Читать интересную книгу В чистом поле: очерки, рассказы, стихи - Н. Денисов

И вот мы, я пригласил пару приятелей из бывших флотских, встречаем Гуцала теплым июньским днем в тюменском аэропорту «Рогцино». Надраенный, как на флоте говорят, весь импортный, с увесистым чемоданом, торговые советские моряки за вместительность именовали их в ту пору «мечтой оккупанта», он ищет глазами встречающих. И, вроде, не находит, чуть растерян… А мы – ему навстречу: «Полный вперед, Петр Федорович!» Забираем у него чемодан и самого едва не на руках выносим на привокзальную площадь к поджидавшему нас такси.

Позднее Гуцал при мне, живом свидетеле, с улыбкой рассказывал московским писателям об этой встрече: «…Немножко растерялся. Не вижу…не узнаю Денисова. Подумал: ну теперь надо обратно лететь! И тут подбегают с криками какие-то «бандюги», хватают мой чемодан и самого меня тащат к машине… Расслабился, когда машина полетела в город, и «бандюги» оказались своими флотскими ребятами…»

По дороге в наш микрорайон гость развеселил еще хмуроватого и сосредоточенного водителя. «Ну как там заграница, командир?» – поинтересовался он. – «Да вот приобрел новый клифт, шкары, бочага (пиджак, брюки, часы – Н.Д.). Всего полно! Но моряльно, братан, тяжело – буржуи кругом!» – ответил Гуцал на манер «одессита Жоры».

В моей маленькой, на верхнем пятом этаже, 26-метровой «хрущевке», Гуцал быстро освоился и принялся готовить в духовке курицу с яблоками (утку, как мы договаривались по телефону, я нигде в Тюмени не достал, обегав все магазины и рынки). «По аля-гуцальски!» – подчеркивал Петр Федорович способ приготовления сего блюда, упорно называя этого долгоного бройлерного петуха – уткой…

Засиделись допоздна. А утром нам предстояло ехать в древний Тобольск, о чем я известил, как всегда обычно посту пал, тамошние партийные власти телеграммой, чтоб заказали нам гостиницу и «оказали содействие в работе». Но до утра было еще далеко, и Петр Федорович, рассказывая об акулах, дельфинах, летающих тропических рыбках моей четырехлетней дочери Наташе, так очаровал её, что она никак не хотела укладываться в свою кроватку, заявив: «Я буду спать с дядей Гуцалом!» Много лет мы об этом вспоминали…

Да и Наташа не скоро забыла рассказы Петра Федоровича. Пойдя в первый класс, научившись складывать слова, вела с ним самостоятельную переписку, сообщая об успехах в школе и другие попутные новости: «Здравствуй, дядя Гуцал!. Пишет Вам Наталья Николаевна Денисова… А вчера мы дружно и весело ездили на дачу… Сажали картошку и собирали малину… А потом на папу напали какие-то большие мухи и он отбивался от них лопатой…»

Переделкинские мастера прозы, которым читал эти строки Гуцал, от души смеялись, оценив непосредственность Наташи, её слог, и то, как ребенок художественно и вольно сместил времена весны и осени…

Но вот мы в Тобольске. Гостиница «Сибирь». Подхожу к дежурному администратору и выясняю, что «местов нет» и для нас никто не заказывал. Что делать? Сую под нос тете-администратору свою «ксиву», говорю, мол, мы такие и сякие, что за беспорядок! Далее добавляю: «Со мной австралийский писатель. Вы что хотите международного скандалу?!»

К администратору, в её каморку, заходит дородная сибирячка. Разговор полушепотом. Улавливаю только одну фразу: «Может, к себе поселите?» Ага… Дородная сибирячка, окинув нас оценивающим взором, подходит к нам и говорит: «Идемте со мной!»

Минут пятнадцать пешего хода и мы в подъезде кирпичной пятиэтажки. Тетя открывает ключом дверь, и мы оказываемся в обширных апартаментах. Гостиница. Но без всяких там табличек-вывесок, без заполнения бумаг. «Здесь будете жить. Комнаты, кровати сами выберете. Вот вам вторые ключи!»

Гуцал успел тем временем растворить свой чемоданище, вынул из него яркий сингапурский сувенир – сумочку, осыпанную бисером, вручил в благодарность нашей, будто свалившейся с небес, хозяйке!

Тетенька ушла, и мы, изумленно переглянувшись, начали изучать апартаменты. Без особого блеска, но уютно и со вкусом. Четыре спальных комнаты. Одну, двухместную, заняли тут же. Две ванны, два туалета. Гуцал подчеркнул: «У каждого персональный гальюн!» Далее – кухня с холодильником, правда, пустым. Зал для отдыха с огромным телевизором, креслами, пальмами в кадушках, картины, два телефона – один с клавишами, другой скромный, без диска набора. Затем обнаружили банкетный зал с посудой и соответствующей мебелью. Пока я любовался хрустальными фужерами в шкафу, Гуцал совершил новое открытие. За очень скромной дверью обнаружил кладовку с двумя ящиками водки: «И это для нас? И тоже бесплатно?» – «Наверно!» – не очень уверенно пожал я плечами.

Вечером в банкетном зале мы устроили прием. Я обзвонил знакомых тобольских стихотворцев, пришли несколько, посидели, «побазарили» о разном, в заветной кладовке горячительного поубавили… И наша хозяйка на утро предъявила нам квитанцию о немедленной уплате за потребленное, да еще по ресторанной цене.

«Нет, дорогой Коля, при необходимости будем держать курс на соседний гастроном!» – подвел итог нашей благотворительности Гуцал.

Но сие тем не окончилось. Хозяйка обнаружила, что «кто-то садился на застеленную кровать второго секретаря обкома КПСС» и выписала квитанцию на четыре рубля с полтиной. Поскольку это была моя вина, уплатил персонально. «Не садись на кровати вторых секретарей, знай свой шесток!» – прокомментировал Гуцал.

Работали в Тобольске мы аж восемнадцать дней. Дела поначалу шли туговато, горком нам не помогал, действовали самостоятельно, ориентируясь на ранее заключенные с организациями и предприятиями договора. Встречали порой с начальной настороженностью, провожали с улыбками, благодарностями. Мы хорошо дополняли выступления друг друга. Гуцал блистал экзотическими заграничными встречами и историями, я читал лирику Особо очаровали женский коллектив швейной фабрики, где приступили к пошиву новых рубашек с символикой, посвященной недавнему совместному полету советско-американских космический кораблей «Союз» и «Аполлон». На другой день в наши апартаменты пришла красивая и модная девушка, вручила нам сувенирные конверты с рубашками, добавив с улыбкой, что мы первые в стране «обладатели новой продукции фабрики!»

На выступления за нами приезжали на разном транспорте бортовом и, видавшем виды, легковом. Но когда к подъезду нашей номенклатурной гостиницы подкатила машина с огромной ассенизаторской бочкой и закрепленной на бочке гофрированной трубой для отсасывания нечистот – другой колесной техники в строительной конторе, где ждали наше выступление, в нужный момент не погодилось, Гуцал наставительно сказал: «Надо встретиться с аппаратом горкома партии!»

Я принял эти слова к исполнению и через два дня нас ждало партийное руководство города. Гуцал пришел на эту ответственную встречу при полном морском параде – в адмиральской фуражке, при золоте галунов, нашивок, при колодочках орденов и медалей. После визита в кабинет Первого, перешли в актовый зал, полный руководящего народа. И Гуцал выдал «речь». Это были не просто живописные тропические истории, которые нравились «простым» слушателям, это был разговор хорошо подготовленного политкомиссара, ориентирующегося как во внутренней, так и международной политике. Конечно, Гуцал попутно блистал континентами и странами, где бывал, встречами с вождями африканских племен, с королями и шейхами, с европейскими генсеками и премьерами, а когда дело дошло до встречи с одним из президентов США, я по блеску глаз присутствующих горкомовцев понял, что график наших выступлений будет скорректирован и дополнен руководством. И в нашем распоряжении останутся не только бесплатные апартаменты, но и «Волга» Первого станет дежурить у подъезда!

Почти так и вышло.

Завершающие дни командировки мы несколько дней подряд были задействованы у рыбаков. Пригородный поселок Сузгун. Рыбозавод на берегу Иртыша… Да, братцы, это был мой рыбозавод! Здесь, после окончания средней школы, опоздав с поступлением в Тобольскую мореходку, я семнадцатилетним разгружал транспортные суда, ступая по шаткому трапу с семидесятикилограммовыми ящиками рыбы на спине. Далее – забрасывал стрежевые невода на рыбозаводских иртышских песках, а в зимние месяцы был в бригаде подледного озерного лова…

Хотелось кого-нибудь встретить – хотя б героев моей повести «Нефедовка», которая дозревала еще в рукописи. Никого не встретил! Только старую ворону, сумрачно торчащую на дощатом рыбозаводском заборе, а может быть, уже её воронью дочку?! Ведь сколько всего на свете прокатилось с той поры начала шестидесятых!

Руководство рыбозавода готовилось к предстоящему празднику – Дню рыбака, нам выделили крупное судно с белой рубкой надстройки, с двумя палубными грузовыми стрелами и послали на встречи в бригады и звенья, разбросанные по местам лова на песках Иртыша.