Читать интересную книгу Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828–1921 - Уильям Аллен

Красочный рассказ об этом вторжении достиг Сухума, и русский командующий генерал Кравченко потерял голову. Его паника еще более усилилась, когда 14 мая шесть турецких военных кораблей подошли к Сухуму и начали обстреливать порт и город. Вспыхнули пожары; ночью местные грабители принялись обчищать магазины и частные дома. В городе не было русских войск, поскольку накануне Кравченко отошел на оборонительные позиции в горах за Сухумом. 15 мая турецкая эскадра появилась у побережья южнее города, и генерал решил, что она угрожает путям отхода его войск. Поэтому он велел полностью эвакуировать войска Сухумского района и немедленно отходить в глубь территории.

Однако в Сухуме турки не высаживали регулярные части. Кравченко напугало появление шести турецких военных кораблей, а также высадка некоторого числа мухаджирлеров. Главные силы турок покинули Трапезунд только 18 мая, то есть через три дня после эвакуации Сухума, произведенной по приказу Кравченко. В оправдание этого генерала скажем, что, несмотря на опасения властей, побережье Черного моря оставалось странным образом очень слабо защищенным. На всем его протяжении от Новороссийска до Поти не имелось ни единой береговой батареи. Между Пицундой, Сухумом, Очемчири и горным районом Цебельда были разбросаны небольшие отряды, общим числом около 4 тыс. человек (включая 500 абхазских ополченцев, на которых положиться было нельзя). В Новороссийске, Сочи и Адлере располагались отряды общей численностью 4 тыс. человек; ими командовал полковник Шелковников[41], который, к счастью для русских, обладал более решительным характером, чем его начальник.

Отход Кравченко вскоре превратился в паническое бегство, в котором к его войскам присоединились служащие административных учреждений Сухума и персонал больницы, а также тысячи беженцев, включая русских, греков и болгар, живших во вновь созданных селениях на побережье. Огромный караван медленно двигался в сторону реки Кодор. Кравченко решил, что прибрежная дорога чересчур опасна, поскольку до него дошли слухи, что в Очемчири высадились турки. В нескольких милях от Сухума он повернул в глубь территории и двинулся по плохой дороге (теперь это современное шоссе), проходившей по ущелью, которое вело к среднему течению рек Кодор и Цебельда. 16 мая русские войска вместе с персоналом больницы, эвакуированным из Сухума, и примерно 2 тыс. беженцев были уже в безопасности, добравшись до станицы Ольгинской, хорошо защищенной самой природой. Эта станица располагалась в 25 км от побережья. Турки так и не высадились в районе Сухума, и единственным реальным противником стали восставшие абхазы. Впрочем, их больше всего интересовали сухумские магазины, виллы и соседние христианские деревни, которые они и разграбили. Число абхазов не превышало 3 тыс.

Кравченко получил известие о том, что турки захватили Очемчири (впоследствии выяснилось, что оно было ложным) и готовятся занять Самурзакан (область, расположенную между Кодором и Ингуром). Генерал испугался, что его войска будут отрезаны от Кутаиси, и решил эвакуировать их из Абхазии и переправиться через Кодор. Он побоялся переходить реку по мосту в городе Ноа, поскольку считал, что тот расположен слишком близко от побережья, и стал искать место для переправы в диком Цебельдинском районе. 17 мая он перешел Кодор по примитивному мосту в Бугаде. Этот мост имел ширину всего лишь 90 см и был перекинут со скалы на скалу через ущелье шириной 18 м, по которому протекала эта река. Кравченко пришлось бросить весь свой обоз и припасы; множество лошадей утонуло в реке, но артиллеристы сумели спасти все четыре орудия. 29 мая его измученная и оголодавшая колонна стала лагерем южнее Кодора, неподалеку от подразделения генерала Алхазова, который пришел сюда из Кутаиси.

Когда весть об эвакуации Сухума дошла до Тифлиса, Алхазову было приказано идти форсированным маршем к Кодору, взяв с собой резервные войска, стоявшие в Кутаиси. Он имел около 3,5 тыс. человек и восемь орудий. Алхазов двигался не очень быстро и в селение Окум, расположенное в 65 км от Кодора, он прибыл только 27 мая. Войска Кравченко, деморализованные поведением своего командира, также вошли в селение, присоединившись к силам Алхазова.

А тем временем турки перенесли свои прибрежные операции дальше на север. 23 мая их броненосцы подвергли обстрелу Адлер и высадили около 1,5 тыс. мухаджирлеров. Полковник Шелковников перебросил из Адлера в Сочи батальон пластунов, сосредоточив здесь два других батальона и две сотни казаков. 2 июня турецкие броненосцы обстреляли Сочи, однако высадиться на берег им не удалось. Впрочем, смысла захватывать Сочи или Туапсе не было, поскольку в этих городах местного населения, способного оказать помощь захватчикам, не имелось. Тем не менее активные действия турецкого флота заставили русских постоянно распылять свои силы.

В Тифлисе приходившие с Черноморского побережья плохие новости оказали большое влияние на командование. Все войска стратегического резерва находились на западе, поэтому Дорис-Меликов и Тергукасов не имели возможности в критическую минуту оказать поддержку главному фронту. Все подкрепления уходили к генералу Оклобжио; по неизвестным причинам считалось, что успех в Батуме поможет улучшить ситуацию как в долине Риони, так и на побережье Черного моря. Оклобжио, чьи силы значительно возросли, получил приказ действовать решительнее. Две недели, с 13 по 27 мая, он усиленно укреплял свою позицию на Хуцубанских высотах и занимался подвозом припасов, необходимых для атаки на турецкие линии позади Кинтриши. Однако защитники Батума тоже не теряли времени даром. Из Трапезунда продолжали прибывать подкрепления. Новый командующий, Ибрагим Дервиш-паша Лофчали, который отличился в боях в Черногории под руководством Мухтара, теперь имел в своем распоряжении около 20 тыс. пехотинцев, из них половина относилась к регулярным войскам. Кроме того, у него было от 30 до 35 пушек, среди них – несколько дальнобойных и крупнокалиберных. Очень серьезный противник русских занимал хорошо подготовленные позиции на реках Кинтриши и Дева.

Хорошо продуманные Оклобжио действия, предпринятые 28 мая, привели к успеху. Генерал поставил задачу обезопасить левый фланг своих войск от нерегулярных войск противника, которые сосредоточились в большом количестве в верхнем течении реки Кинтриши. Он спланировал смелую операцию, в ходе которой русские должны были переправиться через Кинтриши и захватить Самебские высоты, располагавшиеся в треугольнике между этой рекой и ее левым притоком, рекой Кинташ, отрезав таким образом нерегулярные войска турок в районе верхней Кобулети от регулярной армии в нижнем течении Кинтриши. Внезапной атакой рано утром 28 мая русские без особых потерь овладели Самебскими высотами, однако цель вылазки не была достигнута, поскольку жители Кобулети ушли в горы. К ним на помощь пришли несколько сотен акаров, занявших очень хорошую позицию на горе Талаха. Эта позиция располагалась в тылу русского левого фланга, неподалеку от селения Зенит и истока реки Ачква. 2 и 3 июня за овладение Зенитом и соседним селом Ачквис-Тави[42] разгорелся жестокий бой, однако русским не удалось подняться на крутые скалистые склоны горы. Их левый фланг по-прежнему был открыт для атак нерегулярных войск турок, а безопасность позиции на Самебских высотах не обеспечивалась. Все понимали, что сражения не избежать, но к нему надо было хорошо подготовиться. Быстрого решения задач, которого требовала ставка в Тифлисе, достичь не удалось.

В результате турецкого вторжения в Абхазию война в бассейне Риони и на Черноморском побережье поглотила все резервы русского командования. В то же самое время, опасаясь возможного мятежа в Дагестане и Чечне, командование отказывалось снимать войска с Северного Кавказа и перебрасывать их на другие театры войны.

Несмотря на то что Шамиля захватили в плен в 1859 г., русское правительство еще целых 20 лет после этого держало в Чечне и Дагестане мощную армию. Здесь были расквартированы 20-я и 21-я дивизии, а в соседней области терских казаков стояла вновь созданная 38-я дивизия, готовая по первому же приказу усилить эти подразделения. Кроме того, в восточных районах Кавказа находилось большинство полков терского казачества. Примерно половина конных полков кубанских казаков и пеших батальонов охраняли Кубань. Эти войска не могли никуда двинуться из-за угрозы восстания горцев. Русское командование решило ослабить потенциально активные элементы на Кавказе, призвав молодых горцев на службу в полки нерегулярной конницы за пределами Дагестана. Эти юноши, как и мусульманские рекруты из Восточного Закавказья, оказались превосходными и надежными бойцами, когда их соединили с русскими подразделениями на турецком фронте.

Тем не менее преувеличенные слухи о победах турок на Западном Кавказе не оставили жителей Дагестана равнодушными. В течение предыдущих двух лет турецкие агенты вели очень активную работу в горах, но если Чечня была всегда готова к восстанию, то в Дагестане вожди племен выступали за союз с Россией, а большая часть населения совершенно равнодушно относилась к вопросу о том, кому подчиняться. В Чечне некий Хаси Али-бей провозгласил себя имамом, и дикие чеченцы бросились откапывать мушкеты, которые они зарыли в землю 20 лет назад. В аулах вспыхнул прежний фанатизм; произошло несколько стычек между горцами и русскими солдатами, в которых чеченцы сильно пострадали от огня новых русских ружей; потери противоположной стороны были невелики. В течение двух недель восстание подавили, но русский военный губернатор Владикавказа генерал Свистунов решил на этом не останавливаться. Он выслал в Ичкерию (сердце Чечни) небольшие колонны войск с требованием выдать Хаси Али, Султан Мурата и других мятежников. Приход карательных войск вызвал новые восстания, и беспорядки перекинулись на Дагестан. К 1 июня ситуация стала весьма серьезной, и доклады Свистунова вкупе с донесениями, приходившими с Черноморского побережья, вызвали в Тифлисе большую тревогу. Это помешало отправить новые подкрепления на главный фронт войны – на Балканы.