед, «жигулевское» уважаешь. У меня его нет, а вот пару банок немецкого всегда при себе имею. Давай их откупорим на природе.
– Ты же за рулем. Дух пойдет, – напомнил Корольков, но глазки у него засветились.
– Ничего, пока с тобой посижу, проветрится, – успокоил заботливого инвалида мотоциклист и извлек из кармана две банки: – Открывать умеешь?
– Королькова заграничным пивом иногда угощали, и он с банкой быстро управился. Парень поднялся в беседку, посасывая пиво, внимательно осмотрел причал, про себя быстро пересчитал лодки и водяные велосипеды, пристегнутые цепями к сварным перилам, после чего уселся на скамейку и позвал сторожа:
– Присаживайся, дедуля. Я на двух ногах стоять не люблю, а тебе на одной и подавно не в масть…
– Да я на трех, как видишь. – Пошутил инвалид, но поднялся и на лавку присел.
– Один скучаешь? – Поинтересовался мотоциклист.
– А чего мне скучать? Сам сказал, тут красотища. А один давно. Бабка у меня еще шестнадцать лет назад погибла, с тех пор и кукую. Привык уже…
– Я тебя в городе часто видел.
– Да я тебя тоже где-то видел, только не припомню где. – Ответил Корольков.
– Меня Игорьком зовут. – Представился парень. А где видел, там меня уже нет…
– Сидел, что ли? – Предположил сторож, оглядывая богатую татуировку на обеих руках нового знакомого. На пальцах левой руки он даже успел сложить слово «Хруст».
– Было дело. Отмотал свое. – Признался Игорек.
– Вор? – Улыбнулся дед.
– В закон не вошел, так по мелочам с малолетства. Теперь завязал. Работаю.
– Это правильно. – Похвалил Корольков, со смаком вытягивая остатки из банки: – Тюрьма сладкой не бывает. А воле человек радуется.
– Что правда, то правда… Лодку покататься не отстегнешь?
– Не могу. Хозяин такого права мне не давал. Откроем для народа, приезжай.
– Где сам-то?
– Хозяин, что ли?
– Ясное дело.
– В Москве Николай Матвеевич.
– И долго ты один на хозяйстве?
– Еще пару дней, если не задержатся. Оне там по делам.
Парень поднялся:
– Ну бывай, дед. Найду время, заскочу, угощу тебя пивком…
– Приезжай. А за угощенье спасибо. Только немецкого не вози. Слабое оно, и кислым отдает. Лучше «Жигулей» нету.
– Чудак ты, дед. «Жигулевское»-то дешевле. – Мотоциклист сбежал с крыльца беседки, крутанул ногой стартер, уселся в седло и, газанув, покатил в сторону дороги.
«Молодой, а душевный… Пивком побаловал» – подумал Корольков о посетителе. Потом долго вспоминал, где его видел. И вспомнил. Парень приезжал с молодой подружкой Кащеева, в одной из машин ее сопровождения. В тот день Мака встречалась с начальником милиции, а дед Корольков дремал в беседке. Но дремал чутко, и братков разглядел всех.
Нелидова его главный акционер огорчил. Вместо того чтобы выдать деньги на ремонт отелей, велел переправить их в Германию и вручил счет банка. Голенев пытался оставить Алексея Михайловича переночевать в Глухове, но тот торопился назад, и Олег сам повез его в Москву.
– Машинка у тебя для миллионера самая подходящая. – Морщась от грохота неисправного глушителя, поддел компаньона Нелидов.
– Да, гремит. Надо трубу заварить, все руки не доходят. – Оправдывался Голенев. По дороге они больше молчали. Бывший афганец понимал, что расстроил своего директора, но поделать ничего не мог. Деньги надо было пустить на цементный завод Постникова. Олег и начал их зарабатывать, потому что когда-то дал слово Тихону помочь со строительством. Теперь оставался последний штрих, и затормозить уже готовый к пуску комплекс было бы для него непростительно.
– Придется вернуть отели обратно. Стыдно, конечно, вроде не дети, но жизнь есть жизнь. – Грустно рассудил Нелидов.
– Давай пока подождем, вдруг я что-нибудь придумаю… – Ответил Олег.
– Не больше недели. А то еще за простой городские власти денег потребуют.
Километров за двадцать до Москвы пошел сильный дождь. Впереди тащилась фура. Ее окутало водяное облако. Голенев не видел, что происходит впереди, и обгонять грузовик на узкой трассе опасался:
– Когда у тебя самолет? – Спросил он Нелидова.
Алексей Михайлович посмотрел на часы:
– Еще есть время. Регистрация начнется в двадцать два сорок.
– Тогда успеем. – Прикинул водитель. У них оставалось еще четыре часа. Олег надеялся вскоре добраться до кольцевой дороги, а там, если повезет обойтись без пробок, езды до аэропорта не больше часа.
– Помнишь Жвания? – Неожиданно спросил Алексей Михайлович.
Бандита Жвания Голенев помнил хорошо. Один раз он его проучил, а второй раз выручил. Жвания арестовали по подозрению в убийстве Тони. Он виделся с женой Голенева накануне ее гибели. Тогда Олег уже догадывался, чьих это рук дело, и за бандита поручился. Жвания выпустили.
– А что ты о нем заговорил?
Нелидов усмехнулся:
– Набивается в компаньоны. Стоит ему заикнуться, не один миллион выложит.
– Алеша, ты же знаешь, с этим народом связываться нельзя. Его один раз подпустишь и, считай, делу конец.
– Конечно, знаю. Прокручиваю в уме разные варианты, и выскочило.
Голеневу все же удалось обогнать фуру, и он поднажал. Беседовать, не повышая голоса, рев глушителя не позволял, и до пригородов Москвы они больше не разговаривали. В Люберцах переезд оказался закрыт. Уже прошло два поезда, а шлагбаум все не поднимали.
– Если думать о компаньоне, есть Новатный. С чехом у нас опыт совместной работы имеется. Он мужик приличный. Могу позвонить. – Продолжая тему, предложил Олег.
– Позвони. – Сразу согласился Нелидов: – Я о нем почему-то сам не подумал.
Тепловоз гнал через переезд нескончаемый поток вагонов. Путешественники, к своему огорчению, заметили, что состав начал замедлять ход. Но поезд, медленно протащив перед ними последнюю цистерну, все же не остановился, и шлагбаум, наконец, открыли.
– А Ирочка у нас больше не работает. Уехала в Москву: – Уже перед аэропортом решился сообщить Нелидов и, не дождавшись реакции, добавил: – А мне жаль, что у вас так сложилось. Хорошая она девочка.
– Мне тоже грустно. Но полюбить ее я бы уже не смог.
– Конечно, это твое личное дело. Только одному, да еще с детьми, очень не просто… Я вот без Нины Петровны даже и не представляю, как бы жил…