Что-то мешало ей додумать эту мысль до конца. Да, и не все зависело от ее решения. Пока было совсем непонятно, чем закончится эта война.
Полина уже заканчивала завтрак, когда Гертруда спросила:
— Ты там у себя, в России, что ела?
Полина молчала подняла перед собой остаток бутерброда и стакан с молоком, которые как раз держала в руках, кивнула на скорлупу от яйца, лежащую на столе.
Гертруда подняла брови:
— Каждый день?
Полина кивнула.
— А что ещё?
— Кашу, картошку, суп, щи, репу, огурцы, ягоды, яблоки, грибы, … — начала перечислять Полина, кое-что называя по-русски.
— А мясо ты ела?
— Ела, — однозначно ответила Полина.
Ей, по правде говоря, не так часто приходилось есть мясо в колхозной деревне, но, сообразив зачем Гертруда спрашивает, добавила:
— Я любила варёных кур и жареных уток, зайцев.
Гертруда удивилась. Гитлеровская пропаганда давно убедила ее, что русские живут впроголодь и не едят ничего кроме картошки и капусты. А она сейчас хотела предложить девушке более сытную жизнь в Германии, если добровольно согласится остаться здесь.
Никакой другой приманки для Полины она не приготовила и прямо спросила:
— Ты будешь ждать Нормана?
— А если он не вернётся? — в свою очередь спросила девушка.
— Он вернётся, — раздражённо, но твёрдо ответила Гертруда. — Он, наверно, в плену. Рано или поздно из плена возвращаются. И он отец твоего ребёнка.
Полина молчала. Она понимала, что ее отказ дожидаться возвращения Нормана ни к чему хорошему для неё не приведёт. Она снова вернулась к своим ночным мыслям о том, что Гертруда будет держать ее в заточении хотя бы до рождения ребёнка. А потом может и выгнать, но без ребёнка. Попробуй найти сочувствие в чужой, враждебной стране. Она сомневалась, что и свои станут на защиту женщины с ребёнком от своего врага.
Полина решила, что пугать Гертруду отказом пока не следует. До сих пор она ела и говорила, не глядя на Старуху. Теперь посмотрела ей прямо в глаза и сказала:
— Я бы хотела, чтобы он вернулся. Буду ждать.
Гертруда удовлетворённо кивнула головой:
— Хорошо, умная девочка. Когда все уляжется, ты вернёшься в свою комнату в доме. А пока там (она ткнула пальцем в потолок подвала) — война, опасно. А здесь я дам тебе работу, чтобы не скучала.
Она вытащила из-под холстины на лавке прялку.
— Умеешь пользоваться?
Полина кивнула.
Гертруда показала рукой на мешки с шерстью у вентиляционной трубы:
— Будешь брать шерсть оттуда, — сказала она и вышла.
Полина обрадовалась, получив право свободного доступа к вентиляционной трубе. В течение дня она несколько раз наведывалась туда, смазывая ржавые петли решётки кусками старого сала, обнаруженного ею в подвале. Ночью она осторожно, почти без скрипа, откинула решётку и заползла в шахту. Она была достаточно просторной, чтобы Полина смогла подняться по скобам, которые заканчивались под дверцей в стене шахты на высоте примерно трёх метров. И к неописуемой радости девушки эта дверца оказалась не заперта. Это был вход на чердак изнутри дома.
Девушка осторожно прошлась по чердачному пространству. Оно было засыпано опилками, которые приглушали шаги. В одном торце крыши она обнаружила прямоугольный люк из неплотно пригнанных друг к другу или рассохшихся под солнцем и ветром досок. Через щели между ними был виден двор перед домом хозяйки. Полина попробовала приоткрыть люк. Он оказался заперт снаружи.
Теперь Полине оставалось только ждать прихода советских солдат.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Ротный старшина Василий Степанович, пожилой усатый мужчина, выбрал для дислокации полевой кухни просторный двор усадьбы Гертруды фон Краузе. Отправив бойцов предварительно осмотреть все постройки вокруг, одному солдату приказал подняться на чердак хозяйского дома. Сама Гертруда стояла у крыльца, скрестив руки под грудью, с выражением лица, на котором попеременно отражались то недовольство, то презрение, то раздражение.
— Нет ли там кого-чего лишнего, — напутствовал старшина солдата, — и посмотри, где там наш флажок приспособить.
Боец поднялся по приставной лестнице к закрытому люку в торце крыши, вынул затычку из щеколды, открыл дверцу и, направив ствол автомата внутрь чердака, осторожно заглянул туда.
— Эй, — крикнул он громко, — есть кто? Выходь!
— Есть, дяденька, есть, — услышал он шёпот, который показался ему детским, — только я боюсь.
— Покажись! Ты кто? Русский? Сколько вас? — продолжал расспрашивать солдат. Оставаясь на лестнице и водя перед собой стволом автомата, он пристально вглядывался в полумрак чердака.
— Одна я, русская, — доносился плачущий голос откуда-то справа от люка. — Зберите меня с собой.
— Кажись, кто-то есть, — крикнул солдат вниз.
Во дворе все мгновенно привели оружие в боевое положение и настороженно посмотрели вверх, на крышу.
— Русская я, русская, заберите меня домой, — с плачем появилась Полина из-за широкой стропильной балки.
— Ещё кто есть?
— Нет никого, я одна, заберите меня, — повторяла девушка, не в силах сдержать рыдания.
— Ну, так вылезай, пошли домой, коль так хочешь. Видно, сильно соскучилась. Аж, на крышу забралась. Нас, наверно, высматривала? — весело говорил солдат, протягивая ей руку, и уже собираясь спускаться.
— Чего там у тебя? — крикнул старшина. — С кем ты там балакаешь?
— Дивчина здесь, русская.
— Так, пущай спускается, — крикнули снизу, — женихов тут хоть отбавляй.
— Давай, давай, — торопил солдат девушку, — здесь все свои.
Полина на коленях подползла к люку и выглянула во двор. И хотя слезы застилали ей глаза, она рассмотрела фигуру Гертруды у крыльца дома и инстинктивно отпрянула назад.
— Ты чего? — удивился солдат.
— Я боюсь, там хозяйка, — прорыдала Полина.
— Боится, — крикнул солдат вниз, — эту фрау боится.
— Не боись, дивчина, в обиду не дадим, — раздалось снизу сразу несколько голосов.
Как только белокурая голова Полины появилась наверху в люке чердака, Гертруда, которая до сих пор не могла понять интереса русских солдат к крыше ее дома, сообразила, в чем дело, и бросилась к подножию лестницы. Но старшина, который уже не спускал с неё глаз, решительно пересёк ей путь и поднял руку:
— Куды поспешаешь, мадам? Погодь!
Солдаты окружили спустившуюся девушку. Слезы непрерывно катились у неё из глаз, она не выпускала руку солдата, который помог ей сойти с лестницы. Подошёл старшина, обнял ее за плечи, она уткнулась ему в плечо и разрыдалась ещё сильнее. Кто-то из бойцов принёс от полевой кухни табурет. Солдаты, собравшиеся вокруг, стояли молча. Это была уже не первая русская женщина, которую им пришлось увидеть во дворах их немецких хозяев.
***
Гертруда никак не ожидала такого финала своего плана. Накануне она приказала замаскировать вход в цокольный этаж. А про выход на чердак через вентиляционную шахту она вообще не знала. Это был родительский дом ее покойного мужа, куда он привёл ее после