улыбчив, добр, вёл себя деликатно, рук не распускал, никак не демонстрировал своего арийского превосходства. Временами обращался с ней снисходительно-ласково, как старший брат с младшей сестрой. Ему удалось произвести на неё впечатление. Полина так давно не испытывала доброго внимания к себе, что поддалась обаянию Нормана. По каким-то интонациям в голосе, по мимике и жестам, по его готовности помочь ей в выполнении тяжёлых в физическом отношении обязанностей по хозяйству, в дому и на кухне, она стала догадываться, что есть и другие немцы.
Ее страх постепенно отступал, она понемногу раскрепощалась. Она уже не сутулилась, не прятала глаза при встрече с Норманом. Улыбка, прежде месяцами не посещавшая ее губы, вновь появилась на ее лице при их общении. Какое-то значение здесь имело и то, что Норман служил во Франции. Она знала об этом. То обстоятельство, что он никогда не был на Восточном фронте, не воевал с ее соотечественниками, приглушило неприязнь Полины к нему, как к представителю враждебного народа.
Но несколько дней отпуска солдата быстро истекли и вновь наступили безрадостные недели и месяцы неволи. Гертруда вновь вернула Полину на тяжёлые работы. Однако теперь ее жизнь немного скрашивалось воспоминаниями о времени общения с Норманом, о его человечном отношении к ней.
Гертруда внимательно наблюдала за развитием отношений сына с русской работницей. Она не посвящала сына в свои планы, не форсировала события, так как поняла, что они могут реализоваться сами собой. Да, и пока сын служил в уже побеждённой Франции, она не особенно беспокоилась за его жизнь.
Шёл ещё только 43 год. Полине не знала, что происходит на фронтах на самом деле, и в оценках происходящего руководствовалась личными впечатлениями и своими прошлыми наблюдениями. Она помнила свою сожженную деревню, своими глазами видела поспешное отступление Красной Армии из Смоленска, и ей нетрудно было сейчас поверить в то, что немцы уже взяли Москву, Сталинград, Ленинград, как утверждали все в усадьбе Гертруды. Ей казалось, что все кончено и ее место здесь навсегда.
Шло время и воспоминания Полины о Нормане стали тускнеть. Приезд его в конце 43-го на лечение после тяжелого ранения она восприняла почти равнодушно. Во время карательной операции против французских партизан Норман попал под плотный миномётный обстрел и выжил одним из немногих. После нескольких операций в госпитале его отправили домой для восстановления здоровья. Выздоровление шло медленно, затянулось почти на три месяца. Гертруда приставила Полину к постели больного в качестве сиделки и санитарки.
Между тем в конце 43-го уже заговорили о неизбежном открытии Второго (Западного) фронта во Франции. Англия и США занимались подготовкой к высадке на побережье Нормандии. Гертруду это сильно обеспокоило. Смертельные риски для ее сына возрастали. Она попыталась комиссовать Нормана по ранению. Но одновременно продолжала реализовывать свой план, связанный с рождением Полиной ребёнка от Нормана. Если сына не удастся комиссовать, то к моменту отъезда на фронт его сближение с Полиной должно привести к ожидаемому ею результату — зачатию ребёнка. И она всячески старалась этому содействовать, даже выделила Полине комнату в своём доме. И питались они теперь втроём за одним столом.
Постепенно поправляясь во многом стараниями Полины, Норман с увлечением занялся изучением русского языка, и, одновременно, обучением девушки немецкому. И она довольно скоро заговорила на нем и достаточно бегло. Параллельно он учил ее читать и писать. И первую фразу, которую он предложил ей скопировать печатными немецкими буквами, была: «их либе дих» — я тебя люблю.
Сближение между ними действительно произошло, причём, оно стало следствием искренних чувств с обеих сторон. В эти месяцы каждодневного общения Полина почти забыла, что она подневольная рабыня. Она была почти счастлива. Поэтому отъезд Нормана в свою часть она искренне и горько переживала. Матери не удалось комиссовать Нормана по ранению.
Первые сексуальные контакты влюблённых не дали результата. Понаблюдав несколько недель за Полиной на предмет беременности, разочарованная Гертруда вернула ее в общее помещение для работниц, и от работ по дому — снова к физическому труду на скотном дворе.
В последний приезд Нормана в декабре 44-го года он и Полина стараниями Гертруды сразу стали жить вместе, конечно, в тайне от других работников и соседей. Для Полины эти несколько дней пролетели незаметно. В день перед отъездом Норман был молчаливым и грустным. Он ехал на русский фронт, но Полине об этом по каким-то причинам говорить не стал.
Как только Гертруда заметила у Полины признаки беременности, а случилось это в феврале 45-го, она была просто счастлива. Ее план начал сбываться. Она освободила девушку от тяжёлых работ и вновь поселила ее в доме. Однако вскоре радость ее омрачилась печальным известием.
Однажды Полина застала Гертруду плачущей в столовой. Никогда прежде никто не видел и слезинки на глазах этой суровой фрау. Даже тогда, когда она провожала последнего сына на Русский фронт. Сейчас на столе перед ней лежал серый листок. Полина испугалась, она сразу догадалась — что-то случилась с Норманом. Может быть, это похоронка. Слезы сами собой покатились из ее глаз. Стиснув кулаки у груди, она смотрела на старуху в ожидании этих страшных слов. Но Гертруда выпрямилась и отрицательно покачала головой:
— Найн, — сказала она, — гот сай данк, вермисте.
Полина поняла: слава Богу, Норман не погиб, пропал без вести.
***
Между тем война уже шла на границах Германии. И скрыть это было невозможно. По дорогам потянулись длинные вереницы санитарных машин и просто грузовиков и конных телег с сотнями раненых и убитых.
Для Гертруды все это оказалось большой неожиданностью. Русские оказались на территории ее страны намного раньше, чем можно было ожидать. Ее вера в непобедимость Германии пошатнулась. Но она продолжала надеяться, что Полина успеет родить до окончания войны. Она была вынуждена считаться с мыслью, что рано или поздно русские появятся и в ее дворе и не сомневалась, что Полина уйдёт с ними. И тогда ее надежда на ребёнка — радость ее старости — окончательно рухнет. А ребёнок был ей тем более нужен, что она все слабее верила, что Норман просто пропал без вести. Она уже не исключала его гибели, наблюдая эти бесконечные потоки машин с ранеными и убитыми. Она сомневалась, что он выживет, даже если просто оказался в плену. Все немцы свято верили своей пропаганде, что русский плен в Сибири равносилен смерти.
Гертруда приказала приготовить ей машину и отправилась в ближайший от неё город в той стороне, откуда иногда стал доноситься тяжелый грохот, чтобы прояснить для себя обстановку. Но в