Нам осталось охарактеризовать содержание беседы, в ходе которой следователь или иной сотрудник органа внутренних дел проводит ориентирование. Здесь нельзя дать какого-либо абсолютизированного рецепта. «Сочинить такой рецепт или такое общее правило, – говорит В. И. Ленин, – которое годилось бы на все случаи, есть нелепость»[158].
Характер беседы зависит и от человека, которым эта беседа проводится, и, конечно, от его собеседника и, наконец, от условий, в которых они встретились. Собеседование, проводимое в квартире гражданина, будет отличаться от разговора в его служебном кабинете или камере следователя, и то, и другое будут резко отличаться от диалога, происшедшего где-то на улице при случайной встрече. Однако какие-то общие закономерности, безусловно, есть, и наша задача состоит в том, чтобы попытаться их отыскать.
Эмоции и их выражение находятся во взаимодействии, обоюдно усиливая друг друга. Поэтому, желая возбудить в собеседнике определенные чувства, надо начать с элементарного – создать (насколько позволяют условия) обстановку, максимально благоприятную для восприятия. Если вы рассчитываете на понимание собеседника, то начните с того, что посадите его в удобное кресло, чтобы уже физическое ощущение удобства способствовало благоприятному восприятию им ваших слов. Если же следователь ориентируется на чувство послушания, то не лишне будет подчеркнуть те элементы интерьера камеры следователя, которые идентифицируют ее как обитель представителя власти. Во всех случаях нежелательным является присутствие при беседе третьих лиц, если только следователь не намерен включить их в беседу.
Планируя содержание беседы, должностное лицо исходит, во-первых, из того, что необходимо сказать, во-вторых, из того, что желательно сказать, и, в-третьих, чего нельзя говорить.
Необходимо сказать, в чем должна заключаться ожидаемая помощь, что является предметом расследования (в большинстве случаев, без детализации). Формулировать следует, как правило, весьма широко, чтобы не сужать круга поисков.
Правда, широкие формулировки приводят к поступлению к следователю большого количества материала, не имеющего отношения к расследованию конкретного дела, что требует дополнительных, подчас больших, усилий для его обработки. Однако среди сведений, не имеющих отношения к расследованию данного дела, могут оказаться (и очень часто оказываются) такие, которые крайне важны для раскрытия других преступлений.
К примеру, при обработке материала, поступающего в ОУР Челябинского облисполкома и к прокурору в связи с работой среди населения по делу об убийстве студентки Кабановой, было раскрыто около 50 самых различных, ничем с убийством не связанных, преступлений, значительная часть из которых даже не была зарегистрирована.
Особняком стоит вопрос о том, следует ли сообщать при ориентировании приметы лица, подозреваемого в совершении преступления. Многие из практических работников отрицательно отвечают на этот вопрос, аргументируя свою позицию следующим образом. Сообщение примет подозреваемого, во-первых, сужает круг поступающих сведений, а во-вторых, настораживает преступника. И тот, и другой аргументы заслуживают серьезного внимания. Сообщение строго фиксированных примет подозреваемого или других резко индивидуализирующих его признаков может, в частности, привести к тому, что добровольные помощники следователя окажутся в плену одной версии и не прореагируют на имеющие важное для дела значение обстоятельства, если они не соответствуют этой версии.
Более того, порой целесообразно вообще не сообщать о наличии подозреваемого, чтобы не снижать активности добровольных помощников и иметь возможность получать от них данные и для проверки других версий.
Само собой разумеется, что сказанное о несообщении примет не относится к привлечению населения к розыску уже установленного преступника. Там максимально возможная индивидуализация разыскиваемого – необходимое условие успеха.
Привлечение населения к расследованию уголовных дел должно носить не случайный, а систематический характер, поэтому следователь, организовывая помощь населения по конкретному делу, должен думать и о будущих контактах с ним. Именно поэтому в беседу весьма желательно включить такие детали, которые способствовали бы поднятию авторитета органов внутренних дел.
В тех случаях, когда ориентирование проводит работник вышестоящего органа, ему следует позаботиться о том, чтобы не уронить авторитет местных работников, а при удобном случае и поднять его: ведь им в основном придется работать с этим контингентом населения, если не по данному, то по всем последующим делам. Мы обращаем внимание на это обстоятельство в связи с ярко выраженной тенденцией общественного мнения недооценивать своих работников по сравнению с приезжими.
У некоторых граждан обращение сотрудников органов внутренних дел за помощью может вызвать представление о слабости этих органов[159]. Поэтому беседа должна содержать элементы, препятствующие образованию такого представления. В частности, в отдельных случаях может оказаться полезным прямо заявить в ходе беседы, что преступник будет разыскан и без помощи данного гражданина, но на это уйдет больше времени и сил.
В других случаях более полезным может оказаться разъяснение собеседнику, что в связи с массами, в их помощи – сила государственных органов, а не их слабость, и т. д.
Желательно также, рассказывая о фабуле дела, вплести в ткань рассказа одну из нескольких деталей, относящихся к преступнику или потерпевшему (см. факторы), которые подняли бы активность данного гражданина.
Чтобы закончить разговор о содержании беседы, нам осталось сказать лишь о том, чего в ней нельзя говорить. Как правило, не следует сообщать ориентируемому таких сведений, распространение которых может повредить расследованию тем ли, что перед преступником окажутся раскрытыми карты, или тем, что еще не допрошенные свидетели под влиянием распространившихся слухов (а эту возможность нельзя выпускать из виду при ориентировании большого количества людей) изменят показания.
Не следует сообщать также таких деталей преступления, которые могут вызвать нездоровый интерес среди населения, послужить афишированию безнравственности, аморальности, садизма, и т. д. Исключение из этого правила возможно лишь в тех случаях, когда на момент проведения беседы в распоряжении следователя не имеется никаких других данных, могущих активизировать население. Здесь, конечно, имеется коллизия между желанием добиться максимальной активности населения путем сообщения отрицательно характеризующих преступника данных и требованием от предварительного следствия воспитательного воздействия на население.
Разрешение этой коллизии находится в зависимости от конкретных обстоятельств конкретного дела. Однако нам думается, что можно высказать такое общее положение: основное воспитательное значение предварительного следствия состоит в изобличении виновного, совершившего преступление. Безукоризненно проведенное со всех прочих точек зрения предварительное следствие будет иметь отрицательное воспитательное значение в тех случаях, когда в результате его преступник оказался неизобличенным. Поэтому, повторяем, в тех случаях, и только в тех случаях, когда в распоряжении следователя не имеется никаких других данных, могущих активизировать население, возможно использование в этих целях деталей преступления, говорящих о садистских наклонностях преступника, его жестокости и аморальности.
Очень сильные сомнения вызывает практика использования в беседах сведений об интимных сторонах жизни подозреваемого. И уже совершенно недопустимым, на наш взгляд, является распространение сведений об интимных сторонах жизни потерпевшего или иных прикосновенных к преступлению лиц. Столь решительное высказывание автора обусловлено, видимо, тем, что в своей практической работе ему приходилось сталкиваться со случаями, когда неопрятное, непродуманное использование таких сведений приводило к трагедиям. Так, к примеру, потерпевшая от изнасилования Я. (Южно-Сахалинск) вследствие широкого распространения сведений об ее изнасиловании была брошена мужем, затем спилась и «опустилась»[160].
Недопустимым является сообщение ориентируемым антисоветских высказываний подозреваемого, так как это, по сути дела, явилось бы их распространением. Информация же о том, что подозреваемый высказывает антисоветские идеи, возможна.
Требования к форме изложения при ориентировании те же, что и к беседе в ходе подворного обхода (см. об этом выше).
Следующим методом привлечения к участию в возбуждении и расследовании уголовных дел неопределенного круга лиц является информация населения посредством плакатов, афиш и объявлений[161].