Читать интересную книгу Единственный чеченец и другие рассказы - Антон Блажко

Созерцая в ясные дни снежные пики на горизонте с лагерно-армейской тоской, думали мы об одном: когда это кончится? Теперь понималось, отчего сменяемые нами парни мотали как с пожара без понукания, бросая шмотье, казенные простыни и даже левые боеприпасы, накопленные трудом и обычно конвертируемые у прибывших в огненную воду, «хрусты» и домашнюю жратву. Мы стойко глотали едкие выхлопы адской смеси, местной самопальной горючки, резавшей глаза, бронхи и оседавшей копотью на плащевых комбинезонах-"шуршунах", закупленных для отряда при отправке на спонсорские средства. Выбитого из мрачных спонсоров по слухам хватило бы на полярные костюмы с подогревом, где-то все эти тысячи с тушенко-сгущенками благополучно осели, но заглядывать начальству в известный отдел военное правило воспрещало. Особую ненависть вызывали КАМАЗы, жирно коптившие чистой нефтью. Выхлопное жерло крепилось у них за кабиной таким образом, что при начале движение после проверки они испускали в лицо густочайшее облако, мстя за трату времени, чинимые препятствия и обиды всех лет. Малоприятными оказывались даже выходные дни, по которым в райцентре открывался базар всечеченского, судя по количеству покупателей и негоциантов, масштаба. Утром товар везли одни, ближе к вечеру его тащили назад другие в таких же замызганных «шестерках» и «Волгах», маршрутках, автобусах, забитых челночными клетчатыми сумками, которые приходилось снова просматривать под страхом взыскания хотя бы внешне.

Поражали равно интенсивность торговли и первобытный ее характер: тонущий в грязи рынок с дырявым полиэтиленом над столиками, минитолкучки на всех перекрестках центральной Советской улицы, изгибавшейся от бывшего исполкома до нашей окраины с постом. Доски на ящиках вместо прилавков, пирамиды консервных банок и желтые масляные бутылки, связки привозной сухой рыбы. Стояли раритетные металлические ларьки в рыжих потеках, с козырьком-ставнем и свечой внутри по замене выбитых стекол той же пленкой. Вдоль дорог красовались скамейки и целые стенды с домашней выпечкой, изукрашенными по всем правилам кондитерского искусства пирожными и даже роскошными свадебными тортами в хрусткой прозрачной оболочке. Тут же могла стоять мочеподобная жидкость в здоровых бутылях и емкостях с брендом "дистопливо дешыво из России" на фанерках, сулившим высокое качество «импортного» товара. Подоконники домов украшали выставки-продажи сигарет, жвачек, сникерсов и напитков, включая ситро «Буратино» в стеклянной таре с той самой месяцевидной этикеткой. Она так же отклеивалась на концах и значилась оттиснутой в 1986 году, хотя могла быть с уцелевшей печатной формы. Стоил дивный напиток три рубля; разок поблевав, самые укоренелые похмельщики начинали предпочитать завозную дристную воду из пожарной цистерны — таинственные изготовители не только пренебрегали фильтровать сырье из ближайшей канавы, но и добавляли вместе с жженным сахаром что-то мало совместимое с жизнью.

Семечки, пачки "Донского табака", непривычно желтую ростовскую «Приму», пиво, осетинскую водку и дербентский «коньяк» с соответствующими наценками везли, несли и прикатывали на тележках и велосипедах прямо на пост. А подлинная река транзитного ширпотреба ежедневно текла мимо, вызывая у нестойких соблазн припасть к ней хоть на миг. Склонные к умствованиям жевали слово менталитет, достигшее самых широких серых масс: торгашество в крови. От нужды, конечно, и не так начнешь крутиться, но надо ж и склонность иметь. Даже под снегом было видно, какими сорняками заросли поля окрест. Остальные выражались проще: торгаши, воры и разбойники, у них это в крови… Термины «обезьяны» и «чурбанота» оба разряда использовали предпочтительно.

Задачей блокпостов являлась проверка транспорта и следующих на нем лиц с целью выявления запрещенных предметов, улик, боевиков и преступников, еще не находящихся в розыске и тем паче в него объявленных, краденных машин и добра. Действенных методик выполнения отечественная военно-полицейская система так и не выработала, оставаясь на уровне копания в поклаже и пристального чтения паспортов. Впрочем, что еще выдумать; позже я видел кадры действий потенциальных союзников в захваченной арабской стране: зачистка кварталов с вытаскиванием подозреваемых на улицу под стволами, узнаваемый блок на дороге… Повеяло чем-то знакомым, почти своим. Известную сдерживающую роль сеть постов и полупассивное силовое присутствие играли, но явно не соизмеримую с их размерами, затрачиваемыми средствами и энергией людей. Реальность же исполнения обязанностей выглядела более чем убого.

На ветхом пункте регистрации граждан и транспорта, огневой точке из прохудившихся мешков с песком и шифериной сверху, лежали в грязных папках всяческие ориентировки, списки преступников и угнанных телег. База данных пещерной эпохи, так сказать. Первое время мы честно пытались заглядывать в них при изучении документов и госзнаков машин, и даже поймали одну преступную «копейку». Уложенный ретивым постовым на капот дядька с тоской тянул:

— Ви новие, да? Это моя машина, у мине ее угнали, потом вернули за денги. А тепер все врем ловят, надоело уже! Прежний ребят меня все знал, не трогал…

Было ясно, что он скорее всего не врет. В местный отдел его все-таки сдали показателей ради, но внушительно советовали:

— Так сними с учета колымагу, всем проще будет!

— Э, ходил уже, говорат — плати давай…

Просмотрев для порядку лист вождей незаконных вооруженных формирований, гордо возглавляемый изгнанным президентом, я обнаружил еще числящимся известного пахана, с шумом и помпой ликвидированного полгода назад. Отдыхая по соседству, дурила с чего-то начал шмалять из пукалки при внезапной зачистке и был смертельно ранен; добазарься он, как обычно, и по сей день ездил бы через наш же пост с удостоверением какого-нибудь начальника РОВД. Закрыв папку, я оставил ее под рукой и солидно раскрывал, когда требовалось обозначить работу.

Что до обыска транспорта, то ничего мы не находили и не пытались найти, быстро убедившись в невозможности требуемых доскональных шмонов. При возне с машиной больше трех минут возникал затор, опасный всем при любви войск к беспрепятственному проезду, задние начинали сигналить, бежали просители и крикуны, ситуация накалялась за миг. В километровой очереди кто-то начинал выруливать и разворачиваться, задевая других, возникали свары до драк среди уже соплеменников, перераставшие в стихийные митинги протеста. Изредка подобные шоу устраивались в моменты озверения начальства, получившего наверху втык. Его гнев приходилось, как бурю, пережидать. Бог с ними нервами и суетой, все равно к вечеру на дороге все шатались без водки. Главная постовая сложность заключалась в другом. Она для краткости обозначалось местной милицией, то бишь любыми кадрами с пушкой и ксивой.

Разных крутых амбалов ездило через нас необыкновенно много, даже зампредседателя какого-то упорно существующего на бумаге совхоза гордо рулил без пиджака, обнажая сбрую плечевой кобуры. Соблюдать порядок движения и тормозить для показа документов не приходило им в голову, являясь чем-то противоестественным. Всяческие фантастические помощники депутатов, младшие юристы, инспекторы чего-то, начальники отделов учреждений, о существовании которых в системе власти никто даже не подозревал, сотрудники службы охраны правительства и лично главы республики (занявшего пост несмотря на активный плебейский антифедерализм в прошлом или благодаря ему) одевались исключительно в камуфляж и проносились мимо, небрежно вскидывая руку в полуприветствии, чаще просто дав сигнал, мигнув фарами и неизменно скалясь. При перестрелке их 7,62-миллиметровые АК прошили бы меня вместе с жилетом, для облегчения лишенным пластин, а наши пульки 5,45 ушли бы в сторону, коснувшись струи выхлопных газов. Правда, враг труднее разживался патронами, которые мы скупали цинками у солдат, меняли на спирт и даже пайковой «Беломор» с килькой. Таким образом известный смысл в разнокалиберном вооружении сил имелся, а простым стволом тут давно уже было некого пугать.

Воротясь ценой новых жертв на истерзанный клок земли, держава начала утверждаться здесь введением странного двоевластия. Даже в нашей банде, именуемой сводный отряд, не один я понимал, что любым колонизаторам, завоевателям, империалистам без местного управления на подчиненных территориях не обойтись, однако полная мешанина и несогласованность ставили в тупик всякого, кто пытался хоть что-то понять. Так, самый захудалый аул имел свой муниципалитет в лице какого-нибудь уважаемого человека с печатью, исправлявшего должность при всех режимах и принимавшего посетителей на дому без отрыва от хозяйства. Сей наркомат числился в составе вышестоящего административного органа, глава коего без санкции коменданта района не смел чихнуть. По доброй отечественной традиции, опирающейся на мировой опыт, добытыми с бою землями по первости военные же и управляют. Милиции и прочих служб для охраны порядка в освобожденных уделах нагнали со всей страны, повелев одновременно набрать местных — какие иначе демократия, суверенитет и народоправство?