Читать интересную книгу Адам и Эвелин - Инго Шульце

Михаэль снова ударил по рулю.

— Что ты имеешь в виду под «другая»?

— Если женщина вдруг бросает все ради тебя, это ведь невероятно, правда?

— Да.

— Это придало мне столько уверенности, поэтому я и пошел на все это. Она постоянно извинялась, потому что Ангьяли были, конечно, на его стороне, в их глазах я был ужасным западным мужчиной. Ив по-настоящему страдала.

— И ты тоже.

— А что прикажешь думать, если такая женщина вдруг решает с тобой порвать?

— Она с тобой не порывала.

— Она хотела, чтобы я остался, чтобы я остался еще на целую неделю.

— А потом?

— После этого она, может быть, поехала бы со мной, может быть. Я ей объяснил, что меня ждут, что они уже две недели меня ждут. Ждут — это не то слово! Без меня у них все застопорилось.

— Она просто хотела побыть еще немного на Балатоне?

— Да, конечно.

— И ничего больше?

— Что значит «ничего больше»?

— Ну, если она…

— Мне нужно работать, черт возьми, работать. Почему никто этого не понимает?!

Оставшуюся часть пути они молчали.

У пограничного пункта за Шопроном Катя стянула с головы футболку и достала из сумочки временный загранпаспорт.

— А если они меня сейчас назад отправят?

— Да сдались им эти штамп и бумажка.

Послышались громкое тарахтение притормозившего сзади «трабанта» и возбужденные голоса. Лишь незадолго до пограничного КПП они заметили людей на обочине. Их было человек двадцать. Они так сильно шумели, что Катя улыбнулась и помахала им рукой.

Но они не обратили никакого внимания на красный «пассат» и двух его пассажиров. Они восторженно встречали двух мужчин в белой «Ладе» с дрезденскими номерами, ехавшей перед ними, и «трабант» за ними, который подъехал так близко, что можно было разглядеть слезы, текшие по щекам женщины на переднем сиденье рядом с водителем.

— Там впереди телекамеры, — сказал Михаэль, — готовься.

39

НЕДОРАЗУМЕНИЕ

— Тебе виднее, — сказала Эвелин.

— Ты же знаешь, чего я хочу. Но вдруг он опять здесь объявится?

— Не думай об этом.

— Не могу я об этом не думать.

— Он не вернется. Дело вообще не в нем.

— Ну-ну.

— Ты переедешь ко мне или останешься у Пепи?

— Почему это у Пепи?

— Адам, пожалуйста! Я не слепая.

— Я только один раз на примерку заходил…

— Я не хочу этого знать, избавь меня от этого.

— Ничего себе избавь. Как будто ты меня от чего-нибудь избавляла.

— Мы так и будем пререкаться? Красивая для Пепи юбка получилась, я бы тоже такую хотела.

— Хочешь — будет. Материал еще остался.

Адам потянулся к бутылке с водой. Та была пуста. Он поднял ее и подождал, пока официантка не посмотрит в его сторону.

— Вы часто здесь бывали? — спросил он.

— Один раз — на танцах, когда нас обокрали.

— Не самое приятное воспоминание.

— Это как посмотреть. Тут все было битком.

Эвелин старалась не обращать внимания на черноволосого мужчину в больших очках, который сидел через три стола позади Адама и не отрываясь смотрел на них.

— Ты от наших такого ожидала? — спросил Адам.

— Чего?

— У нас теперь прямо настоящая оппозиция.

— Забудь. Послезавтра все кончится. Вот увидишь, они быстренько все на Западе окажутся.

— Все равно. Венгрия теперь, как поездка на Запад. И поляки тоже уже вышли из игры.

— Чем меньше им даешь, тем шире они рот разевают. В Венгрию нас тоже уже скоро не пустят.

Она затушила сигарету.

— У тебя еще остались какие-нибудь деньги?

— Почти все. Две с половиной тысячи или около того.

— Я поменял кроны, бак полный.

Адам показал на пустые чашки из-под кофе и бутылку из-под воды:

— На это еще хватит.

— Ты здесь мало заработал?

— Я могу жить здесь, сколько захочу — по крайней мере, до Рождества.

— Ты бы не поехал назад?

— Без тебя — нет. Работы у меня и здесь завались.

— Пепи меня спрашивала, не хочу ли я давать уроки немецкого, она знает двух учительниц русского, им сказали преподавать немецкий, вчера русский — сегодня немецкий, раз, и все.

— Ты еще сколько хочешь здесь пробыть?

— Пару дней, пока погода хорошая. А что с Генрихом-то?

— Стартер, в принципе мне нужен новый стартер. Надеюсь, у него получится.

— У нашего Ангьяля — золотые руки. Ты видел ящик, который он сделал для Эльфриды?

— Прямо настоящий пятизвездочный люкс для черепах. Эльфи наверняка захочется здесь остаться.

Официант принес счет. Эвелин протянула Адаму свой кошелек.

— А ты разве ничего больше не заказывал?

— Я на улице куплю чего-нибудь попить, — сказал Адам и заплатил.

Она пододвинула к нему свой полупустой стакан. Адам допил до дна. Черноволосый тоже расплатился. Они встали и вышли из ресторана.

— Вообще-то это убийственно, — проговорил Адам, глядя на ноги Эвелин, — но я вряд ли смог бы сшить для тебя брюки намного лучше этих джинсов.

— Я здесь располнела. Тебе это, видно, нравится?

Эвелин на ходу надела свою соломенную шляпу. Она не оборачивалась, но у нее было ощущение, что черноволосый идет следом за ними.

Около пристани, которая, словно мол, выдавалась в озеро, к ним по-немецки обратился старый мужчина. У него в корзине, на больших темно-зеленых листьях, лежал инжир.

— Попробуйте, попробуйте, — предложил он, — берите, сколько хотите.

Эвелин осторожно потерла одну инжиринку пальцами и надкусила ее. Адам достал деньги из ее кошелька.

— Совсем свежие, из моего сада, — сказал мужчина.

Эвелин кивнула и вгляделась в скрюченные руки старика, выбиравшего из корзины самые красивые плоды.

— Берите, пожалуйста, берите все.

Адам заплатил, они пошли дальше. Черноволосый действительно двигался следом. Он был низкого роста и довольно тщедушен.

— Ты видел, руки этого старика, как корни, — сказала Эвелин и положила руку Адаму на плечо, — а большой палец весь изрезанный, словно кухонная доска.

— Никогда не понимал, откуда такое название: Балатон, — сказал Адам.

— Только сразу не оглядывайся, — сказала Эвелин, — но за нами увязался какой-то тип. Ты его знаешь?

Несколько человек, пронаблюдавших, как отплыл корабль, прошло им навстречу. По краям пристани сидели рыбаки.

— Ну, добрый день, — сказал черноволосый, встал у них на пути и протянул Адаму руку.

— Не получилось, видно, с Варнемюнде, или, может, мы здесь на Балтийском море?

«Сумасшедший», — подумала Эвелин, услышав неприятный отрывистый смех. Адам, державший по инжиринке на каждой ладони, повернулся к черноволосому боком, и тот пожал ему локоть.

— Я вас не узнал. Вы тоже здесь отдыхаете?

— Ну, отдыхом я бы это не назвал, скорее, командировкой. — Снова раздался его смешок. — Шучу. Я подумал, раз уж у меня есть виза, нужно съездить.

— К сожалению, не помню вашего имени, — сказал Адам и обратился к Эвелин: — Это заправщик с нижней заправки, рядом с поликлиникой. Он мне клапан на колесо достал.

— Что ж, мир тесен, особенно у нас, ничего не поделаешь, — сказал заправщик и снова рассмеялся. — Мне просто хотелось как-то обозначиться, увидимся, увидимся.

— Да, — сказал Адам. — Всего хорошего. До свидания.

Эвелин тоже кивнула.

— Фуу-х, — выдохнула она, когда они прошли немного вперед, — какой-то он зловещий.

— Мне тоже так показалось, — признался Адам. — При этом он наверняка абсолютно безобидный.

— А ты вообще боялся, когда переезжал через границу?

— Странным образом нет.

— Правда не боялся?

— Я думал о тебе, все время.

— Даже с Катей в багажнике?

— Да, это напрямую было связано с тобой. Я не могу этого объяснить, но это так.

Эвелин снова положила руку Адаму на плечо.

— Мне нужно в кои-то веки позвонить маме, она еще вообще ни о чем не знает.

— Для того чтоб писать открытки, уже, к счастью, слишком поздно, — сказал Адам.

— Не придумывай отговорки, у нас ведь есть еще время.

— Может, завтра на пароме покатаемся, из Тихани? Там замечательная кондитерская. Ты там бывала?

— Нет, не бывала, — сказала Эвелин. — Почитаешь мне сегодня вслух на ночь? У Пепи в комнате стоит Густав Шваб, старое издание, готическим шрифтом.

Они подошли к краю пристани и остановились между двумя рыбаками. Вода была как мертвая. Лишь от кормы корабля направо и налево расходились по озеру маленькие волны. В молчании они доели две последних инжиринки. Потом Эвелин прислонилась головой к голове Адама. При этом ее соломенная шляпа чуть съехала набок. Какое-то мгновение казалось, что шляпа надета на них обоих.

40

ЧТЕНИЕ ПЕРЕД СНОМ

— Но ты должен был понять это, самое позднее — после Праги!

— Что значит после Праги?