Сегодня, спустя полвека, не лишним будет рассказать о том, как изменилась функция такси в этом городе, где изначально использование машин предусматривалось лишь в случаях крайней необходимости: для срочной доставки в больницу, когда случилась какая-нибудь беда или приходилось ехать в дальние края и везти кучу багажа на станцию.
В общем, такси было роскошью, своего рода компенсацией за утерянный рай. Многие неаполитанцы продолжают и по сей день относиться к нему как к весьма дорогостоящему развлечению.
Однако вот уже несколько лет такси используется также для обыденных, повседневных целей, поскольку, если принимать в расчет бензин, парковку и страховку, за год личный автомобиль обходится значительно дороже.
Но самое “воздушное” из всех приключений, связанных с такси, случилось со мной однажды июньским утром, среди мостов и транспортных развязок. Я вызвала такси, мы едем по объездной дороге – и тут я вдруг с изумлением вижу, что в замке зажигания нет ключа, а мы при этом движемся. Я молчу, охваченная суеверным страхом, по высоченному мосту Оттокали, и при этом у нас каким-то чудом выключено зажигание. Потом у выезда с автострады машина останавливается, и старичок за рулем с досадой бормочет по-неаполитански:
– О, я так и знал, я так и знал!
А я про себя думаю то же самое, хоть и не осмеливаюсь высказать это вслух: я так и знала, так и знала, не может быть, чтоб мы ехали без ключа, мы рискуем попасть в большую беду, улететь с моста…
Старик нервно роется в кармане и вытаскивает связку ключей, один из которых имеет весьма странный вид: он похож на отвертку.
Он вставляет в замок другой ключ, и машина трогается.
Я выхожу на площади Национале, вся дрожу, но не осмеливаюсь спрашивать объяснения, я верю в то, что существует способ, или даже несколько, благодаря которому неаполитанские такси могут ехать сами собой.
Или, может, летать. Кто знает.
* * *
Когда-то он был номером сто двадцатым, еще раньше – черным “PT” – два названия, один и тот же автобус, который, согласно старинному предписанию, идет в Неаполе по маршруту почти туристическому: отъезжает от Позиллипо, из старого города, а конечная у него в нижнем городе – точнее, у Кастель-Нуово. Об этом автобусе у меня сохранились яркие воспоминания: ведь, учитывая длину маршрута, на нем можно было найти себе приятеля и успеть разругаться с ним, а также сочинять истории, вести дневник, встречаться с друзьями – короче, на протяжении всего пути жить особой жизнью. Несколько лет назад сто двадцатый превратился в С27 и маршрут сократили: теперь он ходит от Позиллипо до площади Амедео.
Но некоторые вещи, вне зависимости от перемен в обозначении линии, остались прежними – например бесконечное ожидание, иной раз совершенно безнадежное, когда стоишь на остановке и молишь небеса, чтобы вожделенный автобус наконец появился.
Остановка блестит на горизонте, недавно построенная, и эргономичная скамейка тоже новая, и реклама, и информационная стойка. Кажется, будто все это только что с завода, но вот люди, собравшиеся в ожидании автобуса, – всё те же, что и несколько лет назад.
– Двадцать седьмой проходил? – спрашивает запыхавшаяся студентка: за плечами рюкзак, шапка набекрень.
– Я стою тут уже пятьдесят минут, а его все нет, – отвечает пожилая женщина в пальто, плотно облегающем круглый живот, с двумя продуктовыми пакетами в руках – белыми, раздутыми.
– Я пришла еще раньше, чем синьора, – вступает в разговор дама лет пятидесяти, в затемненных очках, в синем ожерелье, такого же цвета туфлях и браслете, даже недавно покрашенные волосы имеют легкий голубоватый оттенок. У нее тоже пакет в руке, но с фирменной надписью и полупустой. Она едет в магазин модной одежды, чтобы обменять товар.
– Его нет уже по крайней мере час.
За этой фразой следует коллективный вздох.
– Иногда он быстро приходит, я его вижу, а он мне не нужен. И мне хочется все равно на него сесть… по крайней мере, он ходит! – бормочет философски мужчина в пальто, довольно преклонного возраста.
Тут неудержимым потоком начинают литься рассказы об опозданиях автобуса за последние годы, общие сетования на жизнь в Неаполе, медленные и хладнокровные проклятия в адрес транспортной службы, люди с досадой смотрят на выключенное табло информационного стенда, яростно задирают рукава, чтобы глянуть на часы, после чего воцаряется подавленное молчание.
Однако, если погода стоит солнечная, море, которое хорошо видно отсюда, создает на остановке атмосферу расслабленности или даже скуки.
Иногда здесь встречаются двадцатилетние: они говорят то же самое, что говорила я, когда училась в университете:
– Мои однокурсники из провинции приезжают на занятия раньше, чем я отсюда. Они надо мной издеваются: да ладно, мол, ты не в городе живешь…
Это автобус сенегальцев и славян, которые работают в домах богатых. По утрам он показывает своим пассажирам ветреный город спальных районов, сплошь воздушные панорамы.
После заката в салоне C27 загораются голубые огоньки, он напоминает одинокого светлячка, когда едет по корсо Витторио Эммануэле, а тем временем в окнах домов на улице Тассо зажигается свет оранжевого цвета, и холм превращается в гигантский глазастый абажур.
И не важно, что на улице Парко-Маргерита автобус рискует не разъехаться с тем, что следует в противоположном направлении, и застрять. Они касаются друг друга бортами, как две лодки в море. Пассажиры из-за окон – первозданно чистых, это отличительная черта автобусов центра, глядят на их маневры, находясь в нескольких сантиметрах друг от друга, как будто, если вот так с беспокойством смотреть из одного салона в другой, можно уменьшить силу трения. Потом, спустя множество минут, оба автобуса скользят дальше. Каждый в свою сторону под облегченные вздохи пассажиров: на сей раз тоже все обошлось.
И тут настает момент безутешно вздыхать пассажиру C27, приехавшему с холма: ведь если при спуске Неаполь предлагает массу возможностей – лестницы, переулки, окольные пути, парки, – то по дороге в гору ничего не остается. Скрип амортизаторов, причитания, грустные мысли – все это поднимается к ночному небу и витает в воздухе, когда все пассажиры наконец-то заснули в своих квартирах и снится им, что C27 в кои-то веки пришел по расписанию.
* * *
Рынок Поджореале расположен на фоне нехарактерного и нового для Неаполя пейзажа, прежде не существовавшего: возле рынка нет ни моря, ни холма, ни переулка, ни квартала, где плотно жмутся друг к другу дома. Правда, здесь проходит окружная, но рынок находится на корсо Мальта, а значит, эта часть магистрали, соединяющей противоположные окраины города, здесь оканчивается. Это индустриальная периферия Неаполя, такая же, как и во всех других городах, однако никаких индустриальных объектов тут не видно. Рынок вырос в нежилом, пограничном районе и потому является отчасти символическим местом: улица Караманико, та, что ведет к рынку, – это первый поворот направо после эстакады на автостраде, ведущей в Черколу и Понтичелли. Чтобы добраться туда, нужно проехать мимо тюрьмы предварительного заключения с ее закрытыми воротами и видеокамерами, мимо здания ИНАИЛа [74] с огромной вывеской, которая видна с расстояния нескольких километров, мимо низенькой, недавно построенной серо-коричневой церкви, где устраивают похороны, – рядом с овощным ларьком, открытым, несмотря на выходной день, перед которым толпятся родственники умершего, теряясь среди апельсинов и помидоров. За эстакадой, целиком состоящей из одних только ребер и напоминающей какую-то готическую конструкцию, слева будет кладбище Поджореале, белое, неоклассическое, похожее на гигантскую печатную машинку, где растут жилища дорогих усопших, – когда ночью возвращаешься в Неаполь, они блестят в темноте, словно окна домов живых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});