Конечно, все сжег. Лег под одеяло, накрылся с головой и плакал.
Когда-нибудь кто-нибудь вот так же переключит рычажок и…
Понедельник, 2 января
Пошли с Андреем на лыжах. Ну, конечно, красота. Ну, конечно, черные деревья и белый, белый снег. Ну, конечно, ощущение какой-то первозданной свежести. И конечно, как всегда на лыжах, какая-то тоска, что уже не могу так, как когда-то, а если падаю, то до смешного трудно встать и обидно, что не вернешь. И вдруг: черные деревья, белый снег, и из этого царства выходит маленькая фигурка. Раскрасневшееся лицо, блестящие глаза, синий костюм. Словно солнце мазнуло этим красным, синим, розовым среди черного и белого. Это Андрей. А может быть, я из детства: как глоток студеной воды.
Вторник, 3 января
Это, конечно, смешно, но все же.
Что-то загремело внизу под машиной. И гремит, и гремит на ходу.
Приехал домой из Союза, и вдруг вдарила такая тоска. И главное, не пойму отчего.
То ли от какой-то унылой повторяемости жизни, которая глянула на меня персонально (в виде знакомых и таких постоянных лиц, глазами коридоров, в которых болтаются все те же люди); то ли от того, что гремит под машиной.
Вот едешь, едешь – и вдруг что-то начинает греметь, а потом ломается, и все… Машину можно починить.
Четверг, 5 января
Часу в 5-м вчера повез во ВГИК «Майские звезды», которые брал с собой в Югославию. Это 2 железных коробки. А в багажнике была еще третья. В ней ролики Папанова. Когда вытаскивал из багажника, один из ялуфов открылся, и я не мог его никак вытащить. Закрою, а он откроется опять, а ручка в крышке. Но я не внял ему и не заглянул внутрь. Хотя ялуф явно мне предлагал это.
2 ялуфа весят около 30 кг. И вот я впер их по лестницам на четвертый этаж ВГИКа. Когда ялуфы открыли, то выяснилось, что в том, который открывался, ролики Папанова, а не «Майские звезды». 2 ялуфа были квадратными, а 1 круглый. В круглом был Папанов, но их подменили при укладке. Ялуф открывался, чтобы предупредить. Надо слушать.
Пятница, 6 января
Не день, а сплошные блики: Забелло, который врал, глядя прямо в глаза, о причинах непечатания копий; Бондарчук, выскочивший из машины, тоскующий по человеческому сочувствию; Махов (?), пришедший к Давыдову с почтительностью ловкого чиновника и царедворца; Ги Люк с воспоминаниями о поездке за город, и, наконец, студия, Тихонов и встреча со старыми знакомыми на экране: «Дело было в Пенькове», «На семи ветрах». Удивительно, но картины, отрывки из которых шли рядом, постарели, а эти нет. Я думаю, потому что в них есть содержание. Стареет форма, а содержание, если оно есть, не стареет. Так, наверное, происходит и с людьми.
Суббота, 7 января
А в пятницу вечером мы уже были в благословенной Рузе. Те же ели, отягощенные снегом, но несущие это бремя легко и радостно, тот же воздух, который вбирает в себя все тело, а не только легкие; то же чувство освобождения от всех забот и неприятностей.
А потом приехали киношники. Толя Кузнецов с женой. И Эшпай пришел нас уговаривать не играть в бильярд. Кончилось все часа в 2 ночи. Меня извлекли с помощью Кирилла, и благодаря этому я не купался в снегу, как сделали все остальные в порядке раскрепощения от городской жизни. И все же оно прекрасно – это раскрепощение!
Воскресенье, 8 января
Да, Андрей, конечно, мой сын. Как ему хотелось показать Сергею Кулиджанову свое искусство езды на лыжах. Но в конце горы он все же упал. Сергей был великодушен и сказал, что это не считается.
Но без лыж Андрей все же доказал свое преимущество. Местные девчонки в возрасте от 6 до 15 лет были совершенно покорены им. Не знаю уж, как ему это удалось. Они стайкой не отходили от него, называли его нежными именами, а в конце концов прозвали графом. Как он волновался, узнав, что с нами поедет Наташа Хачатурян. Всю дорогу оживленно рассказывал ей про Шерлока Холмса. А прощаясь в Москве, сказал с тоской и надеждой: «До будущего года, Наташа».
Понедельник, 9 января
Все-таки это действительно тяжелый день.
Снова бродил из кабинета в кабинет. Снова кровь бросалась в голову от нераспорядительности, непорядочности, глупости и разгильдяйства.
Главное, они же не люди. Они проходят через тебя, как сквозь облако, а ты натыкаешься на них, как на стену.
Сидел в приемной у Баретова (?). В кабинете были все, кто может решить дело с картиной. Но я войти не мог. И вдруг в большом квадрате окна увидел воробья, который бодро пытался раздробить кусочек замерзшего хлеба. Он был вставлен в окно вместе с крышей, лестницей, деревом, снегом, как в раму картины. Он был такая жизнь, он был занят делом, а в приемной пахло мертвечиной. А погиб все же воробей: Збигнев Цибульский.
Среда, 11 января
Целый день заседали. Часов 6 обсуждали материал картины «Комиссар». Никак не могу заставить себя, чтобы мне это начало нравиться. Нет, художник должен быть добрым, иначе это для меня все равно не искусство. Можно ведь и показывая жестокое, оставаться добрым. А потом все-таки Резерфорд прав: «Самые гениальные физические идеи просты», так и в искусстве. Потом партбюро с разговором о Китае, весьма вдохновляющим. Когда пришел домой, Нинка вдруг прочла фразу: «Если человек проживет даже 100 лет, то это всего 36 500 дней». Я подумал, а если 50, то 18 250. А если ты уже 44 прожил, то осталось 2 190 дней. Кошмар. И еще запомнившаяся фраза: «Ирония – прекрасное наружное лекарство, но не внутреннее».
Пятница, 13 января
О том, что это «черная пятница», я подумал только на следующий день, но постольку-поскольку я решил для себя не бояться этого дня, то и пошел в ЦК. Выложил все, что думаю, по поводу безобразий с картиной. Поговорили и о «Кузькине», и о слухах. Пока все перестановки не подтверждаются.
А потом были «посиделки» в Доме литераторов. Литераторов я, правда, как-то не заметил, но Фрейлихи и играли, и танцевали. Встретил Радика Фиша. А у стойки бара увидел белый в невероятную клетку свитер, какие-то рыжие брюки и огромные замшевые буцы – Евтушенко. Как-то даже здороваться не захотелось.
Суббота, 14 января
Самое смешное, что мой поход в ЦК немедленно произвел фантастическое действие. Мне позвонили подряд Баринов, Белов и Егоров. Все клялись в любви и