В общем, мое отношение ко всему этому было такое:
– если мы муж и жена, между нами должно это быть, но я не должна быть слишком доступной (поэтому я избегала этого под разными предлогами, неизобретательными предлогами, как в анекдоте, – устала, голова болит);
– странно, что в этом находят.
В той книге было еще написано: «Если от вас не исходят сексуальные вибрации, если вы неприступны и застенчивы, значит, вы плохая любовница, ваш секс будет не хорош с самого начала, и у вас нет перспективы». Приблизительно так.
Я не знаю, что такое «хорошая любовница», разве не все всегда одинаково?
Да, еще там было написано: «Если вас не удовлетворяет секс, попросите вашего партнера сделать для вас что-нибудь в постели. Например, скажите ему: „Дорогой, а можно еще что-нибудь оральное“ или „Дорогой, поиграй с моей грудью“». Как будто нормальный человек может это произнести!
Я вообще не могу сказать ничего, любой текст кажется мне ужасно пошлым.
А потом все стало нормально. Зачем я так долго старалась?.. Я вдруг сказала себе – просто соври. Я научилась притворяться, и все стало нормально.
Зина.Здравствуй, Ася!
Спустя несколько дней после того, как Ася попыталась не жить, девочки сдали экзамен по литературе, а Зина обещала вернуть розовый свет на Асино бледное личико… спустя несколько дней после всех этих событий Зина с Ильей сидели на скамейке в Екатерининском саду.
Зина сама позвонила Илье: «Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное… Хорошее или плохое? Нет, не скажу. Скажу, когда увидимся. Нет, по телефону не хочу».
– Что с Асей?! К телефону не зовут. Я пришел, в доме тихо, гостей нет. Мне сказали, она спит. Почему она днем спит? Заболела? Мне сказали «сильная простуда, нужно полежать в тепле» и даже не предложили подождать, пока она проснется… Что, что с Асей?.. – Илья нетерпеливо забрасывал Зину вопросами и вдруг словно споткнулся: – Вот черт… ладно, не говори, я уже сам все понял.
«Откуда он знает?» – удивилась Зина. Ася запретила рассказывать Илье об отравлении, ведь при слове «отравление» приходят на ум совершенно непоэтические ассоциации: «Что же, он поймет, что у меня были рвота и понос?!» Поэтому Асино отравление называлось для него «сильная простуда, нужно полежать в тепле». Историю с письмами Блока Ася тем более запретила рассказывать: «Что же, он поймет, что я балда, такая балда?!»
Илья привстал, с серьезным лицом поклонился Зине:
– Я предлагаю ей руку и сердце. Я против абортов. У нас будет девочка с Асиными кудрями, моими глазами и твоим носом. Наша девочка будет похожа на нас троих, потому что у нас все на троих.
Зина улыбнулась.
– У нас не будет одной девочки на троих. Ася не беременна, а простужена, – объяснила Зина. И быстро восхитилась собой, небрежно произнесшей взрослое слово «беременна», Асей, к которой можно отнести взрослое слово «беременна», и Ильей – какой он порядочный человек, ничуть не испугался, мгновенно принял решение и преподнес его так тонко – без пафоса, но всерьез.
– Ася не беременна, – повторила Зина. – У меня для тебя другая новость, не про Асю. Мама сказала, что я могу пригласить тебя в гости и познакомить с папой. Папа сказал: «Когда хотите, хоть сейчас»…
– Зина! Что ты сидишь?! – Илья вскочил. – Что ты сидишь, побежали!..
– «Хоть сейчас» означает на этой неделе, – пояснила Зина.
Илья опустился на скамейку, опять вскочил, сел, опять вскочил, снова сел.
– Простите меня, принцесса!.. Простите мое нетерпение, невоспитанность, незнание этикета.
– Не вздумай принести ему рукопись… – предупредила Зина.
– Я тебя опозорю! Приду с рукописью и буду смотреть умоляющими глазами, а когда он устало и небрежно кивнет – «положите на комод», подсуну ему под дверь записку: «Помогите мне напечататься, я такой талантливый»…
– Завтра вечером, в шесть. Не опаздывай, а то мама тебя к нему не пустит. Квартира 12, третий этаж.
Они шли по Невскому в сторону улицы Маяковского. Илья, не переставая, что-то рассказывал – что читал, о чем думал, о чем подумал только что…
– Зина, я вот что подумал: твой отец – представитель официальной литературы, «советский писатель», так? В Асином доме принято смеяться над всем «советским» – партбилет, горком, бубнеж Брежнева, так? Но твоего отца и тебя там все равно воспринимают важными. Твой личный статус очень высокий: ты – его дочь. Если находится человек совсем не от мира сего и спрашивает: «А кто это?», ему отвечают: «Ты что, с дуба рухнул?!»…Это странность советской жизни – критически относиться к деятельности, но почтительно к статусу.
– Критически относиться к моему папе? – холодно переспросила Зина. – Мой папа – это величина! Я горжусь, что я его дочь.
– Какая ты самолюбивая, Зина… – сказал Илья. – Я так счастлив, что меня допустили к твоему папе, так возбужден, что из последних сил пытаюсь разговаривать с тобой на общие темы!.. Я имел в виду… как в американской литературе: основатель рода, миллионер в прошлом всегда оказывается пиратом, конокрадом, разорителем вдов и сирот. Мы не одобряем способов, которыми миллионер заработал свои деньги, но очень почтительно относимся к его богатству…Ну что ты обижаешься?! Зина, ты вообще умная или просто любишь умничать? У тебя интеллект или видимость интеллекта?..
Зина остановилась. Стояла, смотрела на Илью, сузив глаза от злости.
– Ты не умная, ты любишь умничать, – вынес вердикт Илья, – ты любишь «умные разговоры», но когда касается тебя, начисто теряешь способность рассуждать… Конечно, твой папа – это не общие темы, не умные разговоры!.. Чувства юмора у тебя тоже нет. И правильно, – зачем тебе быть умной, зачем тебе чувство юмора, ты же советская принцесса, ты дочь…
– При чем здесь пират?! У моего папы нет никакого богатства, он не пират и не конокрад!.. – теряя соображение, закричала Зина и вдруг мгновенным кошачьим движением вцепилась Илье в руку – расцарапала. И побежала вперед, не оглядываясь.
Илья постоял, потирая руку, посмотрел ей вслед, развернулся, перешел Невский и пошел к Асе. Илье с Зиной было в одну сторону, но он не хотел идти с ней по одной стороне Невского.
Пока.
Зина.Здравствуй, Ася!
А рукопись Илья принес! У него оттопыривался карман! Зина сразу же заметила – в кармане было что-то длинное, похожее на бутылку или на свернутую в трубочку рукопись. Ну, не могла же там быть бутылка, – значит, рукопись…
Илья был у Зининого дома – прямо напротив ее окон, у памятника Некрасову – без четверти шесть. Зина видела из окна, как Илья несколько раз обошел памятник Некрасову и направился к ее подъезду. Но звонок в дверь раздался ровно в шесть.