Похоронили.
— А она?
— Нормально. Она как-то чувствует дозу. Третий год не увеличивает. А то что Васька из-за нее помер — ей авторитета добавилось. Ее вообще, уважают. Феномен.
— Так, давай кино смотреть. Жуть какую-то рассказываешь.
— Поехали.
Гера нажимает play. Они смотрят на экран. Там, видимо, или ракорд, или титры. У Геры, особенно сейчас, какое-то действительно красивое лицо. Он безмятежен и трогательно серьезен. Лена это чувствует и смотрит на него. Тоже серьезно.
— Ты мне не боишься кино-то показывать?
— А что?
— Ну как: одинокая женщина, пол-бутылки вина. А тут — эротика.
— Так мне-то чего бояться? Я не пил. А эротику уже видел. Вас не боюсь.
— Старая?
— Вы актриса. Я к вам пришел по делу. Потом, я вообще ничего не боюсь. Вы же не убьете меня?
— Не убью.
— Ну, это самое главное. Кино началось.
— Вижу. Подожди, выключи. Мне интересно — ты правда думаешь, что смотреть порнуху вместе с незнакомой женщиной, даже такой старой, как я — нормально?
— Да, я так думаю.
— А вот как ты в хоккей играешь с такими руками? Я думала, ты играешь на пианино или на гитаре.
— Нормально играю. Тренер говорит, руки у меня хорошие, умные.
— Тренере что, голубой?
— Вроде нет.
— А ты сильный?
— Сильный.
— Докажи.
— Зачем?
— Просто так. Может ты все врешь. Вообще все: про босса, про телевидение, про искусство, про Васю. Может ты пришел грабануть меня. Может ты и не хоккеист — слабак?
— Ну и как доказать?
— Что?
— Ну, что-нибудь. Могу, что сильный.
— Как?
— Отжаться могу.
— Сколько?
— Вообще, раз шестьдесят. Сейчас могу раз сорок. Думаю, ваш муж и двадцати не мог.
— Не мог, это правда.
— Что, пробовали?
— Что?
— Чтобы он отжимался.
— Нет, это не пробовали. Все остальное — было. Ладно, муж, царство ему небесное, тут ни причем. Ты, значит, собрался отжиматься?
— Да.
— Решим так: если ты отжимаешься сорок — не врун. Если нет, значит и контракта нет.
— Жёстко.
— А ты как думал. Это шоу-бизнес.
— А я думал, искусство.
— Ты бы еще принес ролики про женскую борьбу в говне. Искусство. Ты кончай про искусство рассуждать — отшлепаю. Отжимайся.
— Можно я рубашку сниму? Порвется.
— А что под рубашкой?
— Ничего. Стесняетесь?
— Обалдел? Отлично. Считать буду я.
— И я — так надежнее.
— М-м, да ты и вправду хоккеист… наверное. А где шрамы?
— Рано еще. Первые будут после двадцати. Сейчас покалеченные в команде только вратари. У полевых еще и зубы все целы.
— Может ты и джинсы снимешь?
— Не мешают. Я сумку на стол поставлю?
— Куда хочешь. Готов? Начали.
Оценили? Как женщина виртуозно, практически за полчаса почти раздела мальчика, который ей нравится! Вы там ставки делаете? Сколько еще продержится Гера? "Это" будет до или после кино? А вы на что ставите? Отожмется он сорок или нет? Скучные вы люди. Тут высший пилотаж перед глазами — это в блокнотики записывать надо: все словечки, общую стратегию, смену тем в диалоге. Учитесь! А вы все про отжимания.
— Раз, два …Ты с родителями живешь?
— Да. Шесть, …
— Кто они?
— Доктор. И доктор. Восемь …
— Ты один в семье?
— Да. Десять, одиннадцать…
— Мама красивая?
— Нет. Четырнадцать, пятнадцать…
— Как это?..
— Шутка. Семнадцать, восемнадцать…Красивая.
— А отец?
— Супер. Двадцать один, двадцать два.
— А у меня мама страшненькая была. Отец — красавец. А я на мать, говорят, похожа. Чем-то. Я сейчас думаю, она в постели хорошая была — чего он с ней жил? Сто раз уходил, сто раз возвращался. Не мог, хотел ее. Оба уже умерли.
— …двадцать шесть, двадцать семь…
— Ты знаешь, как я в училище поступила? Я в Москве жила. И тетка, художница, сказала, что москвичек хуже берут — любят из провинции: материал, мол, интереснее. Что делать? Решила стать приезжей. Придумала себе говорок небольшой. Я в под Свердловском летом несколько лет отдыхала — у отца брат там работал, дядя Ипполит. Мне нравилось, как они говорили, в Свердловске.
— …Тридцать один…
— Ну вот. Пришла. Почитала. Спела частушки, естественно. Сказала, что из поселка Заречный. Мол. Только с поезда — прямо на экзамены. Там один ассистент был. Линацер Миша. Он после вышел ко мне. Вы говорит, понравились — это он как бы по секрету…
— … тридцать три…
— … а где думаете остановиться?.. В общем, поступила — не без Мишиной помощи. Он потом, на первом курсе, мне замуж предлагал выйти за него. Еще не знал, что я москвичка. Я до третьего курса скрывала.
— …тридцать пять… Ну?
— А зачем он мне.
— Вам — генерал?.. тридцать шесть…
— Чего тебе мой муж дался? Может ревнуешь?
— Нет. Тридцать семь…
— Ну и отжимайся. Сколько там?
— Тридцать восемь…
— Тридцать девять…
— Сорок.
— Давай еще один. Сорок один. Гигант. Верю. Устал, бедненький. Загоняла тетка. Заставила мальчика черте-чем заниматься. Смотри, вспотел. Вот капелька. И вот. И голова мокрая…
— Вы еще кино даже не смотрели.
— А зачем мне кино, я все видела. Я много чего видела. Вон, вены вздулись. Мышцы какие…Мощные. И руки. Умные… нежные….
— Елена Степановна, я правда мокрый. Можно у вас душ принять.
— Конечно "прими душ". Как без душа. Я тебе халат дам. И полотенце. Халат мой — просто очень большой. Там мыло есть и шампунь, если хочешь. Иди, моя радость, иди.
Ну и что, дело сделано? Нет еще не сделано. Еще не было события. Лена понимает: оно очень близко, но оно еще не произошло. И нельзя расслабляться. Она подходит к тумбочке с телевизором, приподнимает его и что-то достает. Пакетик? Коробочку? Из кармана вытаскивает маленькую ложечку, такие для соли. Зачерпывает что-то из пакетика — и раз, в одну ноздрю, зачерпывает — и в другую. А что — волнуется. Она же рассказывала, что стыдливая. Алкоголь не всякий стыд лечит. Сегодня случай особый — можно и покрепче.
Нет, Лена не часто нюхает. В особых случаях. Во-первых, дорого. Во-вторых, вредно для здоровья. Да если честно, всего-то два раза и было. Однажды — когда год назад приезжал в гости ее первый муж. Другой — просто тоскливо было. Она и напилась, и нанюхалась. Утром проснулась голая, в ванне без воды. Вся в кетчупе, а в ушах почему-то мякиш черного хлеба. Вот и весь стаж.
Лена включила телевизор на перемотке. Останавливала в интересных местах — и дальше мотать. Прокрутила пол кассеты. Пошла в спальню за кремом. Намазала ноги, руки. Потом опять пошла — за духами. Промокнула пальчиком где надо. Села смотреть — а Герасима все нет.
— Ты там что, бреешься что ли?