В ближних селениях все слышали о Кано, и желающих драться с ним или не находилось вовсе, или находились один-два человека, которые ничему не могли его научить. Оставалась надежда на обширные, тщательно охраняемые провинции, куда слухи долетают не так быстро, а жители не избалованы зрелищами. Так он однажды оказался в Мино, где правил сам Асакура, легендарный воин прежних времён. В глубине души Кано желал сразиться с ним, но, увидев, что даймё уже стар, отказался от этой мысли.
В странствиях его начала одолевать скука: приближался предел восьмидесяти восьми жизням, а желанный противник по силам так и не был найден. Окружённый всеобщим почтением и страхом, Кано, сам себе в том не признаваясь, начал тосковать по другим чувствам. Жизнь стала надоедать ему. Теперь он остро ощущал свою инаковость, но это больше не радовало его, а скорее досаждало.
Покидая Мино на исходе своей двадцатой весны, Кано не знал, куда идёт: то ли искать соперника в больших городах, то ли позволить убить себя первому встречному, чтобы, наконец, увидеть, как выглядит радость победы в чьих-то чужих глазах.
Тяжёлое лето
- Ничего не понимаю… - Широ внимательно ощупывал плотную, без единой щели, деревянную панель. – Я совершенно уверен, что выходил отсюда. Где этот проклятый вход?
Юки участливо наблюдал за его стараниями.
- Может, всё-таки в другом месте?
- Нет, точно здесь! – Широ в раздражении ударил по стене кулаком. – Да что за день сегодня!
- Тогда, наверное, завтра поищем? – Робко предложил Юки.
Широ злобно уставился на него:
- Ты мне не веришь!
- Разумеется, верю.
- Нет, не веришь! Конечно, кто же поверит в дурацкую историю про старуху, запертую между замковых стен! Давай, скажи, что я всё это выдумал!
Юки только вздохнул. Разговаривать с Широ, когда у того что-то не ладилось, было трудно.
- Широ, я тебе верю, просто ты, возможно, ошибаешься…
- Ошибаюсь?!
- Я имею в виду, что ход твоих рассуждений может быть ошибочен. Выход – это ведь не обязательно вход…
- Что? – Широ перестал колотить по стене и повернулся к нему. – То есть?
- То есть дверь, через которую ты вышел, служит только для этой цели. А зайти через неё нельзя. Понимаешь? Вход расположен где-то в другом месте.
- Но в каком?
- Откуда я знаю. Это же ты через него заходил.
- Ну да, а раз я не помню, где он, то, значит, всё это мне пригрезилось! И коридор померещился, и разговор со старухой, и вообще всё. И ты, наверное, мне сейчас тоже мерещишься, а на самом деле я сплю, да?!
- Широ, пожалуйста, успокойся…
- Да не могу я успокоиться, Юки, как ты не понимаешь! – Широ зашагал взад-вперёд, размахивая руками. – Пойми ты, мы с тобой не ошиблись насчёт двойных стен! Там действительно кто-то живёт внутри и наблюдает за нами! Она – эта старуха – подсматривает! Раньше я только догадывался, а теперь точно знаю!
- Всё это, конечно, ужасно, но ведь от того, что мы отправимся на её поиски завтра, ничего не изменится, правда? – Настойчиво взывал к его разуму Юки. – Широ, я верю тебе, я верю, что там, в скрытой комнате, живёт Сачико-химэ, но сейчас ты слишком устал и переволновался, ты, наконец, нездоров…
- Вот-вот, ещё про это скажи! Скажи, что я не гожусь в самураи, потому что от вида крови меня начинает тошнить! Давай, не молчи, Юки, я уже привык, что ты говоришь мне одни гадости!
Широ повезло с другом: никакой другой человек не смог бы долго его выносить. Юки пропустил несусветное обвинение мимо ушей.
- Пойдём в комнату, Широ, я заварю тебе чай, а потом, если ты почувствуешь себя лучше, мы ещё раз осмотрим эту стену, хорошо?
На этот раз Широ позволил себя уговорить. Через час, напоенный валерианой и чабрецом, он задремал, а Юки тихо-тихо распустил ему пояс и накрыл Широ одеялом. Сам он в этот вечер долго не мог заснуть: тридцать смертельных поединков Кано, которым он стал свидетелем, были слишком жутким зрелищем, чтобы о них не думать. Хладнокровная жестокость ронина поразила его в самое сердце, но, в отличие от Широ, он не находил в ней ничего завораживающего и притягательного. Искренне восхищённый мастерством пришельца, Юки совершенно не заинтересовался им как личностью. Ему не захотелось прикоснуться к этой гибельной силе и урвать от неё кусочек, присвоив себе, наоборот, больше всего он хотел никогда больше не видеть ни этого человека, ни ему подобных. Широ, разметавшийся в тревожном сне, грезил совсем об ином.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Проснувшись перед рассветом от особенно яркого кошмара, он тут же начал будить Юки:
- Юки, проснись немедленно!
- Что случилось? – Пробормотал Юки, с усилием отрывая голову от подушки. – Вам плохо?
- Нет, но я хочу поговорить.
- Поговорить?.. Сейчас?
- Да. Ты сказал, что Мицуёри-сэнсей назвал Кано убийцей. Он объяснил, почему?
Юки протёр кулаками глаза, собираясь с мыслями.
- Вроде бы потому, что он не дрался, а просто убивал…
- Но разве не это делает воин – убивает?
- Нет… воин сражается… во имя справедливости… важнее моральная победа… и…
- Юки, Юки, не спи! Подумай, но ведь и нам придётся убивать! Мы тоже будем считаться убийцами?
- В определённом смысле – да, но мы ведь не будем бросаться на первого встречного без всякой причины. Наверное, Мицуёри-сэнсей имел в виду, что человек становится убийцей тогда, когда начинает совершать убийства ради убийства и получать от этого удовольствие. Самурай не может наслаждаться, убивая, это отвратительно. Если затронута честь, то он скорее сам умрёт, чем убьёт другого. – Юки мучительно пытался расстаться со сном.
- Ого! И ты в это веришь? А какое, по-твоему, чувство должен испытывать воин, отнимая жизнь? Отвращение? Жалость к поверженному? Сожаление о своей жестокости?
- Не знаю, Йомэй-сама. Я ведь никогда ещё не убивал.
- Вот и я тоже. – Пальцы Широ нервно комкали одеяло. – Но самое забавное, что я даже и не задумывался о том, каково это – убивать. Или, может, о таких вещах не нужно задумываться? Однажды это происходит само собой, да? Ты сражаешься с кем-нибудь, думаешь только о технике боя, и вдруг твой противник ошибается, да, внезапно совершает ошибку, и ты видишь, что можешь нанести последний удар, и у тебя доля секунды, чтобы на это решиться… и ты делаешь выпад, и лезвие твоего меча рассекает ему грудную клетку…
- Йомэй-сама! – Взмолился Юки, не расположенный с утра пораньше вести такие кровожадные разговоры.
- А что такого, Юки? Однажды нам придётся узнать всё это на собственном опыте. Ах, Юки, я не хочу никого убивать! – Широ вдруг всхлипнул и быстро вытер глаза рукавом.
Юки сел на футоне и обхватил колени руками.
- Вы боитесь, что в решающий момент не сможете нанести удар?
- Нет. – Ставшие совсем прозрачными, глаза Широ смотрели в пустое пространство. – Я боюсь, что однажды я убью человека – и мне это понравится.
Такого ответа Юки не ожидал. Придумать возражение было не так-то просто.
- … Вы всё думаете об этом ронине? О Кано?
- Да, о нём. – Широ устало прикрыл веки. – И мне почему-то жутко. Странное чувство, будто мы с ним отныне как-то повязаны.
Ещё один неожиданный ответ.
- Ну, это вряд ли. Он ведь уже ушёл из деревни, через пару дней покинет пределы Мино, и на этом всё. Где вы ещё можете встретиться?
- Не знаю. – Подумав, как-то очень вяло ответил Широ и опустил голову на подушку. – Не обращай на меня внимания, Юки. Просто кошмар снился. Будто Кано и та старуха идут ко мне и что-то кричат, а я ни убежать не могу, ни расслышать, чего им от меня надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Давайте я снова заварю вам чаю, Йомэй-сама, - предложил Юки. – Вам бы поспать ещё немножко.
Широ ничего не ответил. Он сомневался, что чай как-то поможет ему заглушить странную боль в душе, которой он не мог дать объяснения.
Лето в этом году выдалось холодным и дождливым. С середины пятого месяца зарядили ежедневные ливни, от которых отсырели даже стены во внутренних комнатах. Все одежды казались Широ влажными, а просушить их было негде. Под стать погоде было и его настроение: он быстро перестал вспоминать в разговорах поединки Кано и встречу со старухой (тайный проход к которой, кстати, они с Юки так и не нашли), но мрачное выражение не сходило с его лица ни во время тренировок, ни во время короткого отдыха.