Ещё глубже. Так грешно, так чертовски сексуально. Святое дерьмо, это горячо. Я ввожу так далеко, как только могу, пока всё горлышко бутылки не оказывается внутри неё, и её губы широко раскрываются у его основания.
— Это самая горячая вещь, которую я когда-либо видел в своей гребаной жизни, — я приближаю свой рот к её киске, крепко держа бутылку, и уделяю немного внимания её клитору. Этот запах чертовски сводит с ума. Шампанское, мёд и её влага — всё смешалось.
Я вжимаю бутылку немного глубже, и она рычит этим грязным, непристойным рычанием и сжимает моё плечо ногтями.
— Не могу поверить, что ты делаешь это со мной.
Я наклоняю бутылку вверх, потом вниз и немного в сторону. Я нажимаю чуть сильнее. Она слишком тугая, чтобы проникнуть в нее еще глубже, но это уже охрененно прекрасно.
— Ты заставляешь меня делать с тобой ужасные вещи, киска.
Мэри смеется.
— Делай их.
Бл*дь.
Бл*дь.
Я раскачиваю бутылку туда-сюда. Немного раскручиваю. Я слушаю, как она шипит и задыхается. Но прежде чем она успевает привыкнуть к этому — пока её пальцы всё ещё сжаты — я медленно вынимаю из неё бутылку. Стеклянное горлышко горячее на ощупь. Держа его перед ней, я говорю:
— Почувствуй, как ты ощущаешься внутри.
Её ладонь обхватывает горлышко. Мэри сжимает её и отпускает, отчего её глаза сверкают.
— О, Боже мой!
— Видишь? Я же говорил тебе, — я качаю головой. — Горячо.
Я засовываю большой палец в горлышко бутылки и слегка встряхиваю её. Держа бутылку в одной руке, а другой раздвигая ей губы, я пускаю тонкую пенистую струйку вниз по её животу, которая течет между складок. Как только пузырьки достигают её клитора, тело Мэри напрягается, и она издает свой самый сексуальный стон, прижимая язык к небу. Как я люблю.
— В старших классах, я делал такое с Pop Rocks1, — говорю я ей. — Но это намного лучше.
Мэри даже не может говорить, а только кивает. Костяшки её пальцев белеют, когда она сильнее сжимает ладонями край столешницы. Все её великолепные изгибы: ключицы, плечи, грудная клетка — теперь блестящие и сверкающие от шампанского. Я опускаю лицо между её ног и продолжаю лить, ловя немного на свой язык, в то время как большая часть шампанского образовывает лужицу ниже её киски на столе.
Я делаю небольшой колодец языком под ее клитором и превращаю шампанское в пену. Когда я это делаю, её руки крепко сжимаются в кулаки.
— Джимммммииииии.
Вместо того, чтобы кружить языком, я мягко щиплю её клитор пальцами, отодвигая его. Я чувствовал, как Мэри делала это ранее на кресле. И тут она со стоном падает обратно на стол.
— Я заставлю тебя кончить снова, — говорю я ей, слизывая её влагу и шампанское с губ. — Просто чтобы наш план был ясен.
— Не думаю, что смогу, не так быстро…
— Игры разума, чушь собачья. Да, ты можешь.
Мэри наклоняет голову и хмурит свои красивые брови.
— Я думаю, что это…
— Прекрати. Предоставь это мне. Я знаю, что ты можешь.
Она слегка улыбается.
— Окей. Ради тебя я постараюсь.
Боже, она так хорошо выглядит. Эта розовая плоть, её клитор, такой набухший и готовый для меня. Такой желанный.
— Но если это слишком, скажи мне, что ты там собиралась сказать…
Она моргает, глядя на меня.
— Скажи мне пару слов, Мэри. Так, чтоб я знал, если ты не можешь больше вынести.
Я слышу, как она сглатывает. Её глаза бегают по сторонам, как будто она ищет слово на полу.
— Смилуйся.
Ага. Видите? Все, что делает эта женщина, так чертовски сексуально, так чертовски идеально.
— Смилуйся?
Она кивает.
Я снова погружаюсь в неё, следуя за языком первым и вторым пальцами.
Смилуйся?
— Люди говорят это Богу, ты же знаешь.
Руки Мэри вновь напрягаются на моем плече.
— Знаю, — шепчет она.
Черт возьми, да.
***
Оргазм Мэри долгий и спокойный, но заставляющий дрожать мышцы её бедер у моих щёк. Когда она находится в самом его окончании, то пытается меня оттолкнуть, бьется и шепчет:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Смилуйся. Прошу.
Я тут же отстраняюсь. Мой рот покрыт ею, и этот запах, чёрт, этот запах. Положив руку ей на живот, я чувствую её дыхание, быстрое и возбужденное.
— Не двигайся.
— Не оставляй меня, — её глаза влажные.
Она выглядит так, будто вот-вот расплачется, такая открытая и ранимая, что мне хочется встать на колени. К чёрту стул. Я хочу встать на бетон ради этой женщины.
Но не сейчас. Пока нет, чёрт возьми.
Прежде чем я успеваю сказать ей, чего хочу, Мэри уже делает это. Она поворачивается на бок, держа основание моего члена руками, берёт головку глубоко в рот и одновременно обхватывает мои яйца. Это гребаная перегрузка. Она смотрит на меня снизу вверх, и я ей киваю.
— Да, — я провожу рукой по её спине. — Да, черт возьми.
Начиная с головки, она опускается вниз, нежно целуя меня. С каждым поцелуем Мэри чуть больше касается меня языком, пока не возвращается обратно и не берет меня в рот снова. Глубоко. Ещё глубже.
Наши глаза встречаются.
Глубочайше.
Конец моего члена находится в отверстии её горла, полностью внутри. И чёрт возьми, он остается там. Её тело откидывается назад, но он остается там. На одну секунду, на две. Я смотрю в потолок и закрываю глаза. Три секунды. Она отстраняется, но возвращается за добавкой после судорожного вдоха.
— Б*яяяяя, — в свете камина я вижу свой профиль и изгиб тела Мэри, лежащего на боку перпендикулярно моему.
Её язык движется вверх и вниз по моему члену, долго и влажно всасывая меня, и она сжимает кулак там, где мои яйца встречаются с членом. А потом, чёрт возьми, она берет мое левое яйцо в рот. На всю мою длину. На всю мою чувствительную длину.
Я не знаю, как долго она это делает. Сколько времени нужно парню, чтобы умереть и возродиться? Десять секунд? Минуту? Сколько бы там ни было, у меня ещё куча времени, чтобы сойти с ума. Наконец Мэри отстраняется и говорит тихо, почти шепотом:
— Мёд. Пожалуйста.
Я слепо тянусь к бутылке, протягивая её ей, но она её не берёт.
— Сделай это для меня, красавчик.
Не сводя с нее глаз, я открываю крышку и капля сбегает вниз к верхушке моего ствола.
Мэри садится чуть выше, переводя взгляд с меня на него и обратно, и вытягивает руку, глядя на мёд.
— Мы можем сделать кое-что получше.
Я протягиваю ей бутылку, но Мэри не льёт мёд прямо на меня, нет. Вместо этого она набирает его на пальцы, а затем наносит на мои яйца, втирая в меня липкую сладость.
Затем она тянет руку в сторону кухни, улыбаясь моему члену и яйцам.
— Сахар, пожалуйста.
Твою мать.
Мэри посыпает меня сахаром, и он прилипает к моим яйцам и основанию члена, а остальное падает на пол.
— Деф Леппард1 ни за что не предвидел этого, — говорю я ей.
Это хихиканье. Это милое тихое хихиканье. В этот момент я чертовски влюбился в эту женщину.
Чередуя мой член и яйца, она очищает меня, мёд и сахар собираются на её губах, гранулы сахара немного царапают меня, когда она слизывает их. Я чувствую сахар под ступнями, качаясь назад. И снова я думаю о ней на пляже. Летом. Но мёд и сахар зимой? Пока это сдерживает меня.
Эта женщина чертовски великолепна. Здесь идеальный свет. Её волосы так охрененно идеальны — этот густой, темный беспорядок. Угол её носа, изгиб подбородка. Это лицо. Это лицо. У меня возникает одна идея, которая почти заманивает меня в ловушку одержимостью двигаться быстрее. Сделать то, чего я никогда не делал, даже не хотел делать.
— Ты позволишь мне кончить на тебя?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Её глаза впиваются в мои.
— Я лучше тебя проглочу.
Проклятье.
— На лицо. Мне нужно оставить себя на этих щеках. Мне нужно видеть, как ты истекаешь мной.
Язык Мэри медленно скользит по моей уздечке. А потом она вытаскивает меня изо рта.