– Да здесь, здесь! – успокоил её Егор. – Я-то не брошу, это ты вон дала стрекача.
Душевное равновесие снова вернулось к Егору. Обидная мысль, что он так и остался для волчицы чужим, ушла из головы, и он шагал легко и споро, поглядывая на волчицу, которая то трусила сбоку, то забегала вперёд и, останавливаясь, оборачивала к нему морду.
– Иди, иди, – говорил ей Егор, и волчица послушно бежала дальше.
В лесу пахло багульником, среди папоротников стали попадаться муравейники, и Егору вдруг неодолимо захотелось попробовать муравьиного сока. У него даже скулы свело от предвкушения. Он остановился, перекинул мешок с правого плеча на левое, сломал прутик, зубами очистил его от кожицы и пошёл было к ближайшему муравейнику, но волчица вдруг подняла шерсть на загривке и зарычала.
– Ты что? – удивился Егор, однако остановился и поглядел по сторонам. Волчица просто так не зарычит, видно, что-то учуяла. Шагах в трёх, как раз на пути к муравейнику, лежала куча хвороста, и, проследив за взглядом волчицы, Егор увидел змею. Свернувшись в клубок, на хворосте грелась серо-чёрная гадюка. Она была почти неотличима от толстых сероватых хворостин, и Егор подивился зоркости волчиного взгляда. Конечно, змея ничего бы не сделала Егору, он обошёл бы хворост стороной, но всё равно он был благодарен волчице за предупреждение.
– Ах, ты моя охранительница! – сказал Егор, возвращаясь назад. – Ладно, пойдём, а то волчатки-то небось упрели в мешке.
Логово пустовало. Да и кому оно было нужно здесь – ни лиса, ни барсук не полезут в такую сырость. Одни волки любят болото.
Егор скинул с плеча мешок, развязал его, и волчата, жмурясь от солнца, вылезли наружу. Волчица тотчас начала облизывать и обнюхивать их, а они тянулись к её сосцам и в конце концов завалили волчицу.
– Ну поешьте, поешьте, – сказал Егор, – а я пока покурю. Он сел в сторонке и начал скручивать цигарку, но так и не скрутил: неподалеку качнулась ветка, и из кустов выглянул волк. И сразу скрылся. Всё произошло так быстро, что даже волчица ничего не заметила. Закрыв глаза она, она лежала на боку, а волчата с причмокиванием сосали её, и животы у них раздувались, как резиновые мячики.
Ну вот и всё, теперь все были в сборе. Волк, конечно, давно следует за ними и наверняка свиделся с волчицей в лесу. То-то она и прибежала, как очумелая. А теперь и сам хозяин явился.
– Проморгала, – сказал Егор, когда волчица кончила кормить. – Мужик-то уж тут вертится.
Но волчица была занята другим. Она крутилась возле логова и всё что-то вынюхивала, к чему-то приглядывалась и прислушивалась. Егор знал, что волки вряд ли будут жить на старом месте, где их однажды уже потревожили, но теперь это была уже не его забота. Пусть живут, где хотят, это их дело.
Волчата с опаской, но настырно обследовали островок. Им-то было всё равно, где жить, были бы отец и мать под боком, и скоро они уже вовсю бегали и катались по траве, чувствуя себя в полной безопасности под надзором Егора и матери.
Вдали громыхнуло, воздушная волна покатилась над болотом, и волчата испуганно бросились к волчице.
– Гроза будет, – сказал Егор и поманил волчицу: – Ну, иди сюда. Посидим, да двину, мне ещё после обеда в кузнице работать. А вы живите. Мужик у тебя толковый, а о тебе и говорить нечего. Проживёте. А захочешь прийти – приходи, всегда приму. – Егор погладил волчицу по голове, прижался к ней щекой. Грусть переполняла сердце, словно он расставался не с волком, а с родным человеком. Уйдёт сейчас, и, кто знает, свидятся ли.
– Живите, – повторил Егор. – А в случае чего, – приходи…
Когда, отойдя, он оглянулся, около волчицы уже был волк. Егор махнул им рукой, а когда ещё раз оглянулся, не увидел за деревьями никого…
Часть третья – СМЕРТЬ
Глава 1
Летние ночи подступили незаметно. В лунном свете растворялись сумерки, и синяя темнота, постепенно густея, соединяла небо и землю. Не за горами был сенокос, и, набираясь сил, ложились спать пораньше. Всё затихло в деревне, лишь сторож ударял время от времени в рельс, и протяжный звон катился за околицу, в тёплую тишину лугов и полей.
Готовился к сенокосу и Егор. Косовица – дело общее, мирское, и на это время всех, кого только можно, отряжали косить. Людей снимали отовсюду, и даже в кузнице оставался один Гошка.
Как и все, Егор укладывался спозаранку и засыпал по своему обыкновению быстро, но в одну из ночей он внезапно проснулся, словно его подняли какие-то тайные, неслышные другим созвучия. Стараясь не потревожить жену, Егор потихоньку откинул одеяло и спустил ноги на пол. Прислушался, пытаясь понять, что разбудило его. В избе было темно, лишь лунная дорожка тянулась наискосок от окна к печке. В форточку дул прохладный ночной ветерок, занавеска колыхалась, и у Егора вдруг перехватило дух: ему показалось, что он расслышал тоненькое позвякивание оконного стекла, как будто кто-то надавил на него снаружи.
В один миг Егор оказался у окна. Боясь дышать, потянул в сторону занавеску. Ещё секунда – и на него в упор глянут зелёные волчьи глаза.
Но за окном никого.
Егор вытер вспотевший от напряжения лоб и присел на лавку. Фу, чёрт, совсем спятил! Ведь так и думал, что волчица пришла!
Справа, в простенке, оглушительно – словно они висели не в избе, а над всем миром и отмеряли его время – тикали ходики, и, слушая это всезаглушающее тиканье, Егор понял, что идёт самый глухой час ночи. Он нашарил на столе коробок и зажёг спичку. Было начало третьего, спать бы да спать, но сон пропал, как будто его и не было, Ощущение, что он проснулся не сам, а что-то разбудило его, не покидало Егора, перерастая в смутное беспокойство, которое тяготило, как предчувствие близкой беды. Словно кто-то, кто был связан с Егором странным и непонятным образом, подавал ему знак, предупреждал о чём-то, и это предупреждение дошло и подняло среди ночи.
За перегородкой, в другой комнате, зашевелилась во сне дочка, и Егор пошёл туда, постоял возле кровати, дожидаясь, пока дочка успокоится, поправил ей одеяло и снова вернулся к окну, не зная что делать дальше. Ложиться? Всё равно не уснёшь, будешь только ворочаться с боку на бок. Но сидеть в темноте и таращиться на окно тоже не хотелось, и Егор, набросив на плечи полушубок и прихватив махорку, вышел на крыльцо.
Короткая зимняя ночь шла на убыль, небо над верхушками деревьев посерело, а в кустах уже попискивали ранние птахи. От реки тянуло сыростью, которую перебивали запахи августовских созревших трав. Со сна на ночном свежачке Егору было зябко, и он плотнее запахнул полушубок и закурил.
Обычно, когда что-то тревожило или раздражало и злило, табак быстро успокаивал Егора – две-три затяжки, и как валерьянки глотнул. Но сейчас беспокойство не проходило. Ему было какое-то объяснение, но, сколько Егор ни думал, ничего путного придумать не мог, Решил, что, наверное, заспался, лежал неловко, вот кровь и прилила. А то сразу – волчица! Так она тебе и придёт, прямо разбежится!