Все равно не могу понять, почему Кайл хочет совершить самоубийство. Нам нужно встретиться и поговорить; нужно посмотреть ему в глаза и держать его за руку или обнимать парня, если ему это поможет раскрыться. Я не могу провернуть все эти штуки по переписке.
Бзз, Бзз. Телефон танцует у меня на бедре
Кайл: Сегодня никак. Есть планы.
— Что за бред! — Я говорю это телефону. Знаю, что эта самая элементарная отговорка, когда читаю ее. Он не хочет меня видеть. Не то, чтобы винила его, в последнее время я ужасно с ним обращалась, но все же.
Я: О, правда? Что делаешь?
Я подыгрываю. Возможно, я совершила несколько вещей, которые могли вывести его из себя, но не думаю, что это было настолько ужасно, что он готов солгать, чтобы не видеть меня. Может, если я признаю свои ошибки, то пойму, почему мои лучшие друзья ведут себя так, словно я вербую детей-солдат для армии антихриста, и что пришло время Армагеддона.
Кайл: Ухожу.
Я: Можно мне с тобой?
Кайл: Нет. Это семейные дела.
— Полная чушь, — говорю пустой гостиной. — Деннисы пригласили бы меня.
Я: А как насчет завтра? Ты занят?
Кайл: Не могу. Есть планы. Батарея вот-вот сдохнет. Выключаю телефон.
Руки опускаются. Сотовый выскальзывает из пальцев и падает на пол, но я и не думаю поднимать его. Какой смысл? Мои друзья не хотят со мной разговаривать.
Какого черта вообще происходит? За все время, что знаю близнецов Деннисов, они никогда не вели себя подобным образом. Конечно, у нас были разногласия, споры и несколько тотальных драк, но все быстро заканчивалось. Не могу вспомнить время, когда ссора длилась дольше сорока восьми часов, и всегда был хотя бы намек на то, почему мы злились друг на друга.
Теперь всё иначе. С Кайлом вроде как разобралась, поняла, по крайней мере, почему он злится на меня, хотя это совершенно не похоже на его обычные обиды. Что касается Хейли, то я совершенно ничего не понимаю в причине её обид.
Я ожидаю упрямства от Хейли. На самом деле, это одна из вещей, которыми я восхищаюсь в ней, когда она не использует её против меня. А Кайл… Кайл-судья. Обычно он стоит между нами, девчонками, и пытается заставить нас увидеть и принять точку зрения каждой. Конечно, он злится, но когда это делает, то обычно уходит и бьет в барабаны пару часов, и тогда ему становится легче.
Что вообще происходит с этими двумя?
Глава 17
Приближаясь к последнему повороту, я понимаю, что опаздываю ровно на две минуты и тридцать три секунды. У меня появилась сила, которая подсказывает время. Должно быть, Аарон был совсем рядом, раз я могу точно определить время без часов. Смотрю вниз на свои руки, чтобы увидеть, есть ли на коже тоже самое яркое свечение, которое было вчера, когда мы были вместе. Словно по сигналу, мои руки, ладони и пальцы вспыхивают от обжигающего глаза света.
Общее сияние и способности. Теперь я могу использовать его силы, а он — мои.
Перекрещенные опоры перемычки моста медленно появляются из-за деревьев. Аарон прислоняется к груде полусгнивших железнодорожных шпал на краю леса, наблюдая за мной.
Я улыбаюсь и машу рукой, сходя с рельсов и скользя вниз по гравийному холму к траве, но он хмурится. Что же теперь делать? Неужели все в моей жизни злятся на меня?
— Ты опоздала, — говорит он, когда я подхожу достаточно близко, чтобы услышать его.
— Всего лишь на пару минут, — говорю. Я натягиваю футболку, и горячий воздух обдувает мое лицо. Надо было надеть майку. Сейчас только девять часов утра, а пот уже стекает по моей спине, на пояс джинсовых шорт.
— Всего на пару минут? — Он хмурится еще сильнее и скрещивает руки на груди. — Твоя работа, как Жнеца — быть вовремя, Либби.
Его ледяные глаза впились в меня, и я знаю, что должна извиниться и пресмыкаться перед ним или что-то в этом роде, но не буду. Ему нужно очнуться и открыть глаза.
— Дай мне передохнуть, Аарон. Это мой первый день, — говорю я. — И у меня нет такой удобной штуковины для составления расписания, когда тебя нет рядом.
— Тогда предлагаю тебе купить часы получше. — Он бросает на меня неодобрительный взгляд.
— Ладно, ладно. — Я убираю волосы с лица и шеи и скручиваю их в свободный пучок. — В следующий раз я приду вовремя.
— И не только. Каждый раз.
— Конечно. Каждый раз, — говорю я. — Я даже приду пораньше.
— Хорошо.
Он бросает на меня последний взгляд, отталкивается от кучи дров и идет вдоль основания гравийного склона в сторону моста. Я бегу, чтобы догнать его.
Сегодня утром, идя по рельсам к мосту Прыгунов, я решила поговорить с Аароном о Миссис Лутц, его сестре и убийствах. Даже сейчас, когда смотрю, как он сердито стряхивает грязь со своих джинсов, он морщит лоб, а я прокручиваю в голове речь, которую хочу сказать ему.
Я разговаривала с Миссис Лутц и знаю о Саре и убийствах. Я разговаривала с Миссис Лутц и знаю о Саре и убийствах.
Мои губы приоткрываются, слова готовы сорваться с губ.
— Итак, думаю, что приходить вовремя действительно важно для работы, — говорю я вместо этого, без понятия, почему.
Может, все дело в напряженном, сердитом изгибе его губ. Или, возможно, это печаль, которая видна в уголках его глаз. Я не знаю причины, но знаю, что не собираюсь поднимать тему о Миссис Лутц сегодня. Я уже достаточно его расстроила.
— У нас не было бы способности определять время, если бы не было важно вовремя прийти. — Он сердито смотрит на меня через плечо, и я улыбаюсь ему своей самой милой раскаивающейся улыбкой. Он не улыбается в ответ, но его хмурый взгляд исчезает, возвращая его брови в естественное положение. — Это нужно нам, чтобы отслеживать запланированные смерти и мы знали, когда появиться.
— Разве у тебя не болит голова перед этим? — спрашиваю я.
Железная дорога прорезает чистый проход через густой лес и превращается в поляну прямо перед мостом. Бурлящая чистая вода водопада переливается через край утеса над нами, окутывая поле туманом.
— Каким-то образом. — Аарон уходит от следов и идет вдоль линии деревьев на краю леса. Несмотря на жару, я дрожу, когда мы проходим мимо маленького дерева, где Макенна расстилала свое одеяло, а Аарон буквально напугал насильников. — Головная боль — это звонок на будильнике. Он раздражает и пробуждает тебя ото сна. Но наша способность определять время — это сами часы. Будильник — вещь полезная, но тебе нужны часы, чтобы все планировать заранее.
— Ладно, — говорю я. — Но почему? Какое это имеет значение, если я планирую? Головная боль предупредит меня, когда кто-то умрет, верно? Почему не могу дождаться головной боли, а потом просто появиться?
Аарон останавливается у трех десятифутовых валунов на краю леса. Они торчат из земли под разными углами, как гигантские зубы.
— Ты можешь так сделать, но это ужасно рискованно. И потенциально жестоко. Душа может оставаться внутри своего мертвого тела всего несколько минут, прежде чем она станет мучительной для них. Если Жнец не успеет вовремя извлечь душу из тела, он не сможет выдержать боль и попытается выбраться самостоятельно.
— Значит, они не могут выбраться из своих тел без нас? — говорю, когда мягкий туман клубится между нами и обвивает толстой лентой талию Аарона.
— Нет, — говорит он. — Когда боль становится невыносимой, душа буквально разрывает себя на части, пытаясь убежать. Тогда все, что останется — это объедки. На месте, где приземляется тело, остаются лишь клочья воспоминаний, которые повторяются снова и снова. Запах духов или сигар человека. Звук их шагов. Но сама душа исчезла, уничтожена.
— Это так печально, — шепчу я, и Аарон кивает. — Так это что-то вроде привидения?
— Скорее, призрак, — он одобрительно кивает мне. — Вот почему так много призраков появляется на местах убийств и самоубийств. Убийство — это неожиданное изменение плана смерти. Нет никакого предупреждения, прежде чем это произойдет, нет предупреждающей головной боли. Жнец может не понять, что кто-то собирается совершить самоубийство или убийство, пока не станет слишком поздно, чтобы забрать душу. Жертвы уничтожают себя, пытаясь вырваться из своих тел и не оставить после себя ничего, кроме обрывков воспоминаний. Призраки. — Он высокомерно улыбается и откидывает волосы с глаз. — Но с тех пор, как стал Жнецом, я не пропустил ни одного.